О газетах и перспективах

      — Это никуда не годится, — сокрушаясь, покачал головой Баркер, что-то вычёркивая из с таким трудом не им набитой на печатной машинке статьи (драккл задери магглов с их мудрёной техникой!). — Лэнгдон, вот скажи, где ты работаешь?       В кабинете Генри Шоу-старшего было просторно и очень мрачно. Вина лежала не на стенных панелях из тёмного дерева, геометрическом узоре паркета или столе, по краю обитом металлом. Мужчина, к которому теперь каждый обращался непривычным именем «Лэнгдон», всеми фибрами души чувствовал, что горе поселилось в пентхаусе. Горе, оформленное в фоторамку на столе, за которым ещё совсем недавно сидел совсем другой человек.       — В «Шоу Ньюс», полагаю, — вскинув подбородок, сказал Геллерт. В теле невзрачного маггла жест получился и на долю не столь величественным, как тому полагалось быть. Но он рассчитывал вскоре справиться с этим недоразумением. Так или иначе. А пока продолжавшим слежку за остатками семейства Шоу аврорам не стоило давать повода для подозрений. — Или в минувший вечер что-то изменилось? Баркер поморщился, нервно поправил галстук. Ему не нравились намёки.       — А складывается впечатление, что в «Правде», — Баркер даже привстал с шикарного кресла, которое занимал по праву временного ведущего редактора. Но, наткнувшись на равнодушный взгляд Геллерта, неуверенно замер, собирая силы для какого-нибудь резкого выпада. — Послушай только, что ты пишешь! — он прокашлялся в кулак и взял в руки исчёрканную рукопись. — «Что есть власть? В чём заключается её сущность, её происхождение и высшая цель? Почему даже в самой демократической, в самой свободной республике власть достаётся недостойным…». И это ты предлагаешь для первой полосы?! Хочешь, чтобы нас за «красных» посчитали?! — голос Баркера приобрёл истерические нотки.       — А это лучше, хочешь сказать? — выразительно приподняв бровь, Геллерт за краешек ухватил со стола макет завтрашнего выпуска. — Третья полоса, самое сердце номера, и что вы видим? «Нашедшего бежевый ридикюль с позолоченным рамочным замком прошу вернуть миссис Эспозито по адресу…». Мы в Нью-Йорке, а не в каком-нибудь луизианском захолустье, где пропажа ридикюля сойдёт за событие векового масштаба. Объявлениям место на пятой полосе.       — Если мы объявления станем печатать на пятой, кто будет читать первую?       Геллерт был честен с собой и осознавал, что ему даже нравится спорить с Баркером, биться за каждую статью, каждую строчку. Один русский еврей, с которым Геллерту довелось пить в Женеве ещё до войны, после очередной кружки пива убедительно доказал важность печати в деле Революции. И давно стоило обзавестись собственной газетой, наладить выпуск, чтобы его, Геллерта, слово, достигло ушей и языков нерешительных магов во всех концах света.       — Это зависит от того, как сверстана первая полоса.       Что ж, пусть запертый в теле маггла, лишённый магии, ум он не потерял. Пусть сейчас тяжело, пусть заклинание, что должно было помочь уйти от погони, сработало неправильно, он подождёт, потерпит. В конце концов, Винда ещё ни разу не подводила.       — Как хочешь, Лэнгдон, — упёрся Баркер, нервно озираясь, будто опасаясь, что вот-вот из шкафа выпрыгнет, обвинительно потрясая Конституцией, Оле Хансон, — но твои советские писульки я не пропущу!       — Тогда тебе вовсе нечего будет печатать, — насмешливо фыркнул Геллерт и задумался, не перегнул ли палку? Настоящий Лэнгдон, хоть и жил в тени старшего брата, всё же по-своему его любил и не стал бы настолько открыто намекать, отчего у «Шоу Ньюс» настали тёмные времена.       — У меня найдётся пара занимательных рассказов, — не унимался Баркер, на чьём бледном немолодом лице проступили красные пятна. — Будет литературный спецвыпуск. Это, чтобы ты понимал, нынче востребовано. Райт вон деньги лопатой гребёт.       Геллерт понятия не имел, кто это такой, но сделал себе заметку узнать на будущее. Он выпятил грудь, чтобы казаться внушительней и разразиться едкой, как гной бубонтюбера, речью, когда уставший, но не потерявший властности голос прервал спорщиков.       — Прекратить балаган.       В кабинет вошёл Генри Шоу-старший собственной персоной. