Акция протеста

Том Бренсон с высокой колокольни плевал на метки, которыми связывает людей судьба. Ему не нужна милая кумушка, что смирно ждёт его дома, как предназначенная жена его брата. Ему нужно воительница, что вместе с ним пойдёт на баррикады, и, видит Бог, он сам в состоянии найти для себя такую девушку. Том уверен, что его суженная будет похожей. Его отметка — крошечный цветок клевера. Цветок выглядит слишком хрупким, чтобы его брата-близнеца носила сильная девушка, пусть она и будет ирландкой. Он даже уезжает из родной Ирландии, чтобы даже случайно не встретить её. В конце концов, он слишком нагл и свободолюбив, чтобы подчиняться предназначению. И ему кажется смешным то, как младшая Кроули волнуется о политике. Почему именно она — самая чистая и нежная из них? Том бы понял, если бы за права женщин боролась леди Эдит — её придётся прорубить себе дорогу самой, если она хочет чего-то добиться. Но Сибил? Стоит ей поманить пальцем и любой лорд упадёт перед ней на колени и возьмёт замуж. Почему-то мысль о коленопреклонных лордах перед леди Сибил злила его и заставляла усерднее натирать воском автомобиль. Она же, словно в насмешку всем представлениям о себе, отчаянно стоит на всех митингах, жадно впитывая каждое слово. Свобода, свобода… Свобода и перемены! Она чувствует их в воздухе! Грядут изменения и она хочет быть их частью. Довольно ей быть прекрасной птичкой в золотой клетке, канарейкой, что хвастаются перед гостями, а затем накрывают тканью. Она хочет большего, даже если сама не может сформулировать чего именно. И Сибил всё равно с каким именно лордом-графом-герцогом, да хоть с самим принцем, связывает её отметина на запястье. Нормы приличия приказывают ей носить повязку — и это единственное, что она в них одобряет. Она закрывает свою отметину — маленький нежный цветок клевера — и забывает о ней. И Сибил отчаянно нуждается в союзнике в доме, человеке, который бы помог ей посещать митинги так, чтобы отец ни о чём не догадался. Выбрать на эту роль шофёра отца было забавной идеей, но время показало, что правильной. Молодой человек и сам кипел революционными идеями и был хорошим собеседником. Тома забавляла сама мысль о том, что леди Сибил есть о чём говорить с ним. И что ему есть о чём говорить с леди Сибил. Но эта слишком красивая девушка оказалась умна и открыта новому и это открытие заставляло Тома чувствовать досаду на себя — он-то всегда считал, что хорошо знает людей. Но Сибил — леди Сибил — не вписывалась ни в какие шаблоны. И мысль о том, что он может вызвать в ней чувства, посещала Тома всё чаще. Это был очень изящный план. Нагородить ей с три короба, соблазнить и сбежать с ней (последовательность не так уж важна). Он даже готов нести за неё ответственность всю оставшуюся жизнь — но какой урок он преподаст всем этим богачам! Кроули достаточно богаты и имениты, чтобы этот скандал был на слуху у всех. Да, это будет акцией почище восстания в Дублине, обречённого на провал задолго до самого боя. Благо Сибил, кажется, и впрямь проявляет к нему интерес. И он читает с удвоенной энергией, зная, что ему будет с кем обсудить книгу завтра в пути. Девушка тоже не теряет времени даром. Её первый сезон невероятно удачен с точки зрения её родителей. И абсолютно провален по её собственному — все эти напыщенные сэры видят в ней только хорошенькое личико и деньги отца. Она до сих пор вспыхивает, когда вспоминает, как снисходительно рассмеялся её собеседник, когда она высказала своё мнение о лейбористской партии. И внимание к её словам их шофёра, как бальзам на её израненную душу. Он понимает, что он ухаживает за ней, но не собирается давать ему надежду. Ей просто нужен кто-то, кто сможет возить её на митинги и верить вранью про платья и чаепития. И, пожалуй, кто-то, кто будет слушать её, а не пялиться в декольте (благо Том вынужден вечно смотреть на дорогу). Но она искренна, искренна, так искренна, что восхищает его. Он боялся, что Лондон изменит её, но она просто возвращается ещё более прекрасной, чем прежде. Она не хвастается перед ним своими успехами в свете — ему, как и ей, это не интересно. Но однажды, когда он, как обычно, подаёт ей руку, помогая сойти, она шепчет ему об окне, у которого он должен оказаться в определённое время. И, чёрт возьми, он волнуется как перед свиданием. Метку нестерпимо жжет, и он постоянно теребит повязку, скрывающую её, и