Грейпфрут.

Niall Horan - Flicker.

      Утро встречает Зейна прохладным ветерком, заставляющим вздрогнуть (так как по привычке он выходит на балкон только в спортивных штанах), и прекрасным рассветом. И если бы Зейна попросили описать его, он бы сказал – грейпфрут. Красновато-оранжевый, сладостно-кисловатый, с легкой горечью во рту, но до безумия вкусный. Брюнет чирикает зажигалкой и заполняет легкие никотином, облокачиваясь о железные перила балкона.       Холодновато для сентября в Нью-Йорке.       Он вглядывается в утренний, еле открывающий глаза, город и с каждым новым днем и утром понимает, что сделал все правильно. Еще пару месяцев назад он и подумать не мог о том, что будет жить в шикарной квартире (огромной, занимающей половину целого этажа) на Манхеттене с панорамными окнами и огромным балконом, а еще делить ее (жить вместе) с одним порой очень вредным, но до сжатия пальчиков на ногах сногсшибательным блондином, который в первую их встречу нагрубил так, что Зейну даже захотелось обратно домой.       Он мечтал приехать в Нью-Йорк, чтобы исполнить заветное желание – стать главным редактором одного из самых известных журналов. Спустя упорный труд, тысяча различных статей, вырезок и писем, а после трех долгих лет, наконец, получение долгожданное письмо с приглашение. Окрыленный счастьем, он тут же собрал все вещи и сбережения и вылетел ближайшим же рейсом, уже продумывая что и как будет говорить на встрече.       Вот только Нью-Йорк встретил его проливным дождем и украденным бумажником, в котором, слава всем Богам, была лишь часть налички и Зейн впервые в жизни был рад своей дурацкой привычке класть деньги в передние карманы брюк. Затем ему прилетели грязные капли из лужи, когда он был практически возле здания журнала и об безумно долго бранил того самого злосчастного водителя, потому что подбирал этот наряд долгие два часа мучений.       А потом тот самый вышеупомянутый блондин столкнулся с ним уже в дверях лифта, опрокидывая кофе не только на себя и каким-то невиданным образом на Зейна, при этом ругаясь отнюдь не на свою невнимательность. Но Зейн был бы не Зейном Маликом с большой буквы, если бы не придумал что-то новое из испорченного в туалете – долгие пары в колледже моды не прошли даром, хотя бранные слова в его адрес из уст достаточно серьезного на вид блондина в прекрасном темно-синем костюме, так подходящем его глазам, немного утихомирили его пыл и даже слегка понизили самооценку, если честно.       На работу его приняли, правда, пока только один из писателей, но ведь и это успех. Еще долгие четыре месяца работы, который для Зейна, к слову, пролетели как одна неделя, потому что дел было столько, что телефон стал глючить и включать оповещения не в то время и не в тот день, а записывать все в планер было бессмысленно. Так что Малик заодно и натренировал себе память, в которой теперь помещается больше тридцати дел, сотни имен людей, с которыми он должен встретиться в ближайшие дни, более ста различных луков для очередных фотосессий, парочку паролей от всех соц.сетей и, пожалуй, один вид кофе, который он заказывал на протяжении всего этого времени.       Ах, еще имя одного из самых обворожительных людей в этом огромном здании, да и вообще в городе, с которым они встречались либо в лифте, либо в кафетерии и никогда не разговаривали до тех пор, пока Зейн однажды не заснул, стоя в лифте, случайно опрокинув голову на плечо, стоящего рядом блондина, чье имя оказалось – Найл. И, ладно, Зейн единственный кому Хоран разрешил спасть у себя на плече, пока они спускались с сорок седьмого этажа, не обращая внимания на мимолетные взгляды других представителей этого здания. Найл знал по себе, каково это работать в таком бешенном режиме в городе, который никогда не спит и с людьми, которые, как оказалось, тоже никогда не спят, прося тебе в третьем часу утра приехать куда-то и доставить домой или звонить ближе к шести и напоминать о встрече, в который ты не принимаешь ни малейшего участия, но спасибо за уточнение.       Они немного разговорились, когда Хорану все же пришлось разбудить Зейна и предложить отвезти его домой, потому что в таком состоянии ехать в метро не безопасно для его финансового положения и вещей в целом. Нью-Йорк – город мошенников и ловкачей, таких уровней, что даже не почувствуешь, как твой телефон ускользает из заднего кармана супер-обтягивающих брюк.       Так Зейн узнал, что Найл директор «Хоран и Стайлс индустр…» как-то так, название было слишком длинным, чтобы засорять еще одну полочку памяти, но в ней работали одни из самых известных и высокооплачиваемых адвокатов Америки. И именно поэтому Зейн стал замечать всех этих серьезных людей в идеально выглаженных костюмах с кейсами в руках, хотя до этого ему было абсолютно все равно на все, кроме своего сорок седьмого этажа, где так вкусно пахло парфюмерией и кофе. А Найл за этот разговор понял, что еще ни с кем в этом городе не чувствовал себя так спокойно и готовым слушать этот бархатистый голос все дольше и дольше и дольше.       Через два месяца Зейн повысили и он занял место главного редактора, чему сначала не поверил, потому что Рейчел (одна из ассистенток бывшего главного редактора) любила над ним подшучивать и распечатывала фальшивые письма с поздравлениями, но когда это сказал босс непосредственно перед тобой и тебе, кажется, будто земля уходит из под ног.       Еще через месяц Малик напился настолько на его вечеринке в честь повышения, что поцеловал пришедшего на помощь Найла в машине, которую потом же заблевал. И, ладно, Хорану было абсолютно плевать на испорченный дорогой салон, потому что привкус текилы с губ брюнета все еще обжигал его собственные и хотелось только большего.. Они оба не поняли в какой момент все поцелуи стали горячее и глубже, в какую минуту их тела оказались на кровати, а стоны становились громче, но это точно была одна из лучших ночей в их жизни. …       Теплые руки обнимают со спины, складываясь на животе, а последовавший за ним бархатный поцелуй в район лопаток заставляют тело покрыться приятными мурашками. Сигарета опускается в пепельницу и Зейн последний раз выдыхает дым, поворачивая голову в район плеча, замечая лишь светлую макушку, обладатель которой заметно ёжится от низкой температуры, но упрямо продолжает стоять босыми ногами на стеклянном полу балкона.       – Ты простудишься, солнце, зайди в дом, - ладно, получает не так, как Зейн хотел, чтобы звучало, но он все же пытается убрать руки со своего живота.       – О чем ты думал? – упрямство Найлу не занимать, поэтому он просто игнорирует слова Зейна, но убирает руки, позволяя обернуться к нему лицом.       – О том, в какой момент смог так беспамятства влюбиться в одного ворчливого, упрямого, браннымисловамиругательного, но до жути прекрасного мужчину, стоящего прямо передо мной, – достаточно тихо говорит Зейн, выглядывая в голубые глаза напротив, отражающим все небо. – Я люблю тебя.       Малик наигранно хмурится, не слыша то же самого в ответ, а блондин ухмыляется, смыкая руки за спиной брюнета и затягивает в легкий, недолгий поцелуи.       – Напоминаю тебе, что сегодня вечером ты знакомишься с моими друзьями и ты можешь позвать того Луи, иначе Стайлс от меня точно не отстанет со своими расспросами.       Хоран никогда не говорит в ответ, что любит его тоже, но и зачем это надо, когда Зейн чувствует это каждым прикосновением и поцелуем, а еще взглядом, и даже когда в комнате больше сотни людей, голубые глаза прикованы только к нему. И, ладно, он просто знает, что Найл любит его.       И если бы Малика попросили описать Найла, то он бы точно сказал – грейпфрут.       Его любимый. С легкой горечью во рту.       Безусловно.