Мирное время

      Какой горячий песок, и камушки, кажется, раскалены добела майским солнцем. Как обжигает мои босые ноги жар этого дня. Бегу быстро-быстро к самому морю, через шумный пляж к волнорезу на отшибе мира. Уже издалека замечаю белеющую на фоне синего моря и голубого неба рубашку Дениса, а через секунду уже могу различить загорелые плечи Кирилла. Свесив ноги в воду, они сидят ко мне спиной, хотя я точно знаю: ждут меня. — А вот и Катя с мороженным, — радуется Денис, поворачивая ко мне свое веснушчатое лицо и выхватывая из моих рук пломбир, — Еще немного, и я бы умер от жары. — Мог бы и спасибо сказать, — бурчу я в шутку, протягивая эскимо Кириллу, — Тебя это тоже, между прочим, касается. — Спасибо, Катюх, — улыбается Кирилл, разрывая упаковку и вынимая из неё уже подтаявшее лакомство, — Что бы мы без тебя делали… — Ну не знаю, — усмехаюсь я и сажусь между ними, тоже опуская ноги в спокойное море, — Наверное, завалили бы тест по истории и умерли бы от жары.       Прохлада воды ласково обволакивает кожу, и по спине бегут мурашки. Разворачиваю свой фруктовый лед и откусываю передними зубами кусочек. Тут же морщусь, когда по рту вместе со сладким вкусом дыни разливается боль. — Действительно, — Денис хитро прищуривает глаза то ли от слепящего солнца, то ли от своего характера, — Но на некоторые вопросы я бы и сам смог ответить, так что не обольщайся.       Он легонько щелкает меня по носу, за что тут же получает от меня несильный подзатыльник. — Хулиганье, — смеётся Кир. Когда он смеётся, верхняя губа обнажает ровные белые зубы, а нос немного морщится. Такие знакомые черты. Я, наверное, могла бы нарисовать его с закрытыми глазами. И Дениса тоже. Только себя бы не смогла. — Кто бы говорил, — в глазах Дениса прыгают задорные искорки, — Я видел, как ты поглядываешь на Иру. А в прошлый раз вообще отдал ей на информатике ноутбук с неполадкой, чтобы потом починить на её глазах, как только она попросит помощи. Походу, втюрился ты в неё по уши. — Походу, — бормочет Кирилл, заливаясь краской, но тут же вскидывает голову с усмешкой, — Я тоже кое-что замечал… Например, на алгеб… Закончить Кирилл не успевает, потому что эффектно летит в воду вместе с нерассказанной историей. — Эй! — возмущается он, выныривая и стряхивая с глаз мокрые волосы. — Муха-ха-ха! Да я злобный гений, — смеется Денис, отпрыгивая подальше от края волнореза, чтобы разозленный друг не смог до него дотянуться. — Ты придурок, а не злобный гений, — злится Кирилл, с сожалением глядя на расплывающееся молочной лужицей эскимо, — Ты должен мне мороженное. — Ага, конечно, — усмехается Денис, доедая пломбир и прохаживаясь вдоль волнореза. — Катюх, — зовет меня Кирилл, — прыгай ко мне. У меня тут целое море.       Я смеюсь и отнекиваюсь, глядя, как Кир ныряет, разбрызгивая капли соленого моря. Через несколько секунд он выныривает и протягивает мне бело-зеленую пустую ракушку. — Спасибо, — я забираю подарок и рассматриваю его, держа на ладони, — Сделаю из неё брелок. — Выкинь, — Денис слегка бьет меня по тыльной стороне ладони, и ракушка с отчетливым «Бульк!» падает в воду, — она некрасивая. — Ну ты… — задыхаюсь от возмущения. Отчего-то мне очень жаль эту ракушку. Колочу этого негодяя изо всех сил. Тот со смехом пятится до тех пор, пока не падает в воду, взметая вверх фонтан блестящих на солнце брызг под оглушительный хохот Кирилла.       Отфыркиваясь от воды и смахивая с глаз потемневшие волосы, Денис выныривает с многострадальной ракушкой и протягивает её мне. — Держи, — хмыкает он, облокотившись локтями на волнорез, — А то еще покалечишь меня из-за этой ерунды.       Забираю подарок и скорее прячу его в карман шорт, пока Денис не передумал. Снова усаживаюсь на мокрый, скользкий камень волнореза и свешиваю ноги вниз. Солнце постепенно садится, но еще слепит глаза своим светом, заставляет меня щуриться. — Так что ты там рассказывал? — спрашиваю я Кирилла, — Что случилось на алгебре?       Кир подплывает ближе ко мне, но не успевает ничего сказать, потому что Денис с воинствующим криком бросается на друга. Тот, спасаясь, уходит под воду. Они ещё долго играют в салочки на воде и под водой, а я сижу и смотрю на них, ощущая на губах вкус соли, ветра и приближающегося лета.       Конец мая — самое потрясающее время. Закончены занятия в школе, лето еще не началось, но вот-вот начнется, а ты стоишь на пороге новой маленькой жизни с ароматом моря. Самое время жить.