прячется за кустом под окном. Том слышит разговоры в гостиной — эти нелепые, пустые разговоры, порождённые праздностью и лишними деньгами, и слышит, как они внезапно затихают, и понимает, это вошла она. Дерзкое платье, навроде восточного и эта торжествующая улыбка. Она смотрит ему в глаза всего секунду, но этого достаточно, чтобы он понял, что хочет видеть её рядом каждую минуту свое жизни. Именно такую: насмехающуюся над правилами, эмансипированную и гордую за себя. Сибил нравится восхищение, которое она видит в глазах Тома в зеркальце заднего вида на следующий день после её выходки. Они не говорят об этом, но с недавнего времени взгляды стали красноречивее слов, чего от них, казалось бы, было сложно ожидать. И она неожиданно опускает взгляд первой и краснеет и надеется, что он не заметил этого, поглощённый дорогой. На очередном митинге они стоят слишком близко друг к другу. Это толпа — здесь это нормально. Но она чувствует своей спиной его грудь и тепло, исходящее от него. Том иногда касается ладонью её руки, защищая от давки, и наслаждается нежностью её кожи. Она поначалу вздрагивает от этих прикосновений, как и положено приличной девушке, но не может скрыть, что они ей приятны. И его дыхание около её уха — нежная раковина просвечивает розовым так прекрасно, что вынужден заставлять себя не забывать дышать — всё тревожит её душу. Вечерами она прокручивает все эти интимные подробности в голове и Мэри даже замечает, что она стала слишком рассеянной на ужинах. Но это неважно, неважно, неважно. Всё равно всё внимание Меттью приковано к Мэри, а внимание остальных к Мэттью, ведь все знают, что у них одинаковые метки — гордые подсолнухи, но эти двое слишком предубежденны относительно друг друга, чтобы признать их власть. Однажды он предлагает ей сбежать. Ни с того ни с сего, прямо посреди разговора о новой статье Маркса. Она, разумеется, отказывает, но даже она понимает, что прозвучала не слишком уверенно. Том мечется по гаражу вечерами, читая газеты и надеясь, что зайдёт. Она иногда заходит: кажется, он единственный слушает, что она говорит. Сначала он слушал из вежливости, потом из интереса и планов по революционной акции, но теперь он ждёт каждого её визита и злится на Сибил, что она так приворожила его к себе. Сибил заходит, всегда ещё одетая в вечернее платье. Она самой себе кажется здесь в нём неуместной, но не может отказать себе в удовольствии прийти к нему. Особенно она любит те несколько секунд, в которые он ещё не знает о её присутствии. Ей нравится смотреть, как он работает или читает, нравятся его руки, измазанные маслом или чернилами. Нравится, как он хмурится, читая новости, или закусывает губу, откручивая что-то тугое. Сибил знает, что эти мысли совершенно не достойны приличной девушки, но она уже давно не хочет ей быть. Оглашение результатов голосования привлекает много народа. Слишком много для этой тесной площади. Ей душно, и рядом нет Тома — она опять убежала, бросив его с машиной. Сейчас она жалеет об этом, но уйти не может. Рядом с ней начинают летать камни. Но она стоит, ещё не все списки огласили. Неожиданно рядом оказывается Меттью — милый родной Меттью, который не понимает, почему ей так важно здесь быть. Но становится действительно опасно и даже подоспевший Том старается её увести. Она поддаётся, но только после жаркого шёпота около уха (здесь слишком шумно): «Граф свернёт мне за вас шею или я сам сверну её, защищая вас!». Человек, кинувший в неё камень явно король мазил. Как можно было так сильно промахнуться по выступающему?! Но она падает ему на руки и сердце Тома на миг останавливается. Он хочет бежать и убить того, кто это сделал, но тело девушки на руках останавливает его. Он понимает, что впервые так долго прикасается к Сибил, но отдал бы всё на свете, лишь бы ему не пришлось этого делать в таких обстоятельствах. В голове шумит от страха за Сибил. Рядом наследник Кроули, который тянет его за рукав к выходу. Том отвозит её к нему в дом и помогает его матери вытирать кровь со лба Сибил. Он просто сидит рядом и держит миску с водой, пока миссис Кроули делает своё дело, но она смотрит на него с пониманием, берёт ёмкость из его рук и называет его бедным мальчиком. На несколько секунд он остаётся в комнате наедине с ней. Сибил всё ещё без сознания. И он винит себя за каждое слово о революции и переменах, сказанное рядом с ней. Она