Волки

— Я хочу, чтобы ты была здесь, волчонок. Скоро, совсем скоро над лесом взойдет полная луна, и он наполнится воем волков. Большинство оборотней могут контролировать свое превращение благодаря Хейли, но часть все равно следует древней традиции, не желая идти против природы. Клаус торопится туда, глубоко в лес, к старым деревьям, хранящим в своей многовековой коре тысячи кровавых историй. У него на коже, за тысячу лет затвердевшей, словно кора на дереве, крови гораздо больше. И кровь Хейли, обращенная в пепел, тоже на его руках. И он, может, и заслуживал сожжения и страдания за свои многочисленные злодеяния. Он, но не Хейли. Судьба безумно несправедлива, раз решила уничтожить его через нее. А он не сомневался, что это было уничтожение. Он уже терял ее однажды. И после этого поклялся, что не потеряет ее вновь. И не сдержал эту клятву. Терять ее было больно. Больнее, чем кого-либо. Он надеялся, что со временем боль притупится. Нет, не пройдет совсем, не забудется, не исчезнет, но уйдет на задворки сознания. Но она не ушла. Он связал это с Хоуп. Теперь он переживал боль не только за себя, но и за своего ребенка. И это было гораздо хуже. Поэтому он и решил любой ценой вернуть ее. Вернуть мать Хоуп. Вернуть самую важную женщину в его мире. — Ты должна быть здесь, волчонок. И он все сделает, чтобы это стало правдой. Изучает записки Джексона со слов его отца. Оборотни и после смерти могут оставаться рядом со своей семьей. Отец говорил ему, что тысячи лет следил за ним. Что, если она тоже… Вот только Хейли не оборотень. Больше нет. В последний момент у нее забрали ее сущность. Вернее, просто отделили… Аксессуары Ками… Хорошо, не аксессуары, и не Ками, а Кола. Только бы брат согласился помочь. Не стоит ущемлять его самолюбие. Среди его магических амулетов нашелся тот, что способен отыскивать сущность умершего. — Для чего тебе это, Клаус? Хочешь попрощаться? — с жалостью тянет младший. — Я думал, сходить с ума будет Элайджа, а не ты. Клаус не обращает на замечание младшенького никакого внимания. И пара ведьм, что с какой-то жалостью и даже без ненависти дают ему советы. Вот только жалеть его не нужно. Он скоро найдет, как все исправить. Хоуп теперь подозрительно настроена к любому, кто хочет взять ее кровь. Кровь, что течет в ее жилах еще и кровь Хейли. И Клаусу удается убедить ее, что так нужно. Ради мамы. Ради их семьи. И пусть это эгоистично, но и ради него тоже. Фрея помогает ему нехотя. Качает головой, говорит, что вряд ли, что получится, что это несправедливо, но случилось, что он напрасно себя мучает… Клаус обрывает сестру в грубой форме и отказывается от ее помощи. Все обряды он проведет сам. Он знает, что сестра любила Хейли, но не так. Она не способна понять Клауса. Ни она, ни кто другой. Они не понимают, что, лишившись Хейли, он, будто и сам потерял часть себя. Будто его душа разделилась на осколки, и один из осколков умер вместе с Хейли. Будто это его сущность забрали. И лишь она способна вернуть его к жизни. — Ты вернешься сюда, волчонок. Вернешься ко мне. Поэтому он и отправляется в лес каждое полнолуние, игнорируя вопросы Элайджи. Брат не должен знать. Он хотел вернуть Хейли ему, он хотел, чтобы они были счастливы. Он бы хотел, но… Сейчас он свое желание ставит выше желаний брата. Итог будет зависеть только от волчонка. Его волчонка. Но это потом, а пока он лишь наслаждается их близостью. Встает в круг, достает коробку и правильном порядке выкладывает амулеты. И главное, кусочек кожи с родинкой в виде полумесяца. Часть тела, в которой отныне заключена волчья сущность Хейли. Все это обагряется кровью, которой осталось совсем мало. И Клаусу трудно представить, как он найдет в себе силы еще раз все объяснить дочери. Мужчина заканчивает читать заклинание — слова на непонятном даже для него языке — и ждет полуночи. Ветер облетает кроны деревьев, которые протяжно стонут, то ли от старости, то ли от того, что вновь льется кровь. Но Клаусу плевать. Он месяц живет в ожидании этой ночи. Он месяцами скрывает это от семьи. Он уже устал отвечать на вопросы Элайджи, куда он пропадает каждый месяц и с чего ему вдруг вздумалось начать превращаться. Минуты тянутся, как часы. И гибрид начинает психовать. Носится по поляне, рычит и избивает деревья кулаками. — Где же ты, волчонок? Словно в ответ на его вопрос, трава приминается. Чуть сильней, чем от ветра. И тень прикрывает родинку в виде полумесяца. Клаус широко улыбается. — Ну, здравствуй, волчонок. Пару секунд он просто вглядывается в пустое место перед ним, вспоминая Хейли. Ее улыбку и теплый взгляд, длинные волосы и мелодичный голос. Когда-то он сам обратил ее в волка на долгие месяцы, но сейчас был готов на все, лишь бы увидеть ее в человеческом облике. Иметь возможность прижать ее к себе, просто переговорить, пусть даже по телефону. Хотя в своем вынужденном изгнании телефонных разговоров ему не хватало. И ей тоже. И в один момент они решили перейти на видеозвонки. Этого тоже было мало, но хоть что-то. Клаус чувствует теплое дыхание в области колена, усмехается и кивает. Полная луна выглядывает из-за туч, и поляну заливает серебряным светом. И в этом свете тело мужчины начинает изменяться. Клаус рычит, кричит, сжимает зубы, корчится на земле под пристальным оком многовековых старожил. Они не раз видели, как этот не-человек проливал кровь в их лесу. Но они видели сотни людей, которые делали тоже самое. Но сколько из них способны были также любить, как этот монстр? При этом он, кажется, и сам не понимает, как сильно он любит. Превращение окончено, и на поляне вместо молодого на вид мужчины находится большой чёрный волк. Какое-то время он лежит на земле, тяжело дыша. Но затем довольно проворно вскакивает и начинает вертеться вокруг себя в поисках. Ищет и, наконец, находит. Останавливается и смотрит не мигая в одну точку. Когда-то, далекие сотни лет назад, Клаус, не сомневаясь, назвал бы превращение худшим чувством на свете. Но сейчас он даже не считает дробление двухсот шести костей в своем теле болью. Да, это заставляет его кричать, забывать обо всем на свете и сходить с ума. Но настоящая боль — это, когда ты даже кричать не можешь. Это, когда в тебе дробят не кости, а душу. Когда ты сгораешь на части и развеваешься по ветру, словно пепел, но даже тогда не можешь забыть. Сходишь с ума, умираешь от боли, но остаешься живым, потому что умираешь на самом деле не ты. Умирает тот, кого ты любишь в разы сильнее себя. Немало для эгоиста, коим являлся Клаус. Однако в обличье волка боль исчезает. Он вновь видит рядом с собой Хейли. Маленькая серо-черная волчица обходит его кругом. И в ее желтых глазах, за которыми угадываются карие, царит неподдельная радость. Клаус ни на секунду не выпускает ее из виду, будто боясь, что стоит ему отвернуться, как она исчезнет. Вновь сгорит на его глазах. Погибнет в третий раз, а он этого уже не переживет. Даже у него может быть предел боли. Хейли, убедившись, что все в порядке, останавливается прямо напротив большого черного волка. Две пары волчьих глаз встречаются. И на пару секунд становятся совсем человеческими. Большой и страшный волк делает шаг вперед. В уголках голубовато-желтых глаз застыли слезы, которым не суждено пролиться. — Я рад тебя видеть волчонок, — прошептал бы волк, если бы мог это сделать. Волчица идет ему навстречу. Они соприкасаются носами и оба закрывают глаза. — Я знаю. Я тоже рада тебя видеть, — говорит сердце волчицы. — Безумно рада. Ведь я ждала тебя. Ветер застывает, мир перестает существовать. Даже листья на вековых деревьях не шевелятся, словно деревья решили перестать перешептываться и тоже прониклись этим чувством любви и умиротворения. Человек, вздумай он забрести так далеко, увидел бы лишь одинокого волка на холме. Но деревья способны видеть больше. Они знают, что на поляне находятся двое сверхъестественных существ. Из разных миров и эпох. Абсолютно разные и в тоже время похожие. Очень далеко, ибо завеса между миром живых и мёртвых, какой бы тонкой она не казалась, должна отделять, попавших за нее, навсегда. И в тоже время они близки, как никогда, ибо сейчас в таком состоянии у них не было никаких рамок и ограничений. Луна застывает над поляной, и волки, что льнут друг к другу, отвлекаются и одновременно задирают головы к небу, завывая. Вой, полный боли, пронзает тишину рощи, разрезает наэлектризованный воздух и разносится далеко за пределы леса. В этом вое объединяются животный крик и человеческие эмоции. Кучка испуганных летучих мышей разлетается в разные стороны, неподалеку ухает сова. Вой прекращается также синхронно, как начался.  — Как там Хоуп? — одними глазами спрашивает волчица.  — Ей плохо. Она скучает по тебе. Но она сильная. Совсем, как ее мать. Она справится. Гибрид и сам не понимает, откуда он знает, что сказала Хейли, и почему так уверен, что его послание до волчонка тоже дойдет. Связано ли это было с заклинанием, связывающим их кровью, или их заклинанием была вовсе не кровь и даже не кучка непонятных слов. Волчица делает движение, похожее на кивок. Волк отводит взгляд, вспоминая, что использует кровь дочери. И та уже заканчивается, а значит, скоро придется просить вновь. И вновь без объяснения причины. Говорить Хоуп о матери, но при этом ни на долю не приближая их друг к другу. Клаус снова поворачивается к Хейли, вглядывается в волчьи черты, что успели стать знакомыми за последние пару месяцев, угадывает за ними красивое женское лицо. И, наверное, в двухтысячный раз жалеет, что упустил так много времени, пока Хейли была жива. Волчица, правильно угадав, о чем думает гибрид, подпрыгивает и покусывает его за нос, отскакивая. Волк недовольно морщится, скалится, но остается на месте. Хейли это не устраивает. Она и при жизни много времени потратила на страхи и разочарования. И проводить единственную ночь, когда она может быть для кого-то жива, в печалях и разочарованиях волчица не собирается. Она вновь подскакивает к волку, на этот раз касаясь его лапой, и отпрыгивает подальше. А затем прячется за гигантским стволом одного из деревьев. Клаус, наконец, подхватывает игру волчицы. И несется вдогонку. Двое сверхъестественных ночных существ, словно волчата, носятся по роще. Маленькая волчица убегает, не позволяя себя коснуться, плавно скользит в траве, освещенная серебристым светом луны. Большой волк, в противовес, двигается рывками, перескакивая с места на место, и якобы злобно скалясь. Хейли не переживает, наслаждаясь игрой. Не так часто при жизни она могла позволить себе быть просто счастливой и беззаботной, а Клаус еще реже. Возможно, только с ней. И только сейчас. Беготня не прекращается, и волку вскоре надоедает поддаваться девушке. Одним резким движением он переворачивает ее на спину и наклоняется ближе. Но прежде чем его язык касается Хейли, та отталкивает волка лапой и быстро выскальзывает из-под него. Она бежит вперед, а Клаус несется за ней, осознавая, что волчица вовсе не нуждается в его поддавках. Может, физически он и являлся самым сильным существом в мире, но есть еще куча способов воздействовать на него по-другому. И Хейли, без сомнения, знала, как вить из гибрида веревки настолько, насколько это вообще было возможно. Клаус связывал это с дочерью. Ведь Хейли была матерью его ребенка. Он любил ее, потому что она мать Хоуп. Он сделал все, чтобы вернуть ее, потому что она была матерью Хоуп. Он едва не сошел с ума после ее смерти, потому что она была матерью его дочери. Он приходил сюда каждый месяц в полнолуние, чтобы увидеть Хейли, ради Хоуп… Но, несясь сломя голову сквозь лес, черный волк окончательно забывал обо всех предлогах и отговорках. Ветер ударял в лицо, обостряя и без того сильные инстинкты гибрида, освобождая его голову от ненужных мыслей. Два волка носятся по лесу всю ночь, то настигая партнера, то играючи отдаляясь. Со скоростью ветра взбираются на высокие холмы, воют на луну и общаются лишь посредством глаз, загоняют добычу и плещутся в бурном потоке реки, а потом довольные лежат среди душицы и хвойных деревьев, обсыхая. В какой-то момент инстинкты берут вверх над волками. И у них не остается ничего, кроме свободы, какой они никогда не знали в человеческом облике, и друг друга. И волки наслаждаются лишь друг другом всю ночь напролет, не заботясь о том, движут ли ими чувства или звериные прихоти. А с первым предрассветным туманом, волки нехотя поднимаются, освобождая переплетенные лапы, но оставляют переплетенные кусочки душ друг у друга. И вновь бегут к вечным вековым деревьям на холм. Пока их лапы смачивает холодная роса. Бок о бок, касаясь друг друга рваным порывистым дыханием, хотя дышать волкам вовсе не обязательно. Уже не пытаясь отдалиться или убежать вперед. Ведь времени осталось так мало. И вместе с тем впереди у них целая вечность. Вечность в мучениях и долгих ожиданиях нечеловеческого счастья раз в месяц, которое волки с утра спишут на инстинкты. Которому найдут объяснения и предлоги. В центре поляны, где был совершен обряд, волки замирают. Кровь уже почти исчезла, и лучи солнца вот-вот коснутся кусочка кожи с родинкой, проникнув сюда сквозь ветви деревьев, и тогда волчица просто исчезнет. Вернее, вновь станет невидимой для Клауса. Человеческое сознание постепенно возвращается к гибриду, а значит приходит и понимание того, что будет дальше. Ему хочется еще многое сказать Хейли, многое передать, многое донести… Но волчица опережает его, подходя ближе. Их носы вновь соприкасаются, и волки одновременно закрывают глаза. И деревья видят редкое единение душ, которое не способна разорвать даже смерть. И им сейчас не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Душа и тело порой способны сказать гораздо больше. Становится теплей, и свет проникает даже сквозь прикрытые веки, но волки не обращают на это ни малейшего внимания. И Клаусу кажется, что, если он так и будет стоять рядом с Хейли с закрытыми глазами, то волчица никуда не исчезнет. Но его надеждам не суждено сбыться. Еще долю секунды он цепляется за иллюзию, но вот в его голове звучит:  — Прощай, Клаус. И волк недовольно мотает головой в поисках девушки.  — Не прощай, а до свидания, волчонок. Я еще вернусь. Клаус открывает глаза и вновь воет, недовольно задирая голову к посветлевшему небу. Сначала просто воет, а потом несется по лесу, распугивая проснувшихся зверей и ломая небольшие деревья. Нападает на гигантские дубы, царапая их когтями, оставляя глубокие раны на жесткой коре. Но старожилы леса терпят, зная, что так волк пытается унять собственную боль. Солнце поднимается высоко над горизонтом, когда душевной боли волку уже не хватает, и он падает на спину, позволяя природе вновь выломать все его кости, разорвать на части все внутренности, чтобы тот осколок души, на котором острыми когтями вырезано «волчонок», хоть немного перестал болеть. Превращение окончено, и Клаус просто лежит на земле, тяжело дыша и все еще не решаясь открыть глаза. Он продолжает рычать и скалиться, силясь сдержать крики, даже не осознавая, что боль, которая преследует его, уже не связана с превращением. Пытается вспомнить об их ночных приключениях, но мозг отказывается выдавать всю информацию разом, и гибриду остается лишь цепляться за обрывки воспоминаний, даже не зная, правдивы они или его воспаленное сознание просто выдает желаемое за действительное. Наконец, он открывает глаза и смотрит прямо на слепящее солнце, не моргая. Солнце, которое Клаус ненавидит всеми фибрами души за то, что оно бездушно лишило его Хейли и продолжает лишать каждое утро после полнолуния. И он уже и сам не знает, зачем согласился на эту растянутую пытку. Ведь понимал же, что каждый раз будет все хуже. И боль от «превращения длится все дольше, и убивает бессмертного все быстрей. Но без этого он уже не может.  — Я найду способ вернуть тебя, — шепчет Клаус, зная, что Хейли все еще рядом и слышит его. Он присаживается, ощущая боль в мышцах.  — Верну тебя к нам с Хоуп. Хоуп… Он совсем забыл про дочь, а ведь он делает это все лишь ради нее. Кажется… Клаусу слишком многое кажется в последнее время. Например, сейчас ему кажется, будто волчица кладет морду ему на колени и замирает так на пару секунд. И от этого тепло разливается по всему заледеневшему телу гибрида.  — Я верну тебя, волчонок. Обещаю, — шепчет мужчина в полубреду. Он поднимается, пошатываясь, и уже окончательно теряет контроль над собой. Совсем, как в обличие волка.  — Я люблю тебя, волчонок. Гибрид медленно одевается, пока по его лицу скатывается одна единственная слеза, которую он даже не замечает.  — Я хочу, чтобы ты была здесь, волчонок.  — Я здесь, Клаус. Я всегда буду здесь.