***

      Алое солнце заходит, приближается к морю, будто хочет поцеловать его или спрятаться в нем, как в одеяле. Розовеет небо. Я иду босиком по теплому песку, мальчишки идут рядом и разговаривают о чем-то своем тихо-тихо, чтобы я не услышала. Я стараюсь делать вид, что мне совсем не интересно. Но это, конечно, не правда. Мне очень интересно. Мы подходим к серым каменным ступеням и обуваемся. — Я пойду, куплю минералки, — предлагает Кирилл, — пить хочется.       Говорит он быстро, а в глазах пляшут искорки задора. Уходит он торопливо, почти убегая, и пару раз оборачивается на ходу. — И правда пить хочется, — говорю я, ощущая внезапную сухость во рту, — А если бы Кир не сказал, я бы и не заметила. Ты хочешь пить?       Я поворачиваюсь к Денису. Его лицо отчего-то заливает яркий румянец, а в глазах — какой-то болезненный блеск. — Я дол… — начинает он внезапно очень хриплым голосом и откашливается, — Я должен тебе кое-что сказать, Кать.       Я еще не совсем понимаю, о чем он, но чувствую возрастающее волнение. — Я написал тебе письмо, чтобы ты сама все прочла и поняла, — продолжает Денис, стараясь на меня не смотреть, — Там слова подобраны куда лучше, чем я могу сейчас сказать. Но. Но, я хочу объясниться, глядя тебе в глаза. Я думал, это будет правильнее…       Последняя фраза была произнесена шепотом, но я все равно услышала. Денис поднял на меня взгляд своих теплых карих глаз, взял мою руку своей, холодной и влажной, и произнес: — Ты мне очень нравишься, Кать. Наверное, я люблю тебя.       Слова захрустели на языке, славно сахар, а мое сердце пропустил удар: мне первый раз признались в любви. Признался один из моих лучших друзей. Тот самый, в которого я влюблена с первого класса. — Не отвечай сейчас, — поспешно просит Денис, когда я открываю рот, чтобы ответить. Он боится, что я отвергну его, засмеюсь. Но я стою перед ним, смотрю ему в глаза, отражающие море, и лишь собираюсь сказать, что его чувства взаимны. — Возьми вот это, — Денис вкладывает мне в руку сложенный вчетверо листок, — Не зря же писал.       Молча киваю и улыбаюсь, сжимая листок в руке. Губы дрожат, и воздуха не хватает, когда я говорю: — Ты мне тоже нравишься, — мой голос совсем другой: он ниже от напряжения, и я почти его не узнаю, — Давно нравишься.       Земля уходит из-под ног. Как я все ещё стою? И стою ли? Может, это просто сон. Хоть бы это был не сон…       Я чувствую, как лицо заливает краска, когда он обнимает меня. Робко протягиваю руки и тоже обнимаю его. — Ну? Закончили? — насмешливый голос Кирилла заставляет меня отстраниться от Дениса. Не смотрю им в глаза и пытаюсь успокоиться, все ещё чувствую, как пылает лицо и уши. — А где вода? — хмыкает ему в ответ Денис, — Тут некоторых надо остудить. Он с улыбкой кивает на меня. — А сам-то! — смеётся Кирилл, — Красный, как помидор! — Ничего подобного, — вскидывается Денис, — Я просто немного обгорел на солнце! — Конечно-конечно! — поддразнивает друга Кирилл. — Ребят, — зову я, прерывая их словесную перепалку, — Мне домой надо. Завтра на дачу поедем, мама просила помочь все подготовить. — Только восемь вечера, Кать! Давай хотя бы до половины погуляем, — просит Денис, слегка растягивая слова. Он всегда так делает, когда ему что-то хочется получить. — Мне нужно, — как трудно отказывать, — Завтра увидимся.       Солнце уже ухнуло в море. По городу разливались тягучие сумерки. Люди шли с пляжа смеясь и разговаривая. Через пару часов они вновь вернутся на набережную, будут наслаждаться музыкой, шумом прибоя и ночным бризом. — Мы проводим, — говорит Денис, беря меня за руку. — Да тут недалеко, — я киваю в сторону, где находится мой дом. — Там просто остановка рядом! Стал бы он тебя просто так провожать! — вклинивается в разговор Кирилл, наклоняясь ко мне, будто раскрывая страшную тайну, — Денис очень корыстен.       Кир смеётся, но почти тут же замолкает под убийственным взглядом друга. — Пойдемте, — зову я мальчишек, и мы вместе идём по шумной улице.       Ветерок с моря приятно ласкает обгоревшую кожу, треплет и без того растрепанные волосы. Мы болтаем обо всем на свете: о сегодняшнем тесте по истории, о предстоящей поездке в Тарханы, о новом велосипеде Кира, о котором он, впрочем, говорит последние три дня не переставая.       