Великое искушение

О фетише Курето Хиираги С того момента, как он поцеловал свою верную подчинённую, прошло не мало времени, но этого всё равно не достаточно, чтобы забыть тот самый вожделенный трепет в груди, от которого возникали сладостные спазмы. Скорее всего ему никогда не удастся забыть огонь, что воспылал между ними и обхватил их в свои цепкие объятия, проникая под кожу в лёгкие, из-за чего становилось невозможно дышать, словно кислород съедался алыми языками пламени, и сердца бешено бились, как одно. И по сей день, когда Курето легко касался собственных губ, возникало такое ощущение, словно на них остались невидимые ожоги, как след её нежных, как шёлк, и сочных, как плод из райского сада, уст. Вслед за этим воспоминания всплывали одни за другими, будоража сознание и терзая губы, отчего хотелось унять неприятное жжение очередным поцелуем, однако Курето был воплощением невинности и чистоты, оберегая целомудрие для благого дела во имя мира. По крайней мере, таковым было его собственное оправдание. На самом деле генерал не хотел признаваться, что всего-навсего стесняшка. — Ты закончила? — сурово спросил главный герой повествования у прекрасной дьяволицы, чьи тонкие аристократские ручки не были созданы для держания дверей. На вид ей было около двадцати лет, но это лишь предположение Курето, в которое он меньше всего вдавался. Быть может, она была гораздо старше, но тем не менее дьявольски очаровательна и это затмевало всякий интерес к возрасту. Благодаря тонкой талии, пышным формам, открытой одежде и хитроватому виду, который говорил о её ненасытной похоти, внимание заострялось лишь на желании овладеть девушкой во что бы то ни стало. Она словно суккуб манила к себе мужчин, но, увы, её демонические чары не действовали на Хиираги, как думала она, из-за сильной любви к Сангу Аой. Демоница призналась, что та не менее прекрасна, и вампирский облик только усилил бы её красоту в несколько раз, но вместо ревности испытывала страсть и влечение. Опять же, всё она скидывала на влияние Курето, потому что тот являлся её владельцем, а, значит, она — его частичка до самой смерти или до появления в сердце Шикама Доуджи. Последняя невесёлая мысль заставила Раймеки нервно хихикнуть. — Нет. Я только начала, — издевательски молвила та, и надавила на дверцы сильнее, так как гость с другой стороны проявлял настойчивость, как пьяный мужик, щемящийся в двери якобы собственной квартиры, — И вот настал тот день, когда трезвость покинула его ясный ум заядлого трудоголика, и мысли стали путаться, разбиваясь на буквы, чтобы соединиться в похотливые мыслишки. И все они были только о ней, о девушке с золотистыми волосами и пышными бюстами, которым, думалось Курето, было тесно в плену плотного кителя и лифчика. Курето тяжело вздохнул, и рука его непроизвольно коснулась лица от трепещущих историй Раймеки. Открыв глаза, он спросил: — Тебе делать нечего? И в ответ ему раздался женский хохот. — Побыл бы ты на моём месте, Куретушка, тогда бы я посмотрела, что бы ты делал от скуки. Нет, не от скуки она уши ему заливала. Причина крылась совершенно в другом, и Раймеки позволила ей предстать пред самым носом владельца, в принципе, как и обычно это бывало. Она постоянно посылала столь явные намёки, что Курето закрывал глаза и пропускал мимо ушей любые её фразы о пошлостях. Что самое неприятное, в них обязательно присутствовала Аой или тонкие намёки на неё. Если бы не Шикама, то Курето позволил дьяволице болтать и дальше привычные глупости, однако ситуация заставила его обратить внимание на посылаемые подсказки. Не хотелось, конечно, впутывать в свои проблемы Аой, потому мужчина искал иные способы увеличения силы Раймеки. — Не в скуке дело, — проговорил он, — Лучше скажи мне прямо, что твоя сила на исходе. — Моя сила на исходе, — вздохнула девушка, обращая молящий взгляд на владельца, в котором чёрным по белому было написано «Шикама Доуджи рвётся в сердце с двойным усилием». Ей просто не хватало искушений, чтобы сдержать напор, и ему, Курето, следовало как можно быстрее найти в себе желания что посильнее и помочь Раймеки, потому что это входило в его интересы. Он бы не стал помогать тому, кого использовать нельзя. — Что же нужно сделать, чтобы твоя сила возросла, Раймеки? — Обрати внимание на Аой, несчастный девственник, — с какими-то нотками презрения и укора пролепетала дьяволица, прежде чем вновь уткнуться взглядом вниз, и она уже не увидела вопрос в глазах Курето, тогда тот его озвучил сам: — А без этого? — А без