Как воздух

— У вас снова руки в крови… Зачем? — пробормотал я тихо и неслышно, словно задавая этот вопрос самому себе, не желая озвучивать, а он, подняв пустой взгляд лишь выдернул своё изрезанное запястье из моей руки, замарав белую ткань перчаток в своей крови. — Мне больно. Убирайся! Я не хочу тебя видеть.       Он врал. Нещадно врал, ночью заливаясь в слезах от собственной беспомощности — мальчик обрёл бессмертную форму, но остался в сущности своей порождением людским. Я всё знал, дело ли его обхитрить? Я слышал его за километры, будучи на другом конце земли… Где угодно. Ночью, кутаясь в одеяло, он по девичьи наивно думал, что я не услышу его всхлипов или не почувствую его угнетённого состояния. И видеть он меня хотел, и быть рядом, но лишь изо дня в день играл роль гордой и надменной суки мужского рода, облачая моё тихо присутствие в некую игру — господин и дворецкий. Сейчас он пытался доказать мне, что всё ещё мой господин, но на деле мы были в совершенно разных соотношениях. Я лишь наблюдал, не понимая всех тягот его чертыханий, а он страдал, умирая каждую ночь.       Принятие себя как такового очень мерзкое занятие. Я, как истинная сущность тьмы людских сердец и смрада мира, никогда не испытывал каких-либо затруднений с осознанием своего собственного «Я», а лишь заключал контракты и иногда устраивал массовые эпидемии, дабы усладить свой поджимающий голод. И так из века в век. Я и понять не мог всей силы того, как его разрывает ночами на части каждый раз. Моя безэмоциональная физиономия, я уверен, бесила его не из-за того, что мальчик раздражённо меня воспринимал. Нет. Ему было дико видеть моё бесчувственное лицо, когда он сам был готов умереть, но не знал, как.

Его угнетало моё мнимое равнодушие. Это была не злость, а отчаяние.

Его никто не понимал. — Себастьян! — громко вскрикнул он, что у меня мурашки по телу прошли. Знаете, такие зыбкие, когда в приятной тишине резко раздаётся сильный звук, заставляющий скривить лицо в неприятной мине. Но это был не противный голос моего господина, а взволнованный. Чувство неловкого замешательства заставило меня ринуться к нему в комнату и опешить, распахнув в спешке двери. Я застыл, пытаясь вообразить себе эту картину и понять, а может я сплю? — Он такой… тёплый.       И правда, маленький, пушистый комочек независимости, гордости и тепла. Я слегка приподнял бровь в изумлении. Граф, лежа в собственной постели, держал на коленях чёрного, не пойми откуда взявшегося, кота. — Господин? — Себастьян… — поднимая взгляд, произнёс Фантомхайв, роняя крупные горячие слёзы, пока я медленно вышагивал в его сторону. Мне ничего не оставалось сделать, кроме как забрать с его рук это прекрасное существо и вынести вон. Он отчаянно смотрел мне вслед, а когда я, вернувшись в комнату, подошёл к нему, он тихо спросил. — Зачем? — У вас аллергия, господин.       Я наклонился к нему, платком вытирая мокрое лицо, но тут же ощутил жгучую пощёчину и слегка опешил. Юноша блеснул рубиновой радужкой, не отрывая от меня взгляда, я же не мог смотреть ему в глаза. — Зачем ты это делаешь? — Это входит в мои обязанности. — спокойным тоном ответил я, рассматривая причудливые узоры спинки кровати за спиной Фантомхайва. Он неслышно цыкнул, убирая мою руку от своего лица и недовольно произнёс: — Не надо. Выйди, я не хочу тебя видеть. ***

Утро следующего дня не задалось с самого начала.       Его мучили частые приступы астмы, а иногда мне казалось, что Ханна сделала что-то не то и вместо демона, которому я остался служить на веки вечные, я получил немощное существо, не похожее ни на демона ни на человека, скорее что-то среднее между обоими видами. И не знаю, чего он добивался — я исполнял свои обязанности, как и прежде: готовил изысканные блюда; стирал то, что требовалось; убирал в поместье и прочее. Он спал, ел, пил. Но зачем? Ему это не требовалось, он как-то сам об этом обмолвился. Да и я это понимал.       Раздался звук битого стекла с верхней комнаты, а после мой чуткий слух уловил тихие всхлипы, заглушаемые толстым слоем ткани одеяла. Вмешиваться я не стал, лишь продолжил срезать с ароматных белых роз острые шипы. — Как интересно. — принялся я было рассуждать, выводя причину и следствие. — Роза не перестаёт быть прекрасным и ароматным цветком, лишь к её запаху прибавляется лёгкая отдушина «кровоточащего» стебля от удаления шипов, значит ли это… Мои слова прервала фраза юного господина, стоящего за входной дверью на кухню. Стоит отметить, бесшумно и быстро перемещаться он научился сразу же. — Значит ли это то, что даже без шипов ты будешь любить розы? Обернувшись, я столкнулся с ним взглядом. Господин смотрел на меня невысохшими от слёз глазами, но всё так же надменно, как и обычно. Это немного удивляло, ведь он был сломлен изнутри, я это отчётливо ощущал. Так почему же не прекратить мучить себя самому каждый день? — У вас снова плохое настроение. — я еле слышно прошептал. — Ты не ответил на мой вопрос, Себастьян. — требовательно сложив руки на груди, Фантомхайв принялся было дискуссировать, но я перебил: — Это вопрос требует завуалированного ответа? — Этот вопрос честности требует. — усмехнулся он.       Честно говоря, я опешил от подобной наглости в мой адрес и, будучи в состоянии «честности», принялся высказывать всё то, что накопилось за этот момент: — Честности, да? Вы хотите слышать правду, но знаете, что мой статус не позволяет высказать вам всё в лицо, всё моё отвращение к вашей неспособной к самостоятельности личности. На что вы способны — это отдавать приказы. Только и всего… Кто вы без своего дворецкого, даже после собственной смерти и перевоплощения?.. — я на миг остановился, а после продолжил. — И вы не роза. Отнюдь не роза, милорд. Вы торт. Испорченный и сгнивший, который так никто и не съел, а ведь так желали… Оторвать от вас лакомый кусок.       В воздухе витал запах напряжённой тишины. Он сверлил меня взглядом, а его хрупкая и бледная грудь, слегка прикрытая ночной рубашкой тяжело и стремительно вздымалась, учащая сердцебиение и порывистое дыхание. В глазах читалась лишь боль. Неотвратная. Мерзкая и постоянная.

Я сорвался.       Впервые за это время меня распирала ненависть к собственной сущности, к собственному бездействию и глупости. В стену полетели тарелки с его «излюбленными блюдами», свежезаваренные напитки и ножи. Меня постигла агония.       Я рыдал всей сущностью своей, оставаясь спокойным и непоколебимым снаружи. Мой взгляд первый раз за несколько последних лет столкнулся со взглядом молодого демона, от чего по телам нашим прошли колкие ощущения неловкости — во взаимных взглядах наших читалась взаимная неприязнь с примесью надменности к напротив стоящему.       Шаг за шагом господин приблизился ко мне, а после меня постиг удар по щеке. Если бы у меня была душа, я несомненно сравнил бы это с большим ожогом на ней, вызывающий обиду, чувство униженности и гнев. — Графа Сиэля Фантомхайва нет. Нет и его дворецкого, Себастьяна Михаэлиса. — холодный тон развеял тишину. — Да, вы правы, господин. — последовал мой тихий ответ. — Я тебе больше не господин, Себастьян. Мы вынуждены сосуществовать вместе из-за контракта. Ведь так?.. — Да, но… --…Не перебивай, прошу!.. Мне больно. Постоянно. Я не знаю, как от этого избавиться. Наверное… — его голос дрогнул, а на лице скользнула странная улыбка. — Я этого заслужил. За непреднамеренный обман твоей сущности я буду страдать вечно. — Милорд… — Если ты уйдёшь, Себастьян, к этой физической боли добавиться и другая. Она будет в тысячи раз больнее, чем эта. Ты неспособен подобное чувствовать, лишь анализировать и наблюдать… Я уже наказан, за собственную глупость или слабость. Ты понимаешь? Просто, прошу. Я устал играть роль сильного и надменного графа, устал быть чем-то противным для тебя. Я вижу, как тебе тяжело рядом, просто… — по его бледным щекам ступили слёзы, медленно скатываясь вниз по лицу и робко падая на пол. — Ты перестал улыбаться.       Парень опустил взгляд, а меня пробрала ужасная дрожь и странное ощущение нужности в этот момент. Я переосмыслил многое в этот миг: нам действительно приходилось сосуществовать по причинам контракта, мне не хотелось одаривать своё монотонное житие улыбкой или манерами лживого поведения. Скажу более, вряд ли кто смог бы беззаботно и весело воспринимать происходящее, поняв то, что обречён навечно оставаться слугой для бессмертного существа. Он имел неосторожность привязаться ко мне, но что я мог ответить…? — Милорд. — Не бросай меня… Я без тебя умру. — заливаясь слезами, шептал он невпопад, медленно, но верно одолеваемый истерическим плачем. — Сиэль, я рядом. — поднимая его на руки, шептал я, медленно унося его в собственную комнату, пока он, навзрыд рыдая, тыкался, как беззащитный котёнок мне в шею, крепко прижимаясь.

***

      Робко переплетая наши пальцы рук, он медленно и осторожно сжимал мою ладонь своей, пытаясь согреться от тепла моего тела. Близился третий час ночи, но я так и не смог постичь глубины сна, укрывая теплее юное создание в белоснежное одеяло, пока он мирно и спокойно посапывал у меня на плече. К слову, спать на графском ложе — верх наглости для слуги, но сейчас этих рамок не существовало. Возможно, так будет легче, а может быть я просто и сам не осознавал, что снова способен любить и оставаться рядом, не будь между нами контракта?..