парадокс

Мне бы хватило пяти минут, чтобы сломать тебе руки, сгрызть зубами из звёздной пыли твои нежные пальчики, а в оставшееся время на таймере расцеловывать твои руки, вырисовывая следами влюблённых поцелуев звёзды. Впервые Джон узнает про любовь благодаря сломанной от уродливенького удара ноги, ржавому мечу и сломанному среднему пальцу на правой руке. И он пережёвывает свою боль в только что окончательно выросших подростковых зубках, преданными глазками смотрит прямо перед собой и прожигающей тишиной говорит, мол, и это всё, посмотри на меня, мой милый, я всё ещё здесь, с тобой, в моей левой руке украденная бутылка вина, а мы с тобой в забытом всеми райончике средневекового гетто. Никто не преподавал нам уроки правильной ненависти, никто нам не соизволил на семейном ужине рассказать о том, что правильно, а что — нет. Жизнь сама дарит нам гербарий, оставляя пустые места для наших собственных обглоданных косточек, нам остаётся лишь молча благодарить её, мол, могло бы быть хуже, мол, ну, в глубине леса и трава зеленее, и листья красивее, мол, давай просто заткнёмся, моя милая деточка, расцелуем друг друга до кровавых мозолей на лице и шее, а потом сделаем вид, что вообще-то вечер прошёл как-то скудненько, могло быть лучше и не важно, что с этого самого вечера вы ушли и не пробыв там пару часов Джон нежно шепчет признания любви, треплет Алекса по волосам, кусает и зацеловывает чужие пальцы. Джон солдат, и у него нет нужды ни в выщербленной романтике, ни в сердце, лишь бы сегодня не подохнуть от голода на фронте, стараясь не сгрызть от голода листки бумаги, на которых он с такой нежностью-небрежностью выводит аккуратненьким почерком имя Алекса, смотрит на него сквозь бумажные листы, улыбается и невзначай игнорирует парочку предложений о невесте. Парадоксальный момент в том, что Джон Лоуренс уже как девять лет мёртв.