этого — никак! — она явно была раздражена, — Времени осталось очень мало. Если тебе это интересно, то часиков так пять. За это время ты должен лишиться. При последнем слове Курето в недоумении изогнул бровь. — Может, решиться? — спросил он, но зная Раймеки был уверен на сто процентов, что именно лишиться и даже знал чего именно. — Хехе, — коварно блеснула глазами она, — Именно, что нет. — Других способов нет? — Курето не оставлял надежды найти что-нибудь посильнее, и в ответ на это Раймеки раздражённо цокнула, показывая бессмысленность его стараний, как если бы он был хомяком, который пытался подняться за лакомым кусочком будучи в колесе. Ему больше не стоило ничего говорить, итак понятно, что сильнее похоти в сердце человека нет ничего. Это его первобытный грех, животный инстинкт, над которым не подвластна природа, разве что только бог и вампиры. Но чтобы подняться до их уровня, нужно отбросить человеческую сущность и чувства, а когда поднимешься, то уже не захочешь жить из-за отсутствия смысла жизни. Так что чувства и желания — это и есть то, ради чего стоит жить. Быть может, в этом заключается смысл жизни, но это не для таких, как он, скорее для отчаявшихся, что стоят на грани жизни и смерти — утешение одним словом. А для него смысл жизни заключался в другом, в великом подвиге во благо всего человечества и чтобы его осуществить нужно победить проклятье рода Хиираги. Но как? Об этом он подумает чуть позже. Скрепя сердце он вызвал к себе Аой, отвлекая от других дел, и девушка не заставила себя долго ждать. Преданно-заботливо сверкая глазами, она застучала каблучками по бетонному полу, и звуки её шагов разлетелись по большому помещению. Интересно, какого размера у неё ножки? Какова она сама без туфлей? Удобно ли ей вообще в них? Навряд ли, но она так тщательно это скрывала, только чтобы хоть как-то стать выше и избавиться от его взгляда сверху вниз. Он знал насколько терпелива Аой и знал также, что на вопрос «удобно ли тебе на каблуках?» она ответит ложью для того, чтобы Курето-сама или Лорд Курето больше не беспокоился за состояние её ног, а переключил внимание на дела поважнее. Но что может быть важнее её? В этом-то и дело, что он отдал себя целиком и полностью работе, позабыв о подчинённой. Он даже не знал точно какого она роста, потому что нет времени. Курето тяжело вздохнул, и вздох этот отразили стены, усилив ноты досады и грусти, и кажется словно Аой их уловила. Взгляд её вмиг впитал страдания Курето, придав глазам тусклый блеск. Она, словно часть его души, делила все его чувства напополам. — Лорд Курето, — сжимая в руках деревянный планшет с прикреплёнными к нему листами, безэмоционально-фальшиво молвила она так, чтобы слова её превратились в тонкий шелест осенних листьев, — Что-то нужно? — Да! Тебя нужно и как можно быстрее! Он нервно сглотнул, отводя взгляд будто в документы, а Раймеки не перестаёт требовать от Курето действий и говорить разные пошлости томным голосом, но мужчина старался пропускать всё мимо ушей, отчего голос дьяволицы становился всё громче и настойчивее, пока не перерос в громкое требование «ТРАХНИ ЕЁ!». Нет, он не способен на это. Трудно признаться, но это именно из-за неопытности и некоторой стеснительности, хотя самодисциплина развита у него с детства. Вместо ожидаемого ответа на вопрос, он выдал: — Аой, завари чай, — и девушка недоумевающе кивнула головой. Не вдаваясь в подробности, она покинула просторный кабинет, некогда принадлежавший Хиираги Тенри. После его смерти к Курето перешло звание генерала и законное место главы рода. Раймеки долго открывала и закрывала рот, как рыба на суше, после чего выдала несвязные звуки, затем рассыпалась в оглушительном смехе, от которого Курето стало неловко. — Куретик. Двадцать пять годиков. Стыдится полапать подружку, — она издевалась над ним, продолжая хохотать, — Несчастный девственник. Да Глен в шестнадцать не зассал и переспал с Махиру, а тут взрослый дядька боится даже прикоснуться к такой же взрослой тётеньке. Курето вёл себя непреклонно. Если Раймеки хотела обидеть его, то это у неё не получилось. Однако признаться стоит, что сравнение с Гленом задело его гордость и подействовало на него мотивирующе. Возникло откуда-то из глубины души желание оспорить предъявления Раймеки, и на миг ему показалось, что он готов сделать это со своей подчинённой. — Слушай, Курето, — уже более мирно начала Раймеки, — Ничего зазорного в сексе нет. Тем более, ты не знаешь о Аой ничего. Вдруг ей этого самой хочется? А я вижу, что да. Её глаза так и блестят, когда она видит тебя, а сердце бешено колотится от близости. Помнишь тот поцелуй? Она была так мила и счастлива. Неужели в тебе нет ни капли сочувствия? Не хочется сделать эту девушку счастливой хоть на какое-то мгновение? Ты сделал её собственной рабыней, куклой, пустышкой с унылым лицом, которое ей совсем не идёт. К тому же ротик ей дан не только для озвучивания твоих приказов — она тебе не рупор, в конце-концов. Но Курето уже перестал слушать демона. В его голове звучал один вопрос, заставивший переосмыслить всё. И так как он привязался к этой девушке, независимо от собственной мысли, что привязанность мешает человеку, то хотел понять как это произошло и с какого момента жизни он осознал свою привязанность к ней. Когда они познакомились, ей было восемь, а ему — десять. Тогда он смотрел на это маленькое чудо с большими, чуть наивными глазами и не мог понять, как такая хрупкая девочка сможет в будущем его защищать. Зачем ему в прислуги слабая Сангу Аой? Но несмотря на свою разочарованность он протянул ей свою руку в качестве знака дружбы, и она посмотрела на неё словно на нечто внеземное. Прошло быть может минут пять, прежде чем до сознания девочки дошло то, что от неё требовали, а он терпеливо ждал, как это подобает мужчинам. И её ручка неуверенно коснулась его. Сжав, Курето удивился её хрупкостью и миниатюрностью. Быть может в тот момент Аой была ниже его в две его головы и смотрелась достаточно мило, особенно с детскими хвостиками, с которыми она проходила до самого совершеннолетия. Он не забудет её глаза и голос, которым она пропищала что-то неслышное, но опять же в знак уважения к этой девочке он не стал переспрашивать её и просить говорить чётче. Но не с этого момента он привязался к ней, нет. Хотя что-то кольнуло его в сердце, как иглой, пропитанной ядом, которым его отравила восьмилетняя зеленоглазая Сангу Аой. В школе она постоянно ходила за ним хвостиком. Тихим, скромным, покорным хвостиком, готовым выполнять любые требования. И она никогда не перечила ему, даже когда дело доходило до абсурда. Лишь заботливо лепетала «берегите себя» и следовала за ним даже в пропасть. А, когда он болел, она также заботливо-тихо и даже нежно, без всякого укора обвиняла Курето в его собственной безалаберности, после чего продолжала упрямничать и сидеть возле его постели. Тогда Курето боялся, что Аой заразится и приказывал ей идти от него подальше. Нехотя так, но уходила двенадцатилетняя Аой в другое место, и напоследок он видел её печальные зелёные глаза и усталое выражение лица. От этого что-то вновь кольнуло в сердце, но всё-таки это были лишь семена привязанности, сам же цветок возник позже. Когда же она перешла в первую старшую школу Сибуи, все только и говорили о таланте и красоте Хиираги Махиру. Восхваляя её, они превознесли девушку до небес, сравняв её образ с богиней, однако на деле всё оказалось иначе, и Курето ещё тогда знал об этом. Наверное потому никем незаметная Аой стала для него лучше Махиру в сто раз. И хотя у неё не было столь идеальной фигуры и осанки, она старалась держаться гордо и двигалась в бою по-особенному элегантно, а низкий рост и не такие большие груди делали её милой. Но эта милая девушка никогда не проигрывала, не поранив противника. Не обладая мастерством Махиру, она была первоклассным заклинателем и неплохим фехтовальщиком. Неплохим, потому Курето указывал ей на недостатки и помогал усовершенствовать навыки. Для него её упорство стало очередным уколом в сердце, когда пятнадцатилетняя Аой буквально задыхаясь от усталости, крепко держалась на ногах и просила не останавливаться до тех пор, пока та не упадёт. Но и это не тот самый момент. Это случилось чуть позже, когда на поле битвы он задал ей вопрос почему она так предана ему. Её искренность поразила до глубины души. А отец лишь усилил ситуацию. Она была так мила, когда краснела, а он не мог понять почему. Для него не было ничего зазорного, а Аой краснела с каждой минутой сильнее, когда его рука лежала на её бедре. Как говорится, око за око, зуб за зуб. Но тем не менее она нашла в этом нечто стыдливое и только сейчас до него дошло что именно. — Долго же доходило, — наконец подала голос Раймеки, затем она внезапно коварно блеснула глазами и хитро улыбнулась, — Курето, я так погляжу ты залипаешь на ножках Аой. Почему бы не начать именно с них? Мысли разбрелись в разные стороны, и Курето уже не понимал, что от него требовала Раймеки. Начали за здравие, а закончили ножками Аой. Хотя… Нет. Начали они с секса, к сексу его и вела Раймеки, словно замыкая порочный круг. Но Курето совсем не хотелось быть его частью, однако выбора не оставалось или он был, но демоница ловко скрыла от его глаз. Во всяком случае, время стремительно утекало, а он не мог перестать думать о Аой: зелёные глаза, аккуратненький носик, пухлые губки и лебединая шейка. Мысленно спускаясь ниже, Курето вспоминал её образ до мельчайших деталей, особенно много внимания привлекали груди, сжатые плотной материей кителя, и узкая талия, подчёркиваемая белым ремнём. Аой для него идеальна. В ней нет изъянов, а если и есть, то в этом он находил свою особенную красоту, которой нет в других девушках. Неужели внешний вид играет столь важную роль, подумал Курето и попытался отдалиться от темы похоти, но Раймеки вновь потянула его назад: — Ты не дошёл до ножек, Курето. Они не менее идеальны талии и личика. Гладкие, стройные. Что ты чувствовал, когда держал её ножку в своей руке? Прошло восемь лет. С тех пор он ни разу не коснулся кожи Аой, но тот момент он помнит, словно это было вчера. Тогда он впервые обратил внимание не только на её встревоженное лицо, но и на длинные стройные ножки, чья кожа на ощупь была гладка и мягка. Следом за этим — её пылающее от стеснения лицо, которое хотелось увидеть вновь, потому что образ расплывался из-за бурного течения времени. Мысли его прервало появление Аой. Она неторопливо прошла к своему господину и поставила на стол чашку с горячим чаем, затем прижала поднос к груди и осталась стоять на месте в ожидании очередных приказов, но их не последовало, так как Курето задумчиво уставился в красного цвета жидкость, чувствуя себя чертовски неловко. Он отвергал мысль, что робеет пред девушкой и даже стыдится своих желаний и грёз. Особенно когда она рядом и кристальными глазами взирает на него. Как она невинна! И эту невинность хотелось запачкать. — Что-то не так, Курето-сама? — забеспокоилась Аой, и её руки чуть сильнее сжали серебряный поднос. Молчание Курето заставило её напрячься и подумать будто что-то было сделано не так, и вот-вот господин нахмурится. Но этого не было: ни нахмуренных бровей, ни сурового взгляда в её сторону, ни замечаний и выговоров, которых она боялась больше всего. Вместо вышеперечисленного Курето молвил, и в голосе его проскользнуло почти неуловимое тепло: — Да ну этот чай, — все её старания оказались разлитыми на полу небрежным взмахом руки. Но Аой не знала, что вызвало в ней большее недоумение: пролитая чашка любимого чая Курето или изменения в его поведении. Однако чтобы не делал господин, она должна вести себя достойно, потому Аой быстро взяла себя в руки. Тем временем Хиираги просверливал её взглядом, от которого становилось не по себе. Что-то было не так, и перемены никогда не сулили ничего хорошего, почему же тогда она была так спокойна? — Хочешь дам тебе пару советиков? — насмешливо спросила Раймеки, но никаких советиков ему не было нужно. Всей необходимой информацией он владел давно, как и подобает всем взрослым людям без комплексов. А Аой всё стояла и преданно ждала от Курето дальнейших действий, и для него её взгляд казался таким грустным и бесчувственным, что сердце сжалось, как в железной руке. Ему внезапно захотелось обнять свою подчинённую, чтобы в зелёных глазах заплясали огоньки, но он лишь продолжал смотреть и бездействовать, что выводило из себя нетерпеливую Раймеки. — Ну, же. Не сиди. Подойди к ней сзади и помоги освободить из плена её груди. Им же так тесно! Тем более нет ничего сложного в том, чтобы засунуть руку под китель, да и она против не будет. Не нужны они мне, недовольно подумал Курето и даже нахмурился, заставляя Аой вновь заботливо занервничать. — Как не нужны?! — завопила в ответ Раймеки, — Каждый мужчина мечтает о девушке с большими сиськами. А знаешь почему? Потому что их приятно сминать руками. Хотя о чём это я? Такому девственнику, как ты, не понять этого наслаждения, — она ядовито выплюнула последние слова, и Курето показалось, что терпение демона на исходе, и вот-вот Раймеки перестанет с ним разговаривать. В принципе, ему это не страшно. Но несмотря на это, он схватил Аой за китель, благо расстояние между ними маленькое, что Курето стоило лишь встать, и соприкоснулся своим носом с её, отчего сердце девушки пропустило удар и потом бешено заколотилось в груди. И как в тот день, когда он украл её первый поцелуй, вспыхнул румянец на щёчках, а глаза заблестели, и этот блеск был прекраснее всего на свете. Именно этого он и хотел увидеть вновь, потому что такая Аой, робкая и застенчивая, казалась восьмилетним ребёнком с наивным взглядом на мир или, быть может, она смотрела так только на него, и глаза её выражали не взгляд на мир, а восторг и преданную любовь к нему, которую Курето не замечал. Аой тихо пролепетала: — Лорд Курето? — а он в ответ легко коснулся её губ, закрывая глаза, потому что в тот день он так и не смог насладиться сладостью поцелуя, но сейчас же он желал забыться в нём, утонуть с головой и утянуть за собой Аой, чтобы они вместе стали единым целым и сердца их бились, как одно, и дышали они одним воздухом на двоих. Всё это было, как в сопливых книжках про любовь, которую он презирал, однако незаметно для себя вляпался. И теперь же не в состоянии отречься от человека, без которого жить больше не сможет. Именно поэтому он не позволит никому убить Аой. — Тогда впусти меня, и я сделаю тебя сильнее</i>, — донёсся слабый приглушённый голос вроде бы из сердца, но словно и не оттуда. Демоница нажала на двери сильнее. — Заткнись! — как змея прошипела она, — Не влезай туда, куда не просят! На распри между Раймеки и Шикама Курето было плевать, потому что ничто не могло оторвать его от сладких губ Аой. Он не хотел прерывать поцелуй, потому что знал, что если это произойдёт, то он уже не сможет продолжить и на этом всё закончится. Потому Хиираги не медлил и просунул язык в ротик Аой, и та заробела сильнее и даже напряглась, что не скрылось от внимания Курето. Откинув свободной рукой поднос, который Аой так крепко стиснула в руках, что его края буквально впились в её нежные ладошки, Курето потянул зеленоглазую богиню к себе, не разрывая поцелуя, и та не заметила, как, обогнув стол, оказалась на его плоской поверхности в положении сидя, а крепкая мужская рука — на её талии. Поцелуй был нежнее, чем раньше, и гораздо чувственней, словно Курето пытался восполнить утраченные дни, на протяжении которых Аой оставалась без его любви и ласки. Сначала он кусал её губки нежно, боясь причинить боль, но стоило распробовать, как пьянящий вкус ударил в голову, и Курето настойчиво оттягивал нижнюю губу, потом верхнюю, покрывал лёгкими поцелуями взамен на причинённую боль, однако для Сангу эта боль была сладка и приятна, и, удивляясь себе, она неуверенно отвечала, а в груди — головокружащий трепет и страх одним единственным неверным поступком испортить всё, потому девушка вскоре предоставила свободу действий господину, так как знала насколько сильно он любит владел, до ревности, и ненавидел, когда кто-то другой начинал доминировать. Ей было ужасно неловко, и Аой оказалась рада, что господин не смотрел на неё в тот момент. Если бы он это сделал, то увидел её алое лицо, но Курето утонул в поцелуе, а Аой краснела и краснела, почти не дышала от жара, распирающего её тело, и щёчки её горели. Тем временем Курето продолжал изучать территорию языком: дёсны, зубки, внутренние стенки щёчек, нёбо и наконец язык. Когда он целовал её, то чувствовал на своём языке сладкий привкус карамели. Он кружил голову, пьянил, заставляя Курето погружаться глубже и кружиться в мокром танце языков. И так могло продолжаться вечно, если бы только воздух не играл жизненно важной роли. Но пришлось отстраниться, и между их языками образовалась тонкая нить слюней, которая быстро разорвалась, стоило увеличить расстояние и пошло повисла на их подбородках дорожкой от нижней губы. Тогда Аой стыдливо прикрыла глаза и отвела взгляд куда-то вниз, уткнувшись кулачком в носик так, чтобы закрыть рот. Ужасно стыдно, нет, до безумия. Вдобавок ко всему она, как какая-нибудь малолетка, возбуждена и чувствовала, как постепенно намокали белые трусики. А, с какой стати, она возбуждена как малолетка? Девственница. Но этот факт не успокоил, и Аой продолжала гореть от стыда. И ей хотелось бежать. Не важно куда, но бежать и как можно скорее от человека, которого любит всем сердцем. И дело не в том, что Курето представлялся ей ужасным, дело заключалось в страхе стремительно развивающегося сюжета, к которому та не была готова морально, потому-то ей и хотелось убежать от страха перед неминуемым событием, но если этого хотел Курето-сама, то она обязана перешагнуть через свой страх и покориться независимо от силы застенчивости. Просто это должно было когда-нибудь произойти, но она не знала когда и потому не приготовилась. — Что-то не так, Аой? — заметив её реакцию, заботливо спросил Курето, трепетно оглядывая красные щёчки и смущённо блестящие глаза. Ему хотелось, чтобы она смотрела на него, а не куда-то в сторону, потому после того, как девушка дрожащим голосом пролепетала «всё в порядке, Курето-сама», он мягко приказал: — Посмотри в мои глаза, — и Аой, преодолевая стыд, сделала то, что от неё требовалось: посмотрела в карие глаза и увидела в них тепло, ласку, нежность, от которой хотелось растаять, как пломбир на солнце. Для неё прекрасны глаза Курето, а для него — её. И нет никого на свете, способного разубедить их в этом. Глаза Аой зелёные, словно трава в лесу, манили и тянули в свои пучины, и он почувствовал то, чему никогда не давал прорваться наружу, — любовь. Оказывается, это чувство заставляет сердце биться чаще и окрашивает мир в яркие цвета, наполняя его смыслом в виде девушки с золотистыми волосами, к которой так и хотелось прикоснуться вновь в поисках её губ своими. И Курето больше всего на свете захотелось подарить ей всю свою жизнь, чтобы зелёные малахиты никогда не блестели тускло. Аккуратно убрав руку Аой от лица, Курето вновь затянул девушку в головокружащий поцелуй, ощущая, как из-за огня внутри в кабинете становится душно и жарко, отчего Хиираги, не отрываясь от уст, расстёгивает несколько пуговиц на кителе, а девушка робко отвечает на поцелуй, и в этом заключается её любовь: в попытке дарить нежность, несмотря на неумелость. Курето чувствовал возрастающее желание, потому прижал к себе хрупкое тело как можно плотнее, обхватив талию и голову руками, и продолжал лобызания до тех пор, пока не испытал нужду в кислороде. Он снова с неохотой отстранился от девушки, и тяжело задышал, настолько, что кажется будто изо рта вылетает пар, как если бы он был на улице, опорошенной снегом. С глубокой нежностью он пристально посмотрел в глаза златовласки, однако та стыдливо опустила взгляд вниз, отчего мужчина, обхватывая девичий подбородок, поднял его чуть выше, тем самым намекая на то, чтобы Аой посмотрела ему в глаза, и та правильно поняла немой приказ господина. Нет, там не просто зелень малахита или лесных трав, там целые зелёные болота. Пусть не покажется такое сравнение противным и глупым, но Курето осознал, что эти два маленьких болотца тянут на дно так, как этого не умеют кристально чистые реки или озёра. — Ты прекрасна, — вылетело из уст генерала вместе с выдохом, и короткая фраза заставила её прерывисто дышать из-за бешено бьющегося сердца. Всего лишь два слова, а сколько эмоций и чувств! И ни одному мужчине не добиться подобной реакции, потому что она верила только словам Курето и только ему доверяла. Без слов Курето отстранился от девушки и сел на кресло, чтобы позже разглядеть её ножки и освежить воспоминания восьмилетней давности. Положение Аой позволяло с максимальным удобством приступить к делу, и Курето, отдав предпочтение левой ножке, взял её в свои руки и провёл рукой от того места, где кончалась юбка, до пальцев, закрытых лакированной туфлей. Кажется, девушка залилась краской до кончиков ушей, но стойко держалась, трепеща от испытываемых ощущений. Сам Курето-сама ласкал её ножку, причём так невесомо, что странное чувство заставляло что-то внутри живота скрутиться в тугой комок. А тем временем туфля встретилась с твёрдым полом, а мужские пальцы принялись исследовать каждый пальчик на её ноге, плавными движениями переходя к пятке, из-за чего девушка подавила смешок и постаралась унять ответные реакции. Оказалось, что Аой боится щекоток, и Курето об этом догадался по сжимающимся пальцам, что заставило его повторить движение только наоборот. — Ммм, — в его глазах блеснули огоньки, каких прежде никто не видел. Аой даже не знала, что он так умеет и потому поразилась. А Курето продолжил невесомые пытки, от которых ножка девушки задёргалась, а она сама — подавляла рвущийся наружу смех, но так как мужская хватка оказалась сильнее, то, естественно, Аой не смогла вырваться. — Не думал, что такая суровая девушка, как ты, Аой, боится подобного рода пыток, — и это звучало так тепло, что показалось будто вот-вот и вырастут у неё крылья за спиной и взлетит она, и воспарит над этим бренным миром, но только в том случае, если рядом будет её мучитель с прекрасными карими глазами и чёрными, как ночь, волосами. — Курето-сама, — еле выдавила из себя Сангу, прикрыв рот рукой, — Прошу, перестаньте. Но на это мужчина ответил коварной полуулыбкой, явно чувствуя себя расслабленно и комфортно, что не скажешь о бедняжке Аой, и продолжил щекотать усиленно-нежно, пытаясь выдавить из девушки смех. И несмотря на то, что внешне она не выдала ни одного звука, глаза её божественно громко смеялись до выступивших слезинок. Отчаянно вырывая ножку, Аой взмолилась вновь, чуть хохотнув, и это для неё оказалось невыносимо стыдно. Но Курето не унимался, потому что поставил для себя чёткую цель: во что бы то ни стало он услышит, как умеет смеяться эта обольстительная девушка. И всё-таки он добился своего, так как Аой откинулась назад, удерживая туловище от столкновения со столом руками, и засмеялась, обозначив своё поражение. — Ай-яй-яй! — стыдливо хохотала она, — Щекотно! — и выглядела она в тот момент довольно соблазнительно с откинутой назад головой и часто вздымающейся грудью приличного размера. Курето остановился, осматривая богиню снизу, пока та, всё ещё проклиная себя за несдержанность, приводила в нормальное состояние помутневший рассудок, и перевёл взгляд на ножки, чья гладкость манила потрогать. Не сопротивляясь желанию, брюнет провёл рукой от щиколотки до колена, как внезапно поддался новому порыву и уже поднялся жаркими поцелуями всё выше, покуда не наткнулся на юбку. Аой горела от смущения и, кажется, перестала дышать. — Ну, ты и фетишист! — протянула офигевшая Раймеки, — Твою мать… С кем я живу? — Этот вопрос задаю я каждый день, — ответил ей колко Курето. Но как всегда демоница нашла что ответить и сделала она это с гордым видом победителя. — Каков хозяин, такова и собака. — Странные у тебя поговорки. — Сам как-будто нормальный, — надула губки оскорблённая девушка. — В этом ненормальном мире не осталось здоровых на голову людей. — А Аой? — попыталась подцепить его демоница, но Курето с коварной улыбкой ответил: — Она тоже по-своему ненормальная. На этом закончилась их ментальная беседа, и, ещё раз поцеловав полюбившуюся коленку, он примкнул к губам Аой, нависнув над ней так, чтобы руки оказались выше её плечей. Такая суровая на вид Аой, она терпела великую боль без слезинки на глазах, но начинала молить о пощаде, когда дело дошло до щекоток. Как много, оказывается, он о ней не знал, но теперь у них столько времени — целая жизнь, за которую он планировал узнать её всю, целиком, с любимых пяток до аккуратненького носика. Подумав об этом, Курето нежно потерся кончиком своего носика о её, как внезапная нежность очередной волной окатила с головой, словно это действие являлось интимнее, чем поцелуи, после чего накрыл опухшие от поцелуев уста своими, заставляя девушку аккуратно лечь на стол, что она и сделала, будучи не в состоянии устоять под напором ласк своего господина, на удивление уверенно обвивая шею руками и продолжая сплетать языки в жадном, но до безумия нежном танце. Потом Курето отстранился, но покрыл жаркими поцелуями уголок губ, кончик подбородка и, спускаясь ниже, расстегнул пуговицы на кителе, а заодно и — рубашке, оставляя на нежной коже невидимые ожоги своих уст. Когда дело дошло до ключиц, Курето провел по ним большим пальцем правой руки, любуясь их чёткими очертаниями, и тогда он осознал, что любит их, как и стройные ножки, а позже оставил укусы, явно с интересом наблюдая, как на бледном фоне вырисовываются алые пятнышки со следами его зубов. При мысли, что он причинил ей боль, Хиираги прильнул к каждому засосу губами, даже не зная какого сейчас девушке. Но Аой растворилась в ощущениях, сошла с ума, поверила, что происходящее — сон, которым стоит насладиться, и уже давно витала в облаках. Где-то там ей было больно, но здесь это чувство искажалось в жутко приятное жжение и хотелось, чтобы господин не останавливался, иначе потом она уже не сможет стать такой же раскрепощённой, как и сейчас. Прикусив нижнюю губу, она продолжила смотреть сквозь потолок в глубины космического пространства. Внезапно генерал остановился, и Аой показалось, что это конец и ничего дальше не будет, от чего эйфория сменилась стыдом вперемешку со страхом. Кожа на груди от волнения покрылась красными пятнами, а сама грудь стала часто вздыматься. Однако когда Курето отстранился и она увидела его тёплый взгляд, поняла, что бояться нечего, но не перестала смущённо краснеть, что, видимо, нравилось брюнету. — Чего ты хочешь, Аой? — вопрос прозвучал настолько внезапно, что девушка на миг перестала дышать, моргать, ко всему прочему потеряла дар речи. Чего она хочет? Для счастья ей надо совсем немного: быть рядом с ним. И не важно при этом обращает ли он на неё внимание или нет, она будет жадно ловить каждый его взгляд и жест, каждое слово, каждую мимику на его лице, а самое главное — безвозмездно заботиться и защищать. Всё это для того, чтобы быть рядом с ним. И Аой не могла поверить в сегодняшнее счастье. Потому вопрос надо перефразировать… Чего она хочет сейчас? Аой нервно сглотнула, продолжая смотреть в карие глаза, и, к собственному удивлению, храбро молвила: — Поцелуйте меня, Лорд Курето. Имя, слетевшее с уст, было для неё сладко, как райский нектар, но ни в коем случае не приторно, потому ей хотелось произносить его вновь и вновь. С такой же жадностью она кусала бы запретный плод. — Ну, раз уж это всё, чего ты просишь, — кажется Аой увидела искорки забавного смеха где-то в глубине глаз, прежде чем слиться в очередном поцелуе. Всё ещё не веря в собственное счастье, Аой обвила шею мужчины и скрестила ноги на его талии. Такой наглости Хиираги явно не ожидал, но несвойственное для Аой поведение приятно удивило. Пытаясь оттянуть момент, Сангу целовалась медленно, не зная, что этим злила своего господина, и поняла это только тогда, когда тот с рычанием принялся терзать опухшие алые губы по-животному страстно, отчего не заметил, как причиняет боль каждым своим укусом. Стало невыносимо жарко. Аой захотелось расстегнуть ещё несколько пуговиц на кителе… Кителе Курето, чтобы почувствовать своим телом его, добавляя больше дров в их пламя страсти, но в то же время жутко не хотелось отсраняться. Оставалось лишь целоваться до умопомрачения, покуда воздух не покинет их легкие. Но даже, когда наступил этот момент, Курето не отстранился и продолжал сплетать языки до неприятных пятен пред глазами. Отпуская ослабшими руками Курето, Аой тяжело задышала и некоторое время приходила в себя, потому что мир вокруг пульсировал, грозился сжаться в маленькие точки, но вскоре вернулся в прежнее состояние. Видимо, брюнет пришел в себя раньше и, будто до этого прочтя мысли подчиненной, успел расстегнуть свой китель полностью, не позабыв при этом про девушку. Теперь пришла пора краснеть Курето. Его взгляду предстал третий размер обворожительных упругих грудей, так бессовестно зажатых красным лифчиком с кружевами. Он даже подумать не мог, что Аой носила такое смелое бельё, потому это ввергло в ступор. Ещё чуть-чуть и из носа польет кровь, и, заметив это, девушка смущённо прикрыла грудь. Скорее уж по инерции, нежели чтобы насолить господину. И вновь в карих глазах блеснул уже знакомый ей насмешливый огонек, а сам взгляд снисходительно потеплел. Не сказав ни слова, мужчина аккуратно схватил Аой за запястья и завёл руки над головой, открывая восхитительное зрелище. Удерживая руки левой рукой, Курето провёл указательным пальцем по груди Аой, отчего та, кажется, перестала дышать и вновь нервно сглотнула. Кожа оказалась такой гладкой, чистой, белоснежной, а выпирающий бугорок настолько соблазнительным, что Курето провёл по грудям указательным пальцем, словно рисуя, после чего решился избавить Аой от верхней части белья, как вдруг… — Поздравляю с повышением, генерал! — дверь кабинета распахнулась от небрежного пинка, и в этот момент пара осознала, что так и не удосужились её запереть. — Ох… Ёёёёё, — протянула разочарованная Раймеки, — Обломал всё, сволочь. Да чтоб тебя Махиру загрызла! Курето перевёл мечущий молнии взгляд на нарушителя покоя. Аой покраснела, не в силах прикрыться, а гость ехидно заулыбался. — Сорян, — издевательские нотки послышались в голосе подполковника Ичиносе, — Потом зайду. Предложу свои услуги твоего будущего спасителя. Он даже не вздрогнул и терпеливо вынес прожигающий взгляд карих глаз. Уверенный в себе, потерявший всякий стыд, Глен, насвистывая мелодию, развернулся и покинул кабинет. Только когда дверь закрылась, Хиираги зло прошипел короткое: — В порошок сотру, — и тепло улыбнулся сгорающей от смущения Аой. Девушка залилась краской с ног до головы за считанные секунды и выглядела для него по-особенному милой. Курето одарил легким поцелуем носик, собрал слезинки губами и прошептал на ухо то, от чего у Аой по всему телу пробежали мурашки: — Мою девочку засмущал, — и укусил мочку уха.

***

— Хее, — Раймеки явно довольствовалась происходящим, — Бесплатная порнуха. Давно таким зрелищем не наслаждалась. — <b>Как только проникну в сердце, — дверцы заговорили слабым и ласковым голоском светлого существа, — задушу. На это демоница коварно улыбнулась. В её голове созрела очередная похотливая идейка, коих было с излишком. — Впереди ещё целая ночь. Можно и БДСМ попробовать. Всё для тебя, сладкий. По ту сторону двери послышалось сдерживаемое елейное шипение, подарив Раймеки очередную волну садистского удовольствия.