Мы подходим к остановке. Мой дом немного дальше: нужно пройти один магазинчик и свернуть за угол. Там, рядом с цветущей павлонией, и будет вход в подъезд, в котором находится моя квартира. — Я постою с вами, пока не приедет автобус, — предлагаю я, — Тут все равно два шага пройти осталось.       Денис пожимает плечами, но вскоре соглашается, и мы остаемся дожидаться чего-нибудь подходящего на четырех колесах. Пока ждем, мальчишки обсуждают недавний футбольный матч, а я, как далеко не любительница футбола, рассматриваю табло с расписанием транспорта. — О! Ваш автобус! — я указываю на появившуюся строчку в табло, горящую красным. — Такое чувство, что тебе хочется быстрее от нас избавиться, — беззлобно хмыкает Денис. — Так и есть, — я показываю ему язык, на что он только усмехается.       Автобус подъезжает и распахивает двери. Пока в его жерло влезает грузный мужчина с огромной сумкой, Денис целует меня. Нежно, но очень быстро. Это мой первый поцелуй, поэтому мне пока не с чем сравнивать. Так что точно могу сказать, что на данный момент — это лучший поцелуй в моей жизни.       Кир закатывает глаза и бурчит что-то типа: «Голубки». Денис, немного смущенный, подталкивает друга к автобусу, и они оба залезают внутрь. Двери захлопываются, и автобус, выпуская клубы дыма из выхлопной трубы, набирает ход.       Я иду домой, уже представляя трепку, которую задаст мне мама за опоздание. Она ведь просила прийти к семи…       Ужасный звук. Громкий, отдающийся эхом в голове. Один из самых страшных звуков, который только может быть. Звук взрыва, и тут же гомон сигнализаций, звон стекла и чьи-то крики. Я разворачиваюсь, не понимая, что происходит, и вижу уже довольно далеко полыхающую коробку автобуса. Этот жуткий оранжево-красный огонь лижет салон, вываливается на улицу из разбитых окон. Бьётся — бьётся — бьётся…       Меня не слушаются ноги, я просто смотрю, как полыхает автобус, вокруг бегут люди. Они кричат, вопят, завывают, но все доносится будто сквозь вату, сквозь слой воды, и отчетливо я слышу только свое сердце.       Тук-тук-тук… Если автобус взорвался, то где сейчас Денис и Кирилл? Они не могут быть внутри. Этого просто не может быть! Тук-тук-тук. Сердце стучит все быстрее и громче, и мне кажется, что я сейчас упаду. Но они были там, были внутри. Но ведь этого не может быть.       Я бегу вперед, где полыхает коробка, бегу и не могу добежать. Я вижу алую машину пожарных, выворачивающую из-за угла, и белую машину скорой помощи с алым крестом. Но огонь, такой же алый, продолжает лизать почерневшую коробку, как демон грызет её. Отвратительный запах гари: жженая резина, раскаленный металл, запах горелой плоти.       А я все бегу и не могу добежать. Кто-то ловит меня за руку. Я пытаюсь освободиться, но не могу. Меня трясут за плечи, но я вижу только огненного демона, забравшего с собой моих друзей, и слышу только бесконечный гул и стук собственного сердца. — Это теракт! — кричит тот, кто держит меня, но голос его так далёк, — Это теракт! Отойдите!       Вода льется из шлангов, но не может победить огонь. Все льется и льется, а огненный монстр смеётся. — Мои друзья там, — шепчу я, но шепот мой кажется мне подобным грому, — Мои друзья та-а-ам!!!       Я кричу так громко и пронзительно, как только могу. Пусть они скажут, что их там не было! Пусть они скажут, что это шутка, розыгрыш и сейчас из-за пожарной машины появится скрытая камера! Пусть это будет просто сном! Пусть я проснусь. Пожалуйста, пусть я проснусь. — Вам нужно уйти, — кто-то тащит меня дальше от огня, а демон, угасая, все ещё смеётся и скалится. — Пустите! Пустите меня! Мне нужно найти друзей! — вырываюсь изо всех сил, но ничего не получается. — Это теракт! — повторяет тот же самый голос, — Будьте сильной в память о ваших друзьях.       Его слова скрепят на зубах, как песок. Он врёт! «Врет, врет, врет», — кричит кровь у меня в голове.       Белая пена покрывает автобус и покореженные машины рядом. Толпу разгоняют, а она гудит, как огромный тупой улей. Демон мертв, но вместе с ним мертвы Денис и Кирилл. Чьи-то нежные ласковые руки обхватывают мои трясущиеся плечи и прижимают к себе. — Я рядом, Катюш, я рядом, — шепчет мама, и я вместе с ней опускаюсь на асфальт, не отводя мутнеющего взгляда от черной, обугленной коробки.