слишком нежная, слишком хрупкая. Она настоящий ангел в доме. И кто он такой, что посмел думать, что она осчастливит именно его дом. Том хочет уйти, поехать к лорду Грентему, всё ему рассказать и уволиться и уехать как можно дальше. Но, уже встав, он замечает, что повязка на её руке немного съехала. И он позволяет себе последнее прикосновение. Он, правда, хотел только поправить её, но от движения его пальцев ослабевший узел развязывается и шёлк соскальзывает с запястья. И он видит метку Сибил. Том видит нежный и хрупкий цветок клевера на её запястье. Дыхание перехватывает. То ли от счастья, но скорее от горя. Он видит на руке Сибил цветок, который видел тысячу раз, он знает каждую его линию и отчаянно ищет отличия и не находит. Он снова смотрит в её лицо — спокойное в этом нездоровом сне. И понимает, что смотрит на лицо своей родственной души. Том поспешно завязывает повязку на её руке, услышав шаги, и уходит. Позже он просто сидит в гараже и ждёт решения своей судьбы. Видимо, она заступилась за него, хоть и не должна была, потому что его оставили. И вроде бы всё по-прежнему, он не может смотреть на неё, как раньше. Сибил — его родственная душа, и Том имеет на неё право. Начинается война и она хочет идти служить сестрой милосердия. И он понимает, что может потерять её навсегда. Сейчас она уедет из дома, и, кто знает, куда её занесёт жизнь. Он показывает ей метку уже в Йорке, прощаясь с ней перед дверями её комнаты. Коридор слишком тесный, угол чемодана больно упирается ему в ногу, и здесь слишком темно. Но ей этого хватает. Когда Том снимает перед ней свою повязку, она хочет остановить его, но слова застревают в горле — это самое интимное, что он мог сделать. И она совсем забывает, как дышать, когда видит на его руке цветок клевера. Внезапно ей это кажется очень логичным, он же ирландец, в конце концов. Ей следовало догадаться раньше и избегать всех ирландцев, но теперь поздно и она совсем не жалеет. По его лицу Сибил видит, что он знает, что ей показывает.  — Вы моя судьба, — шепчет он. В носу щиплет от слёз и она не может ничего сказать из-за комка в горле. Поэтому она хватает чемодан и убегает в свою новую комнату. Он тут же накрывает руку платком и, коснувшись двери, уходит. Даже война не разбрасывает их слишком далеко. Она служит в госпитале совсем рядом с домом и его часто просят отвезти ей поесть — словно в насмешку. Сибил невероятно идёт форма сестры милосердия. Она не упоминает о метках, но периодически опускает взгляд на его руку. Они стараются вести себя словно ничего не произошло. Но у Тома не выходит и он признаётся, не может не признаться, что остаётся здесь только ради неё. Сибил хочется уехать с ним прямо сейчас, но она убеждает себя, что не может бросить больных. Ему приходится осознать, что он не слишком хорош в планировании революционных акций. Ни план с Сибил, ни с генералом не увенчался успехом. Более того он даже полюбил предмет свой классовой ненависти. И он ждёт. Просто ждёт её. Друзья из Дублина пишут всё чаще: зовут его поучаствовать в восстании, но он не может бросить её одну в этом большом доме. Доме, где её любят, но совершенно не понимают. Он всё настойчивее признаётся ей в любви. И она находит в себе всё меньше и меньше сил, чтобы сдерживаться самой. После войны приёмы кажутся ещё более душными и невыносимыми. И она приходит к нему всё чаще, даже зная (надеясь), что нарвётся на его неудобные и неуместные, но такие желанные слова. И в один особенно отвратительный вечер она снимает перед ним свою повязку, он шепчет, что всё знает и уже давно и целует цветок на её запястье. Сибил не может больше держаться. Она сама дотрагивается до его руки и развязывает платок, скрывающий его метку. Они стоят под лампой и сравнивают отметины и не находят ни единого отличия. Поцелуй после этого кажется им обоим абсолютно естественным. Как и её тихое «да» на все его предложения. Они сбегают той же ночью. Оба впервые сидят на переднем сиденье вместе и смеются от пьянящего чувства свободы и ветра в волосах. Уже позже, в гостинице, она начнёт сомневаться и говорить о любви к родителям. Его тоже гложет совесть — сэр Грендтем не заслужил похищения прекраснейшего из своих созданий. Но они предназначены друг другу. И даже подоспевшие сёстры этого не изменят. Они предназначены друг другу. Том и Сибил. И они сумеют выстоять и отстоять себя. Вместе.