зависимость.

Если бы Лёшу попросили описать их отношения одним только словом, он бы даже не раздумывал. Вдохнул бы поглубже и посчитал до трёх. Зависимость. Неконтролируемая, навязчивая, связывающая по рукам и ногам. Постоянная потребность в нём, даже когда он ближе, чем можно. Кожа к коже, глаза в глаза, а Лёше всё равно мало. Нужно так, чтоб раствориться, чтоб наконец поверить в то, что и так ясно, как белый день, чёрная ночь, как любая случайная аксиома. Он — твой. Убедить в этом его и самого себя. Целовать без осторожностей, больше не стесняясь, отдаваясь полностью. Ты мне принадлежишь. И никаких альтернатив. — Мой. — горячим шёпотом в шею, ворохом мурашек под плотно застёгнутые рукава рубашки. — Только мой. И сказать в ответ нечего. Спорить глупо. Соглашаться? Бессмысленно. И без того оба знают — повёрнуты друг на друге, как психи. Душа, как в мясорубке, если не рядом. И все дороги домой равняются «к нему». Родной сонный голос в домофоне превращается в сладкую боль под рёбрами. Скоро они обнимутся. — Больше не отпущу. — пробормочет Тоша ему в плечо. Вдохнёт родной запах, которого обыкновенно не замечает. Но с непривычки, после нескольких дней врозь Лёшин парфюм становится его собственным воздухом. И как он без него всё это время дышал? Лёша уснёт, не раздевшись, в их огромной гостиной с высокими потолками. Антон выключит уведомления на телефоне брата и укроет его одеялом. Лёша называет это одеяло «бумажным». — Оно хрустит, как бумага. — Не могу поверить, что тебе 22. Лёша спит всегда крепко, умеет засыпать даже на громких гулянках Локомотива. Но Тоша почему-то и ступить слишком громко боится, благодарит их квартиру за мягкие ковры, съедающие звуки шагов. Опускается рядом с братом на постель, наблюдает, как Лёша подпирает щёку ладонью, устраиваясь удобней. Антон чувствует счастье. И теперь всё хорошо. Потому что Лёшины тёплые глаза снова будут с ним, когда он проснётся. Их машину заполнят любимые треки, Лёша будет снимать короткие видео и улыбаться. — Ты хочешь это выложить? — Антон заглядывает в экран через плечо брата. Видео получается чересчур личным. Счастливый Лёша, взгляд Антона не в камеру — на брата, сплетённые пальцы мелькают в нескольких моментах. — Я ещё не сошёл с ума. — Скажем, что это братская любовь. Лёша улыбается. — Ты дурак. Потому что братья так себя не ведут. Они остаются братьями. Братья не прижимаются друг к другу бесконтрольно, забываясь, посылая нахер правила, потому что не виделись три дня. Братья не провоцируют, сидя напротив в раздевалке. Антон поднимает бутылку с водой, открывает и подносит горлышко к губам. Брат на противоположной скамейке раздевалки прикусывает щёку и пытается не улыбаться. Первая капля падает на нижнюю губу Тоши, и в лёгких у Лёши становится тесно. Через секунду он уже открыто ржёт, потому что вся футболка Антона в воде, и бутылка чуть не выпадает из его рук. Брат матерится и показывает смеющемуся Лёше средний палец. — Хреновый из тебя соблазнитель, — прошепчет Лёша на выходе. — Дома посмотрим. Лёша вскидывает брови и останавливается, с вызовом смотря на брата. — С каких пор ты стал боссом? — Отвали, Миранчук, — смеётся Антон, отмахиваясь и уходя, но его тут же останавливают руки брата. — Так что будет дома? — Если не заткнёшься, ничего не будет, - цедит Антон сквозь зубы, и Лёша ухмыляется. — Посмотрим. Может быть, если бы Лёшу спросили об их отношениях ещё раз, он бы всё же задумался. Зависимость — слишком просто. То, что между ними, принято называть иначе. Любовь? В точку.