***

      Ласточки щебечут за окном и летят низко — значит, скоро будет дождь. Сижу и смотрю в окно, вертя в руках ручку, забыв про урок и самостоятельную работу. А ведь небо такое голубое, и кажется, что дождя и быть не может, но птицы не ошибаются. Особенно ласточки. — Катя, — окликивает меня Маргарита Андреевна, — Все в порядке? Тебе плохо?       Их забота делает камень на моей душе в разы тяжелее, таким тяжелым, что мне порой кажется, что я не могу вздохнуть. Лучше бы они кричали на меня, ругали, да что угодно, кроме сочувствия, доброты и жалости. Я виновата в их смерти, я позвала их домой, я разрешила им проводить меня, я заметила этот чертов автобус, и я теперь сижу здесь, когда их уже нет. — Все нормально, — тихо говорю я, — Просто задумалась.       Начало сентября. Первый сентябрь без друзей. Позади осталось адское лето, но до сих пор я надеюсь, что все это лишь просто страшный сон.       Одноклассники сторонятся меня. Может быть, потому что выглядеть стала ужасно, или потому что стала апатичной, медлительной, вялой… Но разве есть кому-то дело до этого? Даже мне это безразлично.       Звенит звонок с урока, и школа наполняется гомоном, криками, грохотом отодвигающихся стульев, звуками шагов. Я кладу голову на руки и продолжаю смотреть, как ласточка пикирует и вновь взмывает в небеса. С севера идут облака: быть дождю, я не ошиблась. Впереди еще три урока, но мне отчего-то становится просто невыносимо оставаться здесь, среди шумного потока жизни.       Встаю и бросаю вещи в сумку. Ногти на руках поломанные, неаккуратные. Раньше я бы в жизни такого не допустила, но сейчас… Какая же это глупость…       Выхожу из класса, не обращая внимания на вопросы одноклассников, и иду по коридору, желая скорее выбраться из этого места.       Какая все это невообразимая глупость. Все эти обиды, ссоры, оценки в школе, новые платья, дурацкие проблемы, сплетни — какая шелуха, невообразимая ерунда, по сравнению с жизнью человека. Они были рядом со мной совсем недавно, а теперь раз — и их нет, как никогда и не бывало. Кирилл больше никогда не будет смотреть на Иру влюбленными глазами, а Денис никогда больше не поцелует и не обнимет меня. Один миг, и нет больше моих друзей, и тысяч других, тех, кому только предстояло бы родиться.       Выбегаю на улицу и пытаюсь вздохнуть полной грудью. Мне отчего-то больно. Чувствую на глазах бусины слез. Откуда? Я давно их все выплакала.       И ведь сейчас не война, сейчас мирное время, а впереди могла бы быть целая жизнь. Так почему они умерли? Разве так сложно защитить двух обычных мальчишек? Зачем весь пафос, зачем громкие слова, манифесты, конституции, если так сложно дать человеку возможность жить в безопасности?       Ноги сами принесли меня к морю. Медленно иду вдоль берега к волнорезу на отшибе мира. Нащупываю в кармане юбки ту самую ракушку и сложенное вчетверо письмо — теперь они всегда со мной.       Тучи надо мною сгущаются, а волны становятся все больше и больше. А ведь всего минут двадцать назад светило солнце… Нет, ласточки никогда не ошибаются. Соленые брызги попадают мне на лицо, но у них уже совсем другой вкус. Точь-в-точь вкус моих слез. Как сильно болит сердце. Но разве может болеть то, чего уже нет. Нет больше моего сердца, нет больше слез, и сил тоже больше нет.       Я вижу наш волнорез и сильнее сжимаю рукой ракушку и письмо. Волны вздымаются большие. Они бьются — бьются — бьются. А я все иду. Вновь вижу белеющую на фоне бушующего моря рубашку Дениса, а через секунду уже могу различить загорелые плечи Кирилла. Свесив ноги в воду, они сидят ко мне спиной, но теперь я не знаю: ждут ли они меня.