I'm not bulletproof

      Юнги с размаха пинает песочный замок: высокая башенка разлетается на мелкие песчинки, чёрный шлёпок с ноги улетает на метр вперёд. Он вяло плетётся за ним, стелет на землю пакет, присаживаясь неподалёку. Щурится, хмуря брови: октябрьские лучи обманчиво яркие, а песок под ладонями холодный, чуть влажный. Юнги лепит из него шарик и кидает в пробегающую мимо собачку, не попадая, конечно. Маленький мопс останавливается, издаёт испуганный писк, принюхивается к несъедобному кусочку и внимательно смотрит на Юнги, как будто с укором. Мин прикрывает глаза, массируя пальцами веки, вдыхая запах моря. Шум волн успокаивает, тишина пустынного пляжа греет душу.       — О нет, Дракон! Как ты мог разрушить мой замок! — доносится до Юнги. Он недовольно приоткрывает один глаз. Парень, одетый в майку и шорты, падает на колени перед разрушенным замком, повержено опускает голову, собирая в кучу песок.       Щенок, видя опечаленного хозяина, начинает скулить и тереться о его руку, взволнованно тычась носом, не понимая причины. Юнги не любит мопсов так же, как и людей, поэтому ему совсем не стыдно.       — Поверил! — парень поднимает голову, подхватывая пёсика на руки, щекочет ему пузико и заливисто смеётся. Щенок виляет хвостом и радостно повизгивает. — Ты прав, замок был мелковат, построим круче!       Юнги наблюдает, как парень возится в песке, не боясь испачкаться, с каким блеском в глазах лепит башенки и мосты-переходы, как ласково поглаживает испачканной ладонью щенка, что забавно отряхивается, и невольно улыбается. Он впервые видит взрослого, настолько увлечённого такой ерундой, и в глубине души немного завидует – его внутренний ребёнок умер лет в четырнадцать.       Юнги снова прикрывает глаза в надежде насладиться убаюкивающим шумом волн, но через несколько минут к строителю замка присоединяется другой парень. Юнги невольно вслушивается в их разговор и с интересом переводит взгляд на парочку. Они машут ему ладонями в знак приветствия и продолжают сооружать защитную стену, шутя и заливисто смеясь. Юнги залипает, разглядывая незнакомцев, ласково зовущих друг друга «ТэТэ» и «Джини», он слегка морщится от таких нежностей, но краснеет, ощущая себя подсматривающим за чем-то личным. В движениях парней, в их лёгких прикосновениях к плечу, касаниях по локтю и коленям нет скрытого смысла, но Юнги видит в этом что-то интимное. Когда они смотрят друг другу в глаза, забота и ласка плещутся в них, как синее море напротив.       Юнги думает, что они соулмейты, но чуть позже замечает на телах шрамы: толстые белые борозды тянутся от кистей рук к плечам, переходя на ключицы, шею и спину. Он пристально всматривается в лица парней: правильные, плавные черты, большие глаза и пухлые губы — они прекрасны и могли бы работать моделями, но у старшего шрам рассекает бровь, у младшего — губу. Кажется, парни не замечают пристального взгляда или уже настолько привыкли, что не реагируют, увлечённо копошатся в песке, перешёптываясь. Сокджин тянется к палке, валяющейся за Тэхёном, и несколько раз чмокает его в плечо, Тэхён шутливо отмахивается, несильно пиная локтем в бок, а когда Джин отвлекается, чмокает в щёку. Они щекочут друг друга, падая на песок, щенок бегает вокруг, громко лая, присоединяясь к их смеху. Тэхён оказывается в крепких объятиях старшего, Сокджин проводит пальцами по его лицу и мягко целует в шрам. Соприкасаясь губами, они прикрывают глаза, на несколько секунд замирая вместе с природой, кажется, что даже волны перестают биться о берег, затаив дыхание от воцарившейся нежности. Сокджин проводит носом по загорелой щеке Тэхёна, младший опускает голову, зарываясь лицом в его грудь. Они крепко держат друг друга, едва дыша, пока Дракон не запрыгивает им на ноги, нарушая момент озорным лаем — он тоже хочет внимания — и получает его сполна, затисканный с обеих сторон.       Юнги передёргивает от ужаса: эти двое осознанно предпочли красоте близость! В их мире, где поцелуй с человеком, не являющимся твоим соулмейтом, приводит к появлению белых шрамов на теле, не проходящих со временем, кричаще-ярких на фоне карамельной кожи, люди стали ожесточёнными и озлобленными, предпочтя внешнюю красоту прикосновениям. В мире царит тактильный голод, человечество возвело в абсолют гладкую кожу, смотря как на изгоев на тех, кто выбрал прикосновения губ к любимому, пусть даже не предназначенному свыше. Юнги зол на глупое устройство мира: каков шанс встретить своего соулмейта хотя бы до пенсии? При встрече не загорается лампочка над головой, не проявляются метки, никаких опознавательных знаков. А если целоваться со всеми подряд, то живого места на теле не останется. Люди натянули на лица маски, что скрывают их фальшивые улыбки и злой оскал, утверждая, что спокойно проживут без такой мелочи. Действительно, что в этом такого? Юнги как-то целовался ради интереса с парнем из колледжа, было приятно, голова чуть кружилась, по телу разливалось тепло, но спустя час на его запястье появился небольшой уродливый шрам, что причинял дискомфорт ещё несколько дней. Тогда, вооружившись маской, он решил, что ни один парень, ни дрожащие колени не стоят боли и косых взглядов общества.       Юнги хочет закрыть глаза, но не может оторвать взгляда. За исключением шрама на запястье его кожа чиста, но рукава толстовки по привычке натянуты до костяшек, спортивные штаны прикрывают щиколотки. Он недоволен своей внешностью, а двое напротив совсем не стесняются уродливых шрамов. Неужели это действительно того стоит? Они ведь не родственные души...       Сокджин тянется к рюкзаку, доставая две банки пива и контейнер с бутербродами. Поднимаясь с места, он протягивает одну банку и сандвич Юнги, тот мнётся, но Сокджин не принимает отказа. Тэхён за его спиной по-доброму улыбается и желает приятного аппетита, высыпая на салфетку горстку корма для Дракона. Они едят молча, любуясь линией горизонта, что из ярко-оранжевого постепенно окрашивается в тёмно-фиолетовый. Солнце практически скрылось, давая волю морскому ветру, он треплет волосы, и гонит к берегу пену. Сокджин снимает с себя безразмерный свитер, укрывая спину Тэхёна, тот жмётся ближе, чтобы старшему досталось немного тепла от ткани, и опускает голову на широкое плечо. Они потягивают холодное пиво из одной банки, но тут же согреваются в объятиях друг друга, Сокджин медленно гладит Тэхёна по волосам, чуть массируя кожу, младший трётся носом о его шею. Щенок притих, свернувшись у Тэхёна под боком.       У Юнги сжимается сердце, глядя на эту картину. Он видит любовь, которую сам никогда не испытывал, она буквально искрится в воздухе, связывая влюблённых неразрывными нитями. Глубоко внутри Юнги отчаянно хочет подобного: искренности и взаимопонимания с родным человеком. Но он только ёжится от прохлады, вставая, и собирает мусор в пакет. Благодарит ребят, не зная, как попрощаться, те протягивают руки, Юнги пожимает тёплые ладони своей вечно холодной и разворачивается, понимая, что возможно, она всю жизнь такой и останется. Поднявшись к дороге, он чувствует жжение в пальцах, ладонь чуть покраснела. Юнги изумлённо оборачивается на пляж, едва различая вдалеке две склонившиеся друг к другу макушки. Он горько улыбается, ещё раз смотря на быстро исчезающее пятнышко на ладони, искренне желает им счастья, и удаляется к припаркованной на стоянке машине.

***

      — Хён, — смеётся Хосок, едва успевая за Юнги, — куда мы так торопимся?       Юнги крепко держит его руку и тянет за собой.       — Сейчас увидишь, — заговорщически выгибает бровь, выводя их на пляж, что раскинулся широкой полосой вдоль моря. На нём ни единой души.       Они на ходу стягивают с себя кеды, те разлетаются в разные стороны, и продолжают бежать вниз, разрывая холодный песок тёплыми ступнями. Хосок не может устоять, тянется к кромке воды и мочит ноги, визжит от холода, и брызгается в Юнги. Тот утягивает парня на сушу, где-то на середине золотого покрывала они останавливаются, Юнги обнимает Хосока со спины, разворачивая к морю, и шепчет на ухо «смотри». Хосок издаёт восторженное «вау» и как зачарованный смотрит на меняющий цвет горизонт. Он крепко сжимает ладони Юнги, покоящиеся на своём животе, а после, когда последние лучи солнца тонут в тёмной пучине, подносит к губам, согревая дыханием, целует каждый пальчик, каждую едва заметную белую царапинку на бледной коже. Ладони Юнги чуть тёплые, а кажется, что горят под мягкими губами Хосока. Уже два года, как они больше не льдинки, два года, как в душе у Юнги весна, а в сердце любовь, бескрайняя и глубокая, как раскинувшееся у их ног море.       Хосок оборачивается в крепких объятиях, сияет, затмевая тысячу лун, согревая Юнги самой нежной улыбкой на свете, блеском самых прекрасных, влюблённых глаз. Старший щурится, хоть не боится ослепнуть, и тянется ближе, взмах ресниц как секундная вспышка, запомнить, запечатлеть в сознании каждый кадр, каждую чёрточку и движение Хосока. Он водит ладонями по хрупкой спине, чувствуя, как в его волосы зарываются тонкие пальцы, трётся носом, вдыхая родной запах, и прикасается своими губами. Юнги уже не помнит, как жил без Хосока. Он не может перестать тянуться к нему, не может не касаться, не целовать. Хосока хочется не выпускать из рук, прижимая к сердцу такого хрупкого, укрывая и защищая от всего мира, и не отрываясь целовать-целовать-целовать. Юнги начинает с маленькой родинки на верхней губе, Хосок улыбается в мягкий поцелуй, сильнее хватаясь за плечи любимого. Мин выдыхает протяжное «Сока», углубляя поцелуй, чуть покусывая губу Хосока, утягивая его на песок. Тот что-то бормочет про испачканные чёрные штаны, но какое Юнги дело до такой мелочи? А по телу разливается большее тепло от осознания, что Хосок заботится о нём даже в такой момент. То, что сейчас ощущает Юнги и на одну сотую процента не сравнится с тем, что он когда-то испытывал с парнем из колледжа. Юнги может неотрывно любоваться Хосоком, просто смотреть, неосознанно улыбаясь, как младший занимается своими делами, как оставляет заметки в тетрадке, как крутится на стуле и, заметив на себе пристальный взгляд, вытянуть руки, — Юнги поймает ладони и притянет со стулом к себе, утыкаясь лицом в грудную клетку, слушая биение своего сердца. Он живёт и дышит Хосоком, абсолютно не заботясь о том, что скажут люди глядя на какие-то шрамы.       Прощаясь два года назад, Сокджин шепнул ему: «это не больно». Теперь Юнги знает — это прекрасно.