Труба. Горы

А’Эльо поглубже натянул капюшон, поправил лямки рюкзака и проверил сумку, не открылась ли. Идти предстояло через перевал в соседнюю долину, а это три дня пути, и две ночевки, хотелось надеяться все же под крышей. Прошлый раз разыгралась метель, чудом удалось найти пещеру и развести костер, чтобы согреть себя и Шурша, как называл А’Эльо своего симбионта. Сейчас тот тихо спал, обвив его за талию и сцепив все четыре отростка на спине. Обычно Духам дома имен не давали, но А’Эльо казалось это несправедливо. Потому что… Просто потому что. Он не мог обосновать. Упрямые волосы опять торчали во все стороны, выбиваясь из-под капюшона черными иглами. Он механически заправил их за уши и пошел быстрее, придерживая сползающую сумку. Его работа была не то чтобы очень сложная, но весьма ответственная. Раз в месяц жители поселка собирали две споровые капсулы, которые вырастали под потолком темной комнаты дома и отдавали Почтальону, который шел через перевал в другие поселки и обменивал их на споровые капсулы тех мест, чтобы их можно было попробовать посеять на выступающих на поверхность корневищах старых домов. Если соблюсти все условия, то можно получить один, а то и два новых дома в плюс к имеющимся. Росли они плохо, иногда засыхали прежде, чем там мог поселиться симбионт, а потом и жилец. Поэтому жили всегда тесно, но дружно и весело. Симбионты рождались в пещерах, где горячие источники выходят на поверхность. Юношей в день совершеннолетия отводили туда, чтобы они могли слиться с грибницей и получить своего личного Духа дома. Так А’Эльо и обзавелся Шуршом, маленьким зеленым комком с четырьмя щупальцами. Щеки полыхнули румянцем от одного воспоминания о той ночи. Он родился в один день с Ар’Эльо и Уш’Эльо, в пещеру соплеменники проводили всех троих, раздели у входа и втолкнули в сгустившуюся темноту. Уш сел на корточки и тихо заплакал, Ар выругался и пошлепал вперед, споткнулся, плюхнулся в купель источника, вынырнул отплевываясь и ругаясь все более грязно. Внезапно придушенно засипел, бешено колотя руками и ногами по воде, и затих. — Его утопили? — шепотом спросил Уш. — Не должны бы, — дернул плечом А’Эльо. — Взрослые никогда не рассказывали, чтобы тут кто-то погиб. — А может они скрывают. — Надо идти, — напряженно прислушиваясь, сделал шаг вперед А’Эльо. — Я посижу здесь. Ты иди. — Как знаешь. Все-таки это было испытание и его надо выдержать с честью. А’Эльо постарался, как можно точнее вспомнить, где расположены бассейны с теплой водой и представить, что его ждет. Юноши, прошедшие испытание, не спешили делиться секретом с младшими, а только переглядывались и хихикали, поглаживая через одежду греющегося на теле симбионта. Мелкие камни кололи ступни, сернистый запах неприятно оседал в горле. Аккуратно пощупал ногой перед собой, нашел край бассейна, медленно опустился в воду. Кромешная тьма делала движения нереальными, перемещения в пространстве не ощущалось. Холодная тьма сменилась тьмой теплой. Сел на каменный уступ, опускаясь в воду по самый подбородок, обхватил себя руками. Чего он ждет? Кто придет? От первого прикосновения чуть не выскочил на берег, напряженное тело действовало само, спасаясь. Тонкий щуп обвил щиколотку и потянул в воду. Едва пересилив желание вырваться и убежать с позорным визгом, вновь зашел в воду и сразу попал в клубок извивающихся плетей. Они терлись друг о друга и перекатывались с тихим плеском, не пытаясь взаимодействовать с пришедшим, просто двигались без остановки, касаясь кожи сразу в сотне мест и тут же прерывая контакт. А’Эльо опустил руку глубже в воду и позволил плетям скользить под пальцами, обвивать запястья, а потом и всю руку до самого плеча и тут же падать на дно тугими спиралями, уступая место другим. Он откинул голову на каменный бортик и расслабился, позволяя оплетать своё тело. Тупые, скользкие даже под водой, кончики, щекотали в подмышках, протискивались между ног, потирались о член, постепенно распаляя. А’Эльо закрыл глаза и раскинул ноги, подставляясь ласке. Где-то очень далеко протяжно и жутко закричал Ар, будто его рвали на части. А’Эльо распахнул глаза и вынырнул по пояс, но предсказуемо ничего не увидел. Плети не стали его держать или тянуть обратно, а спокойно дождались, пока он вновь опустится в воду, смирившись с неизбежным. Один из стеблей ткнулся в уголок рта и выпустил сладкую каплю. «Будто мед», — подумал А’Эльо и слизнул подношение. Кровь быстрее побежала по жилам, казалось, что вода вот-вот закипит, каждое прикосновение обжигало и распаляло. Он провел пальцами по члену и выгнулся, рвано выдыхая. Это было слишком. Плети, почувствовав, что он готов и не будет сопротивляться, решительно заскользили по коже, прижимаясь сильно и властно, заставляя стонать, и забывать, как дышать. Он дернулся и с головой ушел под воду, захлебнулся и тут же вылетел на поверхность, подхваченный плетьми. Больше они его не отпускали, ровными спиралями накрутившись над коленями и поперек груди, подвесили над теплым паром водоёма, продолжая дразнить и поглаживать. В первые мгновения А’Эльо испугался, лишившись привычной опоры, но скоро освоился с подвижным ложем. Тело горело все сильнее, заставляя искать разрядки. Он опять потянулся к члену, но плети его опередили, оплетая гениталии и пробираясь внутрь. Он все же сумел освободить одну руку и осторожно провел по головке, вокруг заткнувшего уретру уса. Легкое прикосновение отозвалось дрожью, и он кончил, сгибаясь пополам. Судорожные толчки заставляли ус подергиваться внутри, что провоцировало новый виток оргазма и так по кругу, пока яйца совершенно опустели, постепенно расслабляясь. А’Эльо не мог сказать сколько он висел на плетях безвольной тушкой, когда в губы опять ткнулся щуп. — Нет, я не могу больше, хватит, — прохрипел юноша сорванным горлом. Он даже не заметил, что кричал, однако, когда настойчивый отросток впрыснул в рот еще немного сока, глотать было больно. Вкус оказался не такой приторный, как первый раз, наоборот, освежал, и А’Эльо открыл рот, позволяя поить себя. Постепенно глотать стало легче, а потом и совсем не больно, горло онемело. Тогда один из отростков тонко вытянулся и нырнул в пищевод, наполняя желудок вязкой субстанцией. Что она именно такая А’Эльо выяснил, когда вытянул ус из горла и получил полный рот растительной каши. Хотел выплюнуть, но челюсть предусмотрительно зафиксировали. Пришлось глотать, преодолевая рвотные позывы. Наверняка плети хотели избавить его от неприятных ощущений, но он нарушил процесс и получил соответствующие последствия. — Хорошо, больше не буду ничего выдергивать, вынешь сам, — заверил хозяина плетей А’Эльо и тут же получил поглаживание между ягодиц и по внутренней поверхности бедер. Колени мягко потянули в стороны и вперед, открывая его для дальнейших действий. А’Эльо быстро сообразил, что его ждет и поджался, сопротивляясь вторжению. Он понимал, что проникновения не избежать и лучше бы расслабиться, но паника не поддавалась доводам разума. Вот отчего кричал Ар. Как ни странно, плети не настаивали, а принялись опять кормить и потираться сразу везде, пока он не потерялся в водовороте ощущений, а когда опомнился, анус горел, но не от того, что там что-то было, а от того, что ничего не было. Растительная химия работала четко. А’Эльо изогнулся и попытался втолкнуть в себя палец, чтобы заглушить жжение. Его руку оттолкнули, и скользкий отросток легко проник внутрь, сразу принимаясь двигаться и извиваться. Зуд только усилился, и юноша жалобно всхлипнул, вылавливая еще один щуп, чтобы засунуть его в себя и еще один… Скользкое трение приносило небольшое облегчение и горячим эхом прокатывалось по позвоночнику, ударяло в голову и расплескивалось в паху. Он обхватил все щупы разом, едва сомкнув на них пальцы, и задал единый ритм, от которого хотелось кричать не переставая: «Еще, еще, еще!» Сердце заходилось в груди, дышать получалось через раз, плети пульсировали, наполняя его своей кончей, которая через пару дней станет его личным… Оргазм, больше похожий на эпилептический припадок, а не на пик удовольствия, скрутил тело, заставляя потерять сознание. Очнулся в теплой воде, поддерживаемый парой щупов, которые тут же исчезли, как только у входа в пещеру послышались голоса. Там, в другой реальности, наступило утро, и родные пришли забрать своих сыновей. А’Эльо пошевелился, убеждаясь, что цел и тело слушается, провел пальцами по закупоренному растительной пробкой заду, прощупал живот, натыкаясь на небольшое уплотнение в боку. Симбионт начал развиваться. Все получилось. Через два дня он вернется сюда, и плети помогут выйти своему отпрыску наружу. Это он уже знал от других. А пока надо встать и идти домой. Тропинка круто уходила вверх и резко поворачивала за скалы. А’Эльо столько раз ходил этой дорогой, что ноги сами несли вперед, не утруждая голову контролем. Воспоминания о Первом разе так разогнали кровь, что она не нашла ничего лучше, как рвануть к члену. Симбионт тут же зашевелился, чувствуя близкую кормежку. Вообще-то он питался от земли, но и от спермы никогда не отказывался, высасывая её концом щупа. А’Эльо шел и вспоминал день «родов». Из поселка Ара несли связанным, он орал и вырывался. Его живот распух и шевелился, словно он проглотил спрута. Сам А’Эльо не чувствовал особых изменений. Живот остался маленьким, как и был, уплотнение опустилось вниз и больше не прощупывалось, пробка стала мягкой и приятно возбуждала, цепляя что-то внутри при ходьбе. Даже есть не хотелось все это время, только пить. А’Эльо было жаль Ара, он не любил боль. Ушу не повезло еще больше, его изгнали в горы, будто он умер. А’Эльо просил дать ему второй шанс, но старейшины были неумолимы. Не смог создать симбионта — считай, что умер. В этот раз к теплым источникам пришли днем, свет пробивался через отверстия в сводах огромной пещеры, отражался от окошек воды и рассеивался дрожащими бликами по стенам. Это было очень красиво. Если бы не крики Ара, было бы еще лучше. Проследив, куда понесли вопящего юношу, А’Эльо дал родителям знак, что все в порядке и пошел в противоположный угол. За каменным выступом открылся небольшой коридорчик, ведущий к еще одной купели. Тут запах серы чувствовался не так сильно, а в отверстия крыши свисали ползучие растения бледно-зелёным занавесом. Это место идеально подходило для предстоящего действа. А’Эльо разделся, сложил одежду на камне, и медленно зашел в воду, ёжась и покрываясь мурашками от температурного контраста. Дно купели было ровным, будто отполированным, но совершенно не скользким. А’Эльо нашел удобный выступ, улегся и расслабился. Если он прав, то все произойдет само собой. Он уже задремал, когда почувствовал легкое копошение внутри. Захотелось потужиться и вслед за растворяющейся в воде пробкой, выскочил маленький скользкий комок, размером с куриное яйцо. А’Эльо подхватил его, не давая уплывать, и палец обвили маленькие отростки. Они то вытягивались, слепо тыкаясь вокруг, то поджимались, превращаясь в зеленоватые шишечки. Существо оказалось милым и совершенно беззащитным. Его будущий помощник, защитник и кормилец свернулся в середине ладони, держась парой щупалец за средний палец, и затих. А’Эльо полюбовался на него немного и пошел одеваться, гадая, как же не потревожить малыша, натягивая одежду. Шуршик. Дома его ждал большой каменный горшок со специально приготовленной питательной землей, чтобы он рос большим и сильным. Тропинка вывела к ущелью с подвесным мостом. А’Эльо подергал за веревки, проверяя, не оборвется ли, осторожно поставил ногу на первую перекладину. Доски под ногами скрипели, глубоко внизу меж камней грохотала быстрая речка. Стараясь не смотреть вниз, сосредоточился на ногах. Шаг, шаг, а вот тут нужно перешагнуть, потому что доска совсем прогнила и треснула. Перейдя на другую сторону сел в тени деревьев, достал сверток с едой. Шуршик выполз из-под одежды, спустил два щупа до земли. — Проголодался, маленький, — погладил его по круглому тельцу юноша. — К вечеру доберемся до Уша, принесем ему сушеного мяса, заберем наконечники для стрел. Еще раз попробуем уговорить. А’Эльо не оставлял надежды уговорить Уша сходить в пещеру за симбионтом. Обратно в племя его могут и не принять, но появится шанс обзавестись домом. Когда Уша изгнали, он исчез среди ночи, никому ничего не сказав. А’Эльо нашел его в горах по едва заметным следам, снял со скалы, замерзшего и ослабевшего от голода, отвел в знакомую пещеру, помог обустроиться, научил, как защититься от хищников. Раньше Уш всегда сидел дома и плел корзинки. Не мужское это дело, зато корзинки выходили такие разные и необычные, просто загляденье. А’Эльо дожевал хлеб и полоску сушеного мяса, пощекотал Шурша, заставляя его оторваться от земли и вернуться под одежду, взвалил на плечи рюкзак, поправил сумку и крякнув, поднялся. Скорее бы добраться до пещеры и сбросить большую часть груза. Кажется, он перестарался с запасами. Чтобы отвлечься от режущих плечи лямок, принялся вспоминать первое «кормление». Для закрепления связи с симбионтом, надо подкармливать его спермой. Звучит легко, а на деле оказалась такая морока. Насидевшись в горшке с землей и замерзнув к ночи, Шурш активизировался и пошел искать своего носителя, ползая по стенам родительского дома. А’Эльо спал в комнате с мягким полом, раскинувшись у дальней стены, когда на лицо внезапно упала холодная, скользкая клякса. Он вскочил с диким криком, перепугав остальных домочадцев, и чуть не шмякнул агрессора об стену. Отец успел схватить его за руку. — Ты перед сном симбионта кормил? — Он был в горшке со свежей землей, — поглаживая согревающийся комочек двумя пальцами, сел спиной к стене юноша. — А твоё семя? — ткнул отец пальцем в вялый пенис. А’Эльо покраснел, отгораживаясь коленом. Конечно, он уже взрослый, но спокойно обсуждать такие личные темы даже с отцом было сложно. — Я думал… — Первое время его надо кормить каждый день. — А если я… не хочу? «Что ж так стыдно-то?!» — Ну, это дело поправимое, — улыбнулся отец, — особенно в твоём возрасте. Главное — начать. И он начал. Вялый орган не желал вставать, Шуршик ползал по телу уже не ледяным, но еще весьма прохладным слизнем, пытаясь засунуть щупальца во все попадающиеся отверстия, коими изобиловала голова. После проникновения в нос, А’Эльо громко чихнул, сбрасывая симбионта на живот. Тот от испуга стал еще более скользким и начал сползать на пол, цепляясь за волосы в паху. Все эти перемещения совершенно не давали сосредоточиться на возбуждении. Хотелось не кончить, а оттереться от слизи. А’Эльо с ужасом думал, а что делать, если у него так ничего и не получится? А если получится сегодня, надо же повторять то же самое завтра и послезавтра, насилуя самого себя. Это ужасно! На помощь неожиданно пришел Дом. Выпустив из стены щупы, он одним обвил полувставший член, другим подхватил симбионта и пристроил его сверху. Шуршик тут же немного сполз, размахивая щупальцами и стреляя вязкими каплями во все стороны. Несколько попало прямо на головку и А’Эльо понял, что природой все предусмотрено. Реагируя на растительную химию, член налился до багрового состояния за считанные секунды, симбионт запустил в уретру самый тонкий щупик, остальными обхватил ствол и принялся елозить вверх-вниз, проходясь по всем потенциально чувствительным местам. А’Эльо шумно выдохнул и добавил пальцы, Дом убрал все щупы, подождал немного и все-таки забрался одним в анус, безошибочно находя набухшую простату. А’Эльо со стоном сел на корточки, медленно меняя положение в пространстве, будто находился под водой, завел руку назад, лаская собственную задницу, пока щуп вбивался в дырку, постепенно набирая объём. Раньше дом себе такого не позволял, считая его маленьким. Это оказалось прекрасно, до искр под веками. Прогнувшись в пояснице, он плюхнулся на колени и руки, и принялся насаживаться, дыша широко открытым ртом, чтобы не орать. Оргазм не заставил себя долго ждать, перехватывая дыхание. Покачнувшись, упал на бок и затих. Шуршик интенсивно пульсировал, всасывая заработанную добычу. Солнце клонилось к закату, лес поредел, стали чаще попадаться закрученные, корявые деревья. Чем выше в горы, тем злее ветер. А’Эльо затянул завязки капюшона насколько мог, наклонился пониже и упрямо пошел вперед. К пещере вышел в сумерках, перевалив на другую сторону горы. У входа приветливо горел костер, на вертеле жарилось мясо, не кабан, но на двоих хватит. Уш выбежал навстречу, хотел забрать рюкзак, А’Эльо коротко поцеловал его в губы и пошел дальше. Что затевать возню ради ста метров, когда столько километров за спиной. — Как ты? — Зайцев наловил силками, семь штук! — Силен. Разделал? — В снег закопал. — А шкурки? — Вон, натянул, как ты учил. Научи меня сапоги шить. — Чего там уметь, крои, да шей, — усмехнулся А’Эльо. — Угу, конечно, — хмыкнул Уш. Оба замолчали, вспоминая первые «сапоги», переглянулись и разом рассмеялись. Так и дошли до входа, то притихая, то опять хохоча до слез. А’Эльо скинул рюкзак к стене, осторожно пристроил сумку на каменный выступ и сграбастал Уша в объятья, заставляя зарыться лицом в промерзший мех. — Я скучал, — шепнул он в грудь и медленно поднял голову, заставляя А’Эльо перестать дышать, утопая в пронзительно голубых глазах. — Я тоже скучал, — склоняясь к обветренным губам, шепнул А’Эльо. Они общались еще живя в одном племени, не больше и не меньше, чем с другими юношами и девушками, возможно, даже меньше, потому что Уш часто предпочитал корзинки компании. В пещере инициации А’Эльо уговаривал его сколько мог, да и потом спорил со старейшинами до хрипоты, чуть самого не выгнали. Спасло, что другого Почтальона в племени нет, а отец уже не может обойти все поселки один, так много их раскидано по горам. Уш покинул поселок ночью, тайком, чтобы не слышать и не видеть бывших соплеменников, сердитого отца, рыдающую мать. Побросал вещи в одну из корзин, погладил Дом по стене и ушел. Все это А’Эльо узнал гораздо позже, когда нашел, отогрел собой, выпоил изо рта, когда Уш смог говорить, а потом и тихо смеяться, всем смертям назло. Теперь у А’Эльо была личная причина сбежать в горы. Светло-русая и голубоглазая. — Я смотрю, ты без дела не сидел, — А’Эльо уважительно окинул взглядом преобразившуюся пещеру. Два окна они пробили давно, натянули мутный бычий пузырь, теперь не нужно столько масла на светильники или сидеть в темноте. Уш сплел потолок в спальню, подпер столбами, выструганными из тонких ровных стволов. А такие еще пойди, найди, среди местных кривулин. Кровать застелил одеялом из заячьих шкурок, даже подушки, набитые ароматными травками, есть. — Ого, а это что? — удивился А’Эльо, разглядывая рисунки на стенах. — Мать иногда красила лозу для корзин в разные цвета, вот, я сделал краски, попробовал рисовать. Очень много уходит, долго получается. Зато я нашел камень, который легко оставляет белый след. Им можно быстро рисовать, только стирается легко. Смотри, это наш поселок, загоны для овец, огороды. Тут теплые источники, а это горы, наша пещера. — И мы с тобой, — закончил за него А’Эльо, прижимая к себе и целуя в макушку. — Тут неподалеку я видел корни Домов, выходящие на поверхность. Мы можем попробовать вырастить свои. Сходим тебе за Духом. Жить в Доме лучше, чем в холодной пещере. Уш вывернулся из объятий, отошел в сторону. — Я не буду об этом говорить. Если тебе неприятно, что у меня нет Духа, то просто уйди. Мне и тут хорошо и тепло. — Посмотри, какой ты мелкий и слабый, скоро прозрачным будешь. Дом нужен не просто так, он даёт силы. С этим Уш спорить не стал, он и так видел, насколько отстал от А’Эльо за время, что живет без Дома. А ведь они были одного роста и веса. — Другие тоже выросли? — Выросли. — Ну, и ладно. А что стало с Аром? Никогда не забуду, как он кричал. Они ни разу не говорили про Ара и его инициацию, обходя тяжелый вопрос стороной. — Он выносил большого симбионта. Очень большого. Сейчас ему гораздо лучше, он уже может сидеть и ходить. А’Эльо не стал уточнять, что каждый вечер поселок оглашают дикие крики, когда приходит время кормить Духа дома. Они так и не научились делать процесс обоюдно приятным. — А как поживает Шуршик? А’Эльо расстегнул малахай, развязал ворот рубахи, меж кожаных веревочек вытянулись два тонких щупа, обхватили юношу за шею и вытянули всю тушку. Два других щупа тут же полезли исследовать Уша. — А он подрос, — рассмеялся Уш, отбиваясь от всепроникающих щупов. Особенно Шурша заинтересовал рот, на котором чувствовался след носителя. Он вернулся к А’Эльо, обследовал его рот, потом опять к Ушу, запульсировал и выдал немного зеленого пюре. Уш вытаращил глаза и хотел плюнуть, А’Эльо быстро зажал ему рот ладонью. — Не смей. Раз Шурш решил, что важнее покормить тебя, значит, так тому и быть. Меня он тоже не обделит. Сейчас нальём ему водички, у меня есть питательная смесь, мы с отцом её целый год разрабатывали, теперь все приходят, покупают для своих симбионтов. Так, приговаривая, А’Эльо дождался, пока Уш проглотит подкормку, и подарил поощрительный поцелуй. Уш ответил, А’Эльо забрался руками под его одежду оглаживая стройное тело, Уш стянул с него рубаху… Очнулись на кровати. А’Эльо держал в руке букет из членов, Шуршик деловито лакомился двойной порцией смешавшейся спермы. А что, сортировать что ли где чья? — Кхм, кажется, с вечерней кормёжкой мы справились. А заяц там не погорел? — спросил А’Эльо у прибалдевшего Уша. — Лишь бы не стащили, — встрепенулся Уш, быстро натянул штаны и вылетел на улицу. Заяц был немного погрызен с одной стороны, но совсем унести ночные визитеры его не успели. — Горячий еще. — Если бы успел остыть, остались бы без ужина, — вгрызаясь в ароматное мясо, заметил А’Эльо. Утром Шурш опять поделил подкормку между обоими парнями. Уш вызвался проводить А’Эльо до ближайшего поселка, находящегося гораздо ниже по горе, где снег никогда не ложился надолго. Они шли и болтали о том, о сем, любовались открывающимися видами. — Что это поблескивает вон там, среди кустов? — указал в гущу переплетающихся веток Уш. — Похоже на Дом. Только он какой-то маленький и кривобокий. — Это, наверное, из диких. Ты раньше встречал дикие Дома? — Нет, только слышал рассказы старых охотников. Говорят, они более прочные и выносливые. Их же никто не охраняет от хищников, как мы свои. Только все это зря. Дикие дома сами выбирают хозяев, если не понравишься, могут и покалечить. Не похоже, чтобы кто-то там жил. Уш согласился, что выглядит он не очень приветливо. Решили не терять времени на проверку, пошагали дальше. Поселок был окружен высоким плетнем, дозорный узнал А’Эльо, кубарем скатился по ступеням, отрыл ворота. Тут же подтянулись жители, Уш выложил наконечники стрел и разные плетеные вещички для продажи, А’Эльо несли споры для обмена. Женщины принесли горячих пирогов и медового пива, что было очень кстати, солнце стояло ровно над головой, намекая, что пора пообедать. Они расположились прямо тут, в тени чьего-то дома, ели и смеялись, пытаясь не дать Шуршу залезть в кружки с пивом, передавая его друг другу. Шурш все же подловил момент и резко вытянув щуп хлебнул мутную жидкость, но она оказалась такой гадостной, что он несколько секунд отплевывался, а потом полез под одежду и затих. А’Эльо прервался на полуслове и откинулся на стену дома, глубоко дыша. — Тебе плохо? — Уш подался вперед и был пойман за руку. — Шурш решил перебить вкус пива семенем, — краснея все сильнее, выдохнул А’Эльо и погладил большим пальцем пальцы Уша. — Тебе больно? — Как тебе сказать… — он притянул его пальцы к губам, лизнул подушечки среднего и указательного. — Шурш знает, что делать. Стягивает с головки шкурку и выпускает особенную слизь, от которой кровь приливает очень быстро. Самый тонкий ус запускает внутрь и немножко им двигает, становясь все более скользким. От этого становится еще горячее и хочется ему помочь, сжать себя покрепче и быстро-быстро дрочить, ощущая, как он вытягивает еще одно щупальце, чтобы толкнуться снизу. Неудобно, надо сесть по другому, но мы на виду, придется тебе нас немного прикрыть. Теперь пришла очередь Уша краснеть. Его жутко заводит не столько то, что говорит А’Эльо, сколько КАК он это говорит: севшим от возбуждения голосом, глядя в глаза туманящимся взглядом и постоянно задевая губами пальцы, которые так и не убрал ото рта. Даже дыхание кажется горячим, что же творится внизу, даже подумать страшно. — Ты будешь передергивать у всех на виду? — Это сделает Шурш, ты только побудь рядом. — Я и не собирался уходить. Он чуть отстраняется, но пальцев не отнимает, позволяя их сосать и покусывать. А’Эльо садится на пятки, и задушено скулит, утыкаясь лбом в плечо друга. — Шурш хорошо изучил моё тело и любит подразнить. Если он не ускорится, то я просто лопну от возбуждения. Каждое слово давалось А’Эльо с трудом, он едва заметно раскачивался тазом вперед-назад, хоть это и совершенно не помогало, Шурш двигался издевательски медленно, поглаживая внутри с нарастающим давлением, и пульсируя на члене. А’Эльо всасывал пальцы Уша до упора, ласкал языком, мыча и постанывая. Дрожь А’Эльо передавалась Ушу и казалось, что у них общее тело, общие ощущения… и оргазм тоже общий. — Теперь я липкий, — вздохнул Уш, едва отдышался и привалился рядом к стене. — Это можно поправить, — криво усмехнулся и приподнял малахай, позволяя Шуршу перебраться к Ушу. — Этот прожора и тобой не брезгует. — Так же не должно быть, — втягивая живот, напрягся Уш, чувствуя движение щупалец на коже. — Ну, у нас с тобой тоже несколько необычные отношения, — улыбнулся А’Эльо, подставляя Шуршу рукав. — Какой он уже толстый, — наблюдая, как зеленый колобок вытягивается в зеленую змею, хихикнул Уш. — Скоро в рукав не будет пролезать. Щупальца резво вобрались под одежду, одно высунулось из ворота и метко плюнуло Ушу в лыбящийся рот. Уш судорожно сглотнул. — Ах, ты ж зараза! — полез холодными пальцами под мех, желая выудить наглеца. — Это тебе за «толстого», — ржал и уворачивался А’Эльо. — Так его, Шуршик, не давай себя в обиду. Они повозились еще немного, пока не привлекли внимание местной детворы, отдали кружки, распрощались и вышли за плетень. — Все, шагай домой. На обратном пути еще к тебе заскочу, — подтолкнул А’Эльо Уша в спину. — Через две ночи и три дня. — Хорошо, — кивнул Уш, не оборачиваясь. Он не любил прощаться. Разумеется А’Эльо вернулся через три дня и позволил себе еще неделю прожить в пещере, но сколько не оттягивай, а уйти пришлось. В горы постепенно пришла весна, поднимаясь от подножья к вершинам. Снег остался только на самых высоких пиках, тихие речки превратились в грохочущие потоки, подснежники раскрыли нежные бутоны, а в поселках счастливчики сеяли споры Домов, на оголившихся корнях. Семья А’Эльо могла бы позволить себе оставить несколько спор, а не участвовать в лотерее, но совесть не позволяла. У младшего Почтальона были припрятаны две споры их собственного дома, но сажать их в своём поселке не имело смысла, точно не прорастут, а хорошее новое место он еще не подобрал. Была пара долин на примете, уединенных и девственно плодородных, одна даже имела собственные горячие источники, только попасть туда было сложно, крутой склон зарос густым лесом, чередовавшимся с каменистыми оползнями и отвесными скалами. Дальняя сторона скрывалась за завесой тумана. Может там был более удобный путь, а может, и нет. Еще одним плюсом было то, что она всего в паре часов ходьбы от пещеры Уша. Они могут вместе спуститься и поискать выходящие на поверхность корни Домов. А’Эльо переживал, что из-за весенней воды уже три недели не ходил к Ушу. Как он там? Уже какой день Шурш тянет его в ту сторону, будто знает больше, чем все. Хотя, всем нет никакого дела до изгнанника, только однажды, воровато озираясь, подошла его мать и спросила живой ли. А’Эльо кивнул и больше они об этом не говорили. — Отец, я в горы! — сообщает А’Эльо издалека, чтобы не начали расспрашивать и отговаривать. — Пройду свой маршрут. — А споры? А’Эльо поднял над головой сумку. Споры он собрал еще вчера, заглянув в каждый дом. Талые воды сильно подпортили тропинку, ну что ж, протопчет заново. В рюкзаке краски и бумага для Уша, новая одежда, сколько можно чинить старую. Шурш тонко распластался поверх рюкзака, впитывает солнце, ярко зеленея. К вечеру они будут у Уша. Мост поломал все планы, потому что поломался сам. Большая часть поперечных досок вылетела или болталась, держась одним краем. Остались веревки, но выдержат они вес путника с рюкзаком или нет — не известно. Идти в обход, это почти двое суток в плюс. Решил не рисковать, спрятал рюкзак, завалив камнями потяжелее, сумку со спорами спрятал под одежду, чтоб не цеплялась, пустил Шурша вперед. Он легкий и может предупредить об опасности. Симбионт ловко перемещался по веревкам, держась двумя щупами за нижнюю, и двумя за верхнюю. Пятый отросток, который научился выпускать совсем недавно, показывал когда можно идти, а когда остановиться, опускаясь и поднимаясь. Они уже преодолели три четверти пути, до противоположной стороны оставалось метров пять, когда оборвалась нижняя веревка. Шурш удержал её ровно на те секунды, которые понадобились А’Эльо, чтобы отреагировать и вцепиться сильнее, закидывая одну ногу на оставшуюся веревку. Повисев немного, они двинулись вперед, и тут затрещало где-то за спиной. — Держись! — крикнул А’Эльо и попытался успеть развернуться ногами к склону, на который летел. Со всего размаха ударился боком, в груди хрустнуло, полыхнуло болью. Шурш молнией метнулся вверх, зацепился на опору моста, протянул щупальца, вцепляясь в волосы. Новая боль помогла очухаться, найти опору ногам и втянуть себя наверх. — Ты с меня чуть скальп не снял! — вяло возмутился А’Эльо и ощупал ребра. Вроде бы ничего страшного, но дышать больно. Шурш нырнул под одежду, тоже прощупал ребра и распластался на пострадавшем боку, выпуская слизь. Боль ушла почти сразу, дышать стало легче. — Ты ж мой хороший, — погладил его через одежду юноша и пошел дальше. Пещера встретила тишиной и запустением. Костер не разжигали несколько дней, деревянный щит, заменявший дверь, приоткрыт. Обычно, если хозяин дома, то дверь нараспашку, чтобы было светлее, а если ушел, то закрыта и привалена камнем, а тут ни туда, ни сюда. Осторожно шагнул внутрь, держа наготове нож, мало ли. Под ногами хрупнули черепки, присмотрелся — остатки ведра, в котором носили питьевую воду из ручья. А’Эльо напрягся еще сильнее, Шурш выставил из-под одежды два щупа, решая, что важнее — лечить носителя или отправиться на разведку. Кроме ведра никаких разрушений не было, только пыль, да паутина. — Шуршик, куда делся Уш? Ты его чувствуешь? Симбионт все же покинул носителя и быстро заскользил по стенам, обходя помещение по периметру, остановился над кроватью, нырнул вниз, к упавшему между стеной и кроватью одеялу, вытянул вверх щупы, покручивая кончиками в воздухе, что означало «нашел». А’Эльо потянул мех и вытащил сверток. Очень легкий сверток. Такого не должно быть… Уш выглядел как маленькая мумия. В росте не убавился, а вот мяса на нем совсем не осталось. Под прозрачной кожей просвечивали иссохшие мышцы. То, о чем говорили старейшины, свершилось. «Отлученный от Дома должен умереть!» Оказалось, что это не пустая угроза, чтобы обуздать молодых и отбить жажду странствий, а реальность. Не питаешься от Дома или симбионта — умрешь. А’Эльо прижал Уша к груди и громко всхлипнул, не сдерживая слез. Почему он не остался здесь? Шурш согласен кормить обоих, а там, глядишь, удалось бы уговорить на своего, Уш почти привык, к прикосновениям щупалец, позволял себя кормить и чистить. Да, у А’Эльо есть обязанности, от него зависят несколько поселков, но ведь можно было вернуться сразу, как только передал споры, пока не начал таять снег. Он завыл в голос, прижимая к себе холодное тело. Сколько прошло времени — неизвестно, А’Эльо уснул, продолжая обнимать Уша. Уснул с твердым решением не просыпаться, потому что не сможет вернуться, не сможет смотреть в глаза соплеменникам, обрекшим любимого на смерть. Сегодня, сейчас А’Эльо понял, насколько Уш был дорог, какой разноцветной и радостной делал жизнь. Его больше нет, значит, смысла жить тоже нет. Шурш думал совершенно по-другому. Поведение носителя казалось странным и совершенно неправильным. Вместо того чтобы напоить приёмыша, он издаёт резкие звуки и сам теряет влагу. Придется, как всегда, все делать самому. Как он жил раньше — не понятно, совершенно неприспособленный индивид. Первым делом пришлось сползать до ручья и напиться, как следует. Можно бы от земли, она растаяла, но из ручья быстрее. Обратно идти было неудобно, приходилось сильно вытягивать щупальца, чтобы нежное брюшко не терлось о камни. Какая-то пичуга пискнула про шарик на ходулях, ну и пусть, это для дела, а не для ерунды. Следующей трудностью оказалось — добраться до рта приёмыша. Носитель так сильно прижимал его к себе, что подлезть совершенно невозможно. Он же так его добьёт! Пришлось потратить время на специальную слизь и прыснуть немного в рот, он привык кормиться и не сопротивлялся, а может крепко спал. Когда слизь подействовала, он уснул еще крепче и отпустил приёмыша. Теперь можно заняться восстановлением. Уууу, как все запущено. А’Эльо проснулся, потому что солнце било в глаза, объявляя начало нового дня. Попробовал пошевелиться, руки и ноги протестующе заболели, ребра так вообще заявили, что у них травма и лучше полежать неподвижно, дней пять — шесть. Мочевой пузырь намекал, что столько не выдержит, максимум минут пять. Пришлось все же встать, и тут на глаза попался Уш. Он лежал на спине, на груди пристроился Шурш и один его щуп уходил прямо в горло и слабо пульсировал. Кормежка. Доверяя симбионту, который вряд ли бы стал кормить труп, А’Эльо попытался нащупать пульс на руке Уша, и через несколько минут суетливого тыканья пальцами не туда, все же почувствовал легкое биение. Уш был жив. Забыв про собственную боль, А’Эльо побежал за водой для Шурша и припрятанной земляной смесью, в которую тот опустил свободные щупальца и тоже запульсировал, пополняя запас питательных веществ. В снегу нашлась тушка зайца. Не зря они столько таскали снег в каменную дыру. Костер никак не хотел разгораться, вода разливалась, нож выскальзывал из рук. Жив! Жив! Надо сварить бульон, он питательный, и выварить мясо посильнее, чтобы таяло во рту. Или он может кормиться только через симбионта? Тогда… Мысли бешено крутились в голове, не давая остановиться рукам и ногам. Вернулся в пещеру, Шурш вырастил пятый щуп и указал на одеяло. Укрыть, их надо укрыть. Конечно, тут же холодно! — Я разожгу костер прямо тут, — решил А’Эльо и хотел встать. Шурш поймал его за руку и потянул к себе «ляг». А’Эльо забрался под одеяло, осторожно обнял еще холодное, но, несомненно, живое тело и постарался расслабиться. Он привык доверять симбионту. Понадобилось три дня, прежде чем Уш смог открыть глаза, и еще неделя, чтобы сидел не заваливаясь. Как бы хорошо А’Эльо ни кормил Шурша, тому было сложно восстанавливать приёмыша, всё-таки не родной носитель, хотя и генетически приемлемый. — Завтра уходим в долину к источникам, — заявил как-то вечером А’Эльо. — Как ты себе это представляешь? — Уш сидел, откинувшись на стену, укутанный в одеяло по самые уши. Согреться все еще было проблемой. — Донесу, — А’Эльо похлопал себя по загривку. — И что мы будем там делать? — Отогревать тебя, разумеется. И Шуршика подпитаем, а то совсем исхудал. Уш пытался спорить, но был зацелован и уложен спать. Переход до теплых источников занял целый день, к ночи А’Эльо едва держался на ногах, но все равно соорудил шалаш и разложил костер. Уш тут же уснул, положив голову на рюкзак. Ему было очень тяжело, но он не жаловался, только ронял голову на плечо А’Эльо, вырубаясь. Его больше не напрягало, что Шурш почти не вынимает щупальце из угла его рта, по капельке выделяя подкормку. Опершись спиной о ствол дерева, которое стало основой шалаша, А’Эльо развязал тесемки штанов и выпростал вялый член. Ничего не хотелось, но Шуршу нужно питание. А’Эльо расслабленно приласкал себя, глядя на спящего Уша. Вспомнил, как целовал обветренные губы, вбивался в податливое нутро, вырывая стоны. Шуршик тенью метнулся к носителю, выделил немного секрета, и с профессионализмом маститого соблазнителя принялся за восставший член. А’Эльо зажмурился, отдаваясь механике процесса, ощущая только сжатие и трение, болезненно жгучее и рывком выворачивающее уставшее тело. — Хааахх. Шурш одобрительно запульсировал, насыщаясь. А’Эльо растекся по земле, будто из него вынули кости, и уснул, надеясь, что Шурш предупредит, если близко появятся хищники. Местные источники в основном находились на открытом пространстве, прикрываясь шапками пара, особенно прохладным утром. А’Эльо обошел их все, и нашел тот, где грибница выходила на поверхность в виде множества щупов и отростков. Они медленно перемещались в теплой воде, покрытые прозрачным гелем, не размывающимся в воде и руках. Шурш смело нырнул в воду и затерялся меж перевитых отростков, то там, то здесь мелькая зеленой спинкой или соединением белого и зеленого щупальца. Через полчаса вынырнул толстый и довольный, игриво пощекотал носителя тремя щупальцами, терпеливо дожидающегося, сидя на бортике. — Доволен? Вижу, доволен. И мне надо лезть? А эта тварь не заделает мне новых Шуршиков? Симбионт потянул сильнее, из воды вынырнул толстый отросток и, плавно покачиваясь, дотянулся до рта. Пюре оказалось чуть солоноватым и питательным, не таким, как на инициации. Крикнув: «Сейчас вернусь!» — А’Эльо побежал за Ушем. Даже совсем слабый Уш активно сопротивлялся, пока А’Эльо его раздевал и опускал в бассейн, пришлось быстро скидывать одежду и лезть следом. Шурш плескался рядом, ныряя и брызгаясь. Щупальца тут же полезли кормить, Уш отбиваться с визгом, А’Эльо — уговаривать, Шурш — скакать по их плечам и головам, что спокойствия не прибавляло. — Шуршик, прекрати брызгаться, лучше бы помог! — возмутился А’Эльо. Симбионт воспринял команду по своему, обвил Уша за шею, бесцеремонно засунул щупальце за щёку, а другим подсоединился к толстому щупу и принялся перекачивать кашу. Уш попытался плеваться, но Шуршик его немного придушил, так, для острастки, и парнишка принялся глотать то, что дают. А’Эльо не одобрял насилия, но уговоры не действовали, пришлось согласиться с методами симбионта. Вечером Уш согласился поесть сам, только в воду не полез, а лег головой на край бассейна и вытянул кормящий щуп, брезгливо придерживая его двумя пальцами и вытянутыми в трубочку губами. На следующий день А’Эльо обнаружил выступающий на поверхность кусок корня посреди заросшей мелкотравьем поляны. Корень был упругий и свежий, будто специально предназначенный для посадки спор. Вывалив все из рюкзака А’Эльо добрался до потайного кармашка со спорами. Сажали вместе, на расстоянии одного локтя друг от друга, в надежде, что хоть одна спора, да приживётся. Воду таскали из бассейна со щупами, надеясь, что теплая и пропитанная слизью, она поможет процессу роста. Понятно, что таскал только А’Эльо, а Уш сидел у бассейна и наполнял кожаное ведерко, черпая воду своей миской и лениво посасывая навязчиво вьющийся рядом щуп. Он уже свободно ходил, расставлял и проверял силки, вылавливая линяющих весенних зайцев, и страстно целовался. На остальное сил не оставалось, но А’Эльо и так было хорошо. На солнцепеке у горячих бассейнов хотелось сбросить надоевшую одежду и представить, что ты в своём Доме, мягком и надежном, который и накормит, и… Они раздевались и валялись на солнышке или купались, не обращая внимания на шевелящиеся в глубине щупы. Уш никогда бы не согласился на такое соседство, но в остальных бассейнах вода была обжигающе горяча, только тут температура была идеальной, будто плаваешь в парном молоке. Может поэтому щупы и облюбовали его. Первое время они лезли исследовать, Уш с визгом выскакивал, А’Эльо позволял себя трогать, сжимая в ответ скользкие кончики. Пару раз они выебали его быстро и задорно, позволяя кончить в воду и радостно гоняясь за распадающимися белесыми сгустками. Он бы не отказался развлечься еще, но вмешался Шурш, подрался с игривыми плетями, пообшибав им слизь с макушек и теперь трепетно следил, чтобы вся сперма доставалась ему. Оборачивался вокруг гениталий, изображая пояс целомудрия, стоило А’Эльо начать раздеваться у воды. К Ушу плети не приставали, только кормили и задевали ненароком, или специально, но не навязчиво. По какой причине это происходило А’Эльо решил не задумываться. Может Шурш чего нашептал, или по Ушу было очень уж заметно, что он не готов к брачным игрищам. Обе споры неожиданно проросли и поднялись куполами бок о бок, деформируясь на стыке. Шуршик заглянул в один Дом, в другой, прощупал стенки, а потом вдруг взял и пробил смежные, залепляя ранки пеной, которую сам и произвел. Теперь внутри домиков была дверь, соединявшая оба купола, и расти они стали ровнее. Видя, что Уш оправился, А’Эльо вспомнил о своих обязанностях и едва не бегом прошел маршрут, выменивая споры и рекомендуя поливать их теплой водой из ближайшего бассейна со щупами. Дома объяснился с отцом и собрал вещи. От обязанностей Почтальона не отказывался, но жить будет в своём Доме. Мать привела из сарая двух козлят, начинать новое хозяйство. Мост чинили всем поселком, получилось лучше прежнего, хоть и отняло много времени и сил. Пообещав пригласить на новоселье, как только вселятся в новые дома, А’Эльо отправился в свою долину, утягивая за веревку упирающихся козлят. Уш сидел у молодых домиков и плел что-то грандиозное, судя по количеству нарезанных хворостин. Увидел шагающего по подлеску А’Эльо, все бросил и помчался навстречу. Жаркое солнце выбелило и так светлые волосы, кожа покрылась ровным загаром, ходил он голышом, отмахиваясь от надоедливых кровососов. — Отлично выглядишь, — разрывая поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, заметил А’Эльо. — Даже немножко подрос, — потерся коленом в облегающих кожаных штанах меж чужими ногами. — Скажи еще — потолстел, — фыркнул Уш. — Чего нет, того нет, — рассмеялся А’Эльо, сжимая выпирающие через тонкую кожу ребра. Сколько бы плети не кормили его, взрослому организму требовался симбионт для правильного функционирования, а не замена. Над этим А’Эльо намеревался поработать в ближайшее время, но Ушу о коварных планах знать рано. — Принимай животин, — потянул А’Эльо за веревки, выволакивая из высокой травы козлят. — Ой какие! А я уже загон почти сделал. Тут неподалеку ходит стадо диких коз, хотел у них козлят отбить. — Можем и тех отбить. Много — не мало, подрастут — будет мясо. — Жалко. — Судьба у них такая — нас кормить. Загони их куда–нибудь, а то сейчас прибью, все руки оттянул тащить их. Не идут и все, засранцы. Уш выискал в траве какую-то особенную, с розовыми цветами, нарвал пучок и потряс перед козлятами. Те дернули носами и послушно потрусили следом за юношей к плетеной загородке. А’Эльо только рот открыл, как ловко Уш управился со скотиной. — Почему ты животных любишь, а симбионта не хочешь? — спросил А’Эльо, когда они уже улеглись спать, натрахавшись до дрожи. — Зачем он мне нужен, если можно тут жить и кормиться. Я отлично себя чувствую и не хочу отвлекаться от тебя на него. — Хочешь сказать, Шурш нам мешает? Уш покраснел и промолчал. Сегодня, когда А’Эльо не удержался и спустил в него, Шурш скользнул щупальцем внутрь, не дожидаясь, пока носитель вынет еще налитой член, растягивая и так разработанную дырку еще немного, протискиваясь и подрагивая, притираясь к чувствительному месту, которое член задевал недостаточно часто, чтобы вспышки удовольствия сливались в одну, заставляя насаживаться до упора и кричать, пока собственный член спускает в чужую ладонь. Это было охуительно, и Уш понимал, что без щупалец Шурша так не получилось бы. В глубине души он уже был готов смириться со щупами, но только знакомыми, которые точно не сделают больно. Крик Ара все еще звенел в ушах при одной мысли о материнских плетях. — Я не против Шурша, — наконец вынырнул из своих мыслей Уш и поцеловал любимого. — Подумай о Доме. Твой погибнет без Духа. — Будем жить в одном. — Тебе его не жаль? И с одним ничего не получится, у них стена общая, смерть одного прикончит другой. — Плохо. Очень-очень плохо. Не хочу лишаться Домов. — Симбионт. — Я боюсь! Ты это хотел услышать? — Уш выскользнул из-под одеяла, накинул малахай на голое тело и выскочил в ночь. — Шурш, присмотри за ним, — попросил А’Эльо и принялся натягивать штаны. Он всегда знал, что Уш боится и усиленно думал, как это обойти. Симбионт — не блажь, а необходимость, как он не хочет понять. Вопрос не затрагивали целую неделю. Установились жаркие дни, дома требовали полива, козлята запаса сена на зиму и хорошего сарая. Топоры от постоянного употребления тупились, и приходилось точить их каждый день, старательно водя по камню, кубарем прикаченному с осыпи. На двое суток уходили в сторону моря, чтобы накопать орешника и внезапно обнаруженных небольших фруктовых деревьев. С высоты рассматривали береговые поселения, казавшиеся совсем крохотными с такого расстояния. — Когда-нибудь сходим туда. Говорят, у тех домов Дух зарождается вместе с Домом, сеять их не надо, сами прорастают, и поливать тоже, — сам не веря в то, что говорит, передал байки А’Эльо. — И труба у каждого дома длинная и тонкая, приходится на четвереньках ползти. — Врут. — Я тоже думаю, врут, самому посмотреть бы. — Когда будет кому за козами присмотреть. И зайцами. — Ты опять наловил живых зайцев?! — Угу, в яме сидят. Прошлые-то за ночь лаз прогрызли. — Помню, — рассмеялся А’Эльо. Долина медленно, но верно приобретала жилой вид. Уш с яростью отбросил очередной пучок травы и с трудом разогнулся. Идея расчистить делянку под огород уже не казалась такой привлекательной. Трава так цепко держалась корнями за каменистую почву, что аж кровь брызгала из-под ногтей. — Я купаться! — крикнул в сторону орудующего топором А’Эльо и пошел к бассейну. Вода ярко блестела на солнце, мешая разглядеть где ползают щупы. Уш знал, что они перемещаются очень быстро и могут далеко высунуться за края, но предпочитал все-таки забираться с той стороны, где их не было на данный момент. Маленький самообман, но помыться-то хочется. Он раскинул руки, цепляясь за каменные выступы и укладываясь спиной в специально выдолбленное углубление. Теперь затылок удобно устроился на бортике, у подбородка плещется вода, а тело дрейфует на мелких волнах, постоянно поднимаемых щупами. Тепло, спокойно, глаза закрываются сами собой. А’Эльо подошел со стороны макушки, поставил руки по бокам от его головы, нагнулся и мягко поцеловал приоткрытые губы. Уш вяло ответил на поцелуй, не открывая глаз. — Я отдыхаю. — Хочу помочь тебе отдохнуть еще лучше, — зашел в воду А’Эльо и тут же нырнул, чтобы всосать полувставший член. Уш тихо ахнул и толкнулся вверх, но без опоры ничего не получилось, А’Эльо соскользнул и вынырнул, отплевываясь и улыбаясь во весь рот. — Ну, как? — Необычно, продолжай, — королевским жестом указал, где именно продолжать Уш, вернул руку на бортик и закрыл глаза. Когда к ласкам А’Эльо присоединились щупы, Уш пропустил. Он млел от необычного подводного минета, когда прохлада воды контрастирует с горячим ртом, то вбирающим до самого горла, то плотно обжимающим кольцом губ. А’Эльо встал между разведенных ног, подхватил Уша под попу и вытянул к самой поверхности воды. Теперь он мог всасывать его быстро и сильно, заставляя ахать и сжимать пальцы на камнях, чтобы не слететь в воду. Когда оставалось совсем чуть-чуть, буквально пара движений, в раскрытую языком уретру скользнул тонкий щуп. Гораздо тоньше, чем у Шурша, который нагло забирался на пару сантиметров в головку, чтобы не упустить ни капли. Сейчас щуп забрался на всю длину, вызывая не столько боль, сколько недоумение, что даже там, почти у яиц, есть что-то чувствительное. — Вынь его из меня! — взвизгнул Уш, пытаясь вырваться и встать на дно. Однако, А’Эльо крепко держал за талию, не давая свести ноги, а плети выбравшись прямо из земли за пределами бассейна, обвили руки. — Вы сговорились! — Все будет хорошо. — Предатель! Только подойди ко мне еще, и коз я заберу себе! — Уш дергался, рискуя вывернуть руки из суставов. — Ненавижу! Что ты остановился? Трахайте уже, у меня член сейчас на куски разорвет. — Щуп совсем тоненький, — удивился А’Эльо, опуская глаза и тут же понимая, что сработала растительная химия, никуда уже Уш не денется. Не особо большой, но ровный и красивый член Уша прижимался к животу багровой от прилива крови головкой. Если А’Эльо правильно помнил, то каждое прикосновение дергает сразу за оголенные нервы. Он прикусил и облизал один торчащий сосок, потом другой. Уш застонал от острых ощущений, напряг мышцы живота, отчего член дернулся, двигая тонкий щуп. — Потрогай его еще, только чуть-чуть, — жалобно попросил Уш и уставился на кончик члена, так неестественно не исторгающий, а наоборот принимающий в себя. А’Эльо приподнял его бедра, вынимая из воды, и обвел головку языком, задержался на уздечке, а потом толкнул языком щуп, отправляя член за щеку и потирая им о гладкую слизистую. Уш опять взвизгнул, но теперь не от страха, а от наслаждения, кончая долго и обильно, судя по пульсации. — Первое, — довольно хмыкнул А’Эльо, провожая взглядом уходящий под воду отросток. — Теперь покушаем. — Я не хочу есть, — Уш сжал зубы. — Ну, же, это не больно, может немного неприятно, но я тебя поцелую. Ты счастливый, Уш, никого не поддерживают при его испытании, не ласкают, не целуют. Вталкивают в темноту, и делай что хочешь. Уш открыл было рот, чтобы возразить, но тут же был атакован кормящим щупом. Верхняя часть живота немного округлилась, сравниваясь с ребрами. Все же Уш был безобразно худ. — Два. Осталось самое интересное. — Тебе интересно, ты тут и бултыхайся, — проворчал Уш облизываясь. Эта кормежка оказалась гуще и гораздо слаще обычного, от такой он не отказался бы и еще. А’Эльо встал сбоку, позволяя плетям обвить Уша за талию и согнутые в коленках ноги. Он не видел, что там творится за спиной, а прижался к раскрасневшимся губам, сплетаясь языками, вылизывая сладкий стонущий рот. — А ты можешь тоже, как с Шуршем? — подрагивая и задыхаясь, попросил Уш. А’Эльо вспомнил толстый жгут из щупов, которым он удовлетворял себя и с сомнением посмотрел под воду. В Уша уже проник щуп, но он был один и не толще указательного пальца, при том желании, которое вызывал растительный афродизиак, этого было ничтожно мало. — Я осторожно. — Уже не надо осторожничать! — так возмущенно воскликнул Уш, что А’Эльо рассмеялся, подхватил под ягодицы и втиснулся в горячую тесноту. — О, да! А теперь двигайся, будто хочешь разжечь костер. А’Эльо понял намек и сразу взял такой темп, вбиваясь на всю длину, что будь они на суше — непременно загорелись бы. Юноша понимал, что его семя в этом процессе лишнее, надо найти замену. Под руку попался конец какого-то щупа, и он пихнул его вместо себя, отстраняясь в сторону. Будто получив команду, из глубины поднялся еще десяток гибких отростков и принялись таранить растянутую дырку, открывая её все шире, спуская внутрь и уступая место другим. Сквозь кристально прозрачную воду видно, как плети выворачивают тонкую розовую полоску и опять утягивают кожицу внутрь, растягивая все сильнее, как легким облачком курится выплывающая конча, а освободившееся место занимает следующий, протискиваясь, растягивая, выворачивая… Уш заполошно дышал, открыв рот и распахнув невидящие глаза, щеки горели ярким румянцем, губы искусаны, тело выгибается от немыслимой ласки и сжигающего желания. Даже не возбудившись до конца он кончает насухо, содрогаясь всем телом и даже через оргазменную дымку чувствуя, как плети покидают его одна за другой и только последняя запирает вход растительной пробкой. Ноги и руки отпускают, А’Эльо ловит его, не давая уйти под воду, и на руках относит в шалаш. Шарик оплодотворенного симбионта видно без всякого прощупывания через тонкую кожу. — Все получилось, ты молодец, — шепчет А’Эльо и покрывает поцелуями его лицо, плечи, руки… Уш засыпает, едва касается головой меховой подстилки, а А’Эльо еще долго сидит рядом и гладит его по волосам, перебирая мягкие пряди. Проспав почти сутки, Уш со стоном переворачивается с одного бока на другой и замирает, ощутив пробку и реакцию организма на её перемещение в теле. — А так должно быть? — указывает на железный стояк. А’Эльо кивает и без рассуждений берет в рот. Долго трудиться ему не приходится, быстро найдя, как сжимать в себе пробку и давить ею на простату, Уш кончает через три минуты, довольно отдувается и… заходит на второй круг. А’Эльо не помнит, чтобы его так заводила эта штука в заднице, но уже прикидывает, чем её можно заменить потом. После пятого отсоса Уш уговаривает его подставиться. А’Эльо привык трахаться с заполненным задом, но обычно это щуп Шурша, а не чей-то член. Разница ощущается в процессе. Член крупнее и он сухой, от этого больно и одному и другому. — Шурш, Шуршик, ты не хотел бы нам помочь? Вся добыча твоя, как всегда, — ласково просит Уш, поглаживая разведенные половинки чужой задницы. Шурша не надо просить дважды, он уже подобрал все настрелянное, и намерен пресечь потери на корню, благо щупов у него теперь сколько угодно, целых семь, и в размахе он уже больше метра, даже если не старается. Один щуп достаётся члену Уша, другой — члену А’Эльо, а самый толстый и скользкий, хозяйской заднице. А’Эльо стонет, насаживаясь и замирает, когда в узкую дырку пытается втиснуться Уш. С первого раза ничего не получается, да и с третьего тоже. Они меняют позу, но от этого ничего не меняется. Уш устал, живот тянет, но член тянет больше, приходится лечь на спину, позволяя А’Эльо устроиться сверху на корточках. Выдернув щуп Шурша, он садится на вздыбленный член до основания и позволяет щупальцу проникнуть внутрь. Теперь все отлично получилось. Некоторое время все ищут общий ритм, и когда это случается, разом вырываются два довольных стона. — Какой же ты горячий, — шепчет Уш, поддавая бедрами. — Не надейся, что так будет часто, — хрипит и вздрагивает А’Эльо, когда Шурш уверенно притирается к простате. — Должна же быть выгода в моём интересном положении, — смеётся Уш и вдалбливается резкими рывками. — Не… растряси… ребенка, — падая вперед на руки, рывками выдыхает А’Эльо, чувствуя, как Шурш, проталкивает утолщающееся щупальце все дальше, потираясь свободным щупальцем о промежность и находя там еще одну чувствительную точку. А’Эльо заводит руку назад и резко вытаскивает из себя щуп. От горячего трения внутри расплескивается огонь, и тут щупальце с размаху возвращается, вышибая восторгом сознание. Удалось ли не придавить обкончавшегося одновременно Уша, он узнает, когда очнется. Симбионт без проблем появился в положенный срок и А’Эльо был этому рад больше новоявленного носителя, сюсюкающего с мелким зеленым колобком. Так часто и изматывающе долго заниматься любовью ему еще не приходилось. — А’Эльо, он такой милый, ему же будет одиноко одному. Может, повторим? — Неееет!!!