i (don't) like piercing

      Когда однажды за вечерними посиделками под тёплым пледом Хёнджин будто бы невзначай заводит разговор о пирсинге, Уджин не особо заинтересованно поддерживает этот диалог. Он лишь притягивает младшего ближе к себе, обнимая ещё крепче, чем до этого, и тихо угукает, тем самым показывая, что слушает, хотя параллельно всё-таки пытается смотреть фильм, который он, вообще-то, очень сильно хотел посмотреть.              И нет, дело даже не в том, что ему не интересно или что-то в этом роде, просто он, как бы, не особо воодушевлён продырявливанием собственного тела. Да, конечно, кому-то это очень идёт и выглядит до безумия эстетично, но, как минимум, на себе он не хотел бы видеть ничего из этого. И на Хёнджине, к слову, тоже. А зачем? Он и так самый чудесный мальчик из всех тех, кого Ким встречал.              — Кстати, хён, я тут прочитал, что пирсинг языка может стать отличным другом в оральном сексе, — заинтересованно произносит младший, поднимая до пиздеца невинный взгляд на старшего, а тот почти что давится колой, потому что "Ну какого чёрта, Хёнджин".              — Хотел бы я попробовать, — тише, будто просто думает вслух, произносит Хван, на что Уджин отрицательно качает головой и, ничего не отвечая, снова заостряет всё своё внимание на фильме, добрую часть которого уже и так пропустил из-за разговоров младшего.               Да, Уджин, конечно же, тоже наслышан об этом, но ему как-то плевать на все эти рассказы от опробовавших на себе людей. Ему вполне хватает обыкновенного Хёнджина, без всякого железа во рту или где-либо ещё. Да и он уверен, что Хёнджин всё равно не сделает ничего такого, потому что он вот уже несколько месяцев грозится набить татуировку, но что? Правильно, ничего, он лишь ходит и говорит об этом, поэтому Уджин уверен, что с пирсингом наверняка повторится та же самая история.              — Нет, ну правда, может мне язык проколоть? — снова начинает парень, а Уджин лишь шумно выдыхает и понимает, что оставить этот вопрос без ответа не получится, потому что тот смотрит выжидающе и, кажется, даже не собирается отступать.       — Во-первых, ты ведь знаешь, что это всё не так просто? Знаешь, что, если мастер облажается, то твой язык раздует так, что ты не сможешь ни петь, ни говорить, ни есть. Да и к тому же, я думаю менеджер не оценит эту идею, — он делает несколько глотков колы, параллельно думая, что бы ещё сказать, и продолжает: — Да и к тому же мне кажется, что всё это чушь собачья. Я как-то не особо воодушевлён.              — Ммм, — многозначительно произносит младший и, так ничего и не ответив на сказанное Уджином, опускает голову ему на плечо, задумчиво всматриваясь в экран ноутбука.              Больше Хёнджин не поднимает эту тему, а Уджин и рад, потому что только пирсингованного Хёнджина ему ещё не хватало.              ***               Уджин в очередной раз прогоняет один и тот же кусок хореографии, потому что сколько бы не пробовал — всё равно не получается. Мышцы болезненно ноют от перенапряжения, и сил совсем не осталось после трехчасовой тренировки, поэтому парень присаживается на пол, пытаясь отдышаться, и бросает взгляд на настенные часы. Два сорок пять. Все остальные наверняка уже спят, и Уджину следовало бы тоже, но он ведь не успокоится, пока не добьет этот кусок до идеальности. Ну, или до тех пор, пока окончательно не свалится без сил. Поэтому он встает, ещё раз включает песню на повторе и прогоняет эту идиотскую связку снова.              За громкой музыкой, собственным громким дыханием и стучащим где-то у висков пульсом, он совершенно не замечает, как в зал кто-то заходит, и слегка дергается от неожиданности, когда слышит голос за своей спиной.              — Хён, ты чего так долго здесь?              — Пытался отработать тот кусок, что у меня никак не получается, — отвечает Уджин, делает музыку тише и вопросительно смотрит на довольно-таки бодрого младшего. — А ты почему не спишь? Нам завтра рано вставать, тебе нужно выспаться.              — Не смог уснуть. А потом заметил, что тебя нет, и решил прогуляться до зала. Помощь нужна? — Хван подходит со спины, обхватывает руками поперек живота и кладет подбородок на плечо старшему.              Хёнджин даже ответа не дожидается, мажет губами по мягкой, слегка солоноватой от пота коже, оставляя небольшое багровое пятнышко на шее чуть ниже линии челюсти.              — Ты что творишь? Нас же могут заметить, — шумно и (не)довольно выдыхает Уджин, но голову всё же запрокидывает, открывая больше места для таких сладких поцелуев. — Ну вот, теперь мне придётся тоналку и на шею наносить.              — Я закрыл дверь, а стены здесь со звукоизоляцией, так что никто ничего не услышит, — Хван шепчет прямо на ухо, обдавая его горячим дыханием, отчего-то у Уджина ноги подкашиваются. — Да и к тому же все спят, мы одни с тобой лунатики.               Уджин ничего не отвечает, и Хёнджин воспринимает это как призыв к действию, поэтому снова припадает губами к шее, стараясь целовать аккуратно, чтобы без лишних засосов, а руками осторожно забирается под футболку Кима и медленно проводит пальцами по напрягшемуся животу с едва заметными кубиками пресса. Уджин в объятиях младшего заметно расслабляется, хоть тело всё ещё ноет от тренировки.               Хёнджин на несколько секунд отстраняется и легонько толкает парня в сторону дивана. Уджин понимает и молча делает несколько шагов, крепко сжимая ладонь младшего в своей, после чего садится. Секунда — и Хёнджин присаживается к нему на колени, ёрзая, после чего с губ Уджина срывается тихий стон возбуждения, а Хван ухмыляется ехидно. Он снова припадает губами к шее, а Уджин опускает ладони на его талию, крепко сжимая пальцами. Ему ужасно хочется поцеловать эти чёртовы губы, творящие такие вещи, но Хёнджин не целует сам и себя поцеловать не даёт, а Уджин искренне недоумевает, потому что "Какого чёрта?". Мало того, что так внезапно пришёл и начал приставать, так ещё и дразнит.              Ким недовольно смотрит на парня, а тот, кажется и сам не может не целовать, поэтому всё же сдается и целует — мокро, чувственно, но без языка, и Уджину не позволяет, хоть тот и пытается. Он медленно скользит ладонью от шеи к области паха и накрывает возбужденный член сквозь тонкую ткань шорт, слегка надавливая, отчего Уджин вцепляется в его бока пальцами ещё сильнее. Хёнджин мгновенно слезает с его коленей и присаживается на корточки на пол между его ног, продолжая ладонью настойчиво поглаживать член старшего.              И в любой другой раз Хёнджин мог бы ещё долго мучать Уджина, но не сегодня. Сегодня у него есть причина, по которой он хочет скорее посмотреть на реакцию парня, поэтому он тянет за веревочки на его шортах, развязывая, и стягивает их вместе с боксерами, когда Ким немного приподнимается, чтобы сделать это было легче.              Хёнджин обхватывает член старшего у самого основания и делает несколько движений рукой на пробу, слыша, как тяжело дышит Уджин. Он прикасается к головке большим пальцем, аккуратно размазывает капельку выступившей смазки и исподлобья смотрит на Уджина, прикусывая губу. А тот стонет уже менее сдержанно и, кажется, готов кончить от одного вида Хёнджина сейчас и мыслей о том, что сейчас произойдёт.              Хван целует набухшую венку, обдаёт головку своим горячим дыханием и лишь прикасается губами, будто примеряясь, после чего вбирает немного глубже в рот, подключая язык. И тут-то Уджин готов визжать, как пятнадцатилетняя школьница, потому что он чувствует что-то прохладное и металлическое. И ему, конечно же, не сложно догадаться, что это. Особенно если вспомнить их недавний разговор о пирсинге и всяком таком. Но он, знаете ли, удивлён, потому что до последнего не верил, что Хёнджин может сделать это.              Он зарывается пальцами в хёнджиновы волосы и сжимает их, когда Хёнджин вбирает ещё глубже, продолжая вытворять своим языком невероятные вещи. Он стонет громко, даже не пытаясь сдерживаться, и искренне благодарит всевышних за то, что стены действительно со звукоизоляцией, потому что иначе сюда сбежались бы все.              И Уджин правда теперь думает, что нет ничего охуеннее того ощущения, когда прохладный металлический шарик перекатывается по чувствительной головке. А в контрасте с тёплым хёнджиновым языком и его припухшими губами, это всё становится в миллион раз более крышесносным.              Хёнджин заглатывает глубже, почти до самого основания, и несдержанно стонет, посылая вибрации по уджиновому члену. Потому что ему крышу сносит от того, какой Уджин горячий; от того, как мелодично и громко он стонет; от того, какой он охуенный.              Хван играется языком с головкой, заглатывает глубоко и втягивает щёки, отчего Уджин сам бёдрами вперёд подаётся, дышит тяжело и стонет несдержанно, пальцами сжимая волосы младшего.              Когда внизу живота приятно тянет, и Уджин понимает, что вот-вот кончит, он пытается отстранить Хёнджина, оттягивая за волосы назад, но тот слишком упрямо вцепляется пальцами в бёдра и никуда отстраняться не собирается. И Киму ничего не остаётся, кроме как кончить ему в рот, а после — захотеть умереть, потому что Хёнджин глотает всё до последней капельки и ещё губы облизывает так нагло и пошло, что Уджину хочется выть в голос.              — Ну и как тебе, хён? — нагло улыбаясь, интересуется Хван и снова присаживается на колени хёна, целуя того уже с языком.              — Охуенно, — подытоживает Уджин, сгребая младшего в свои медвежьи объятья. — Но я до последнего не думал, что ты всё-таки сделаешь это.              — Как видишь, сделал, — Хёнджин утыкается носом куда-то в шею Кима и довольно урчит. — А теперь пошли спать, завтра вставать рано. А со связкой, которая у тебя не получается, я помогу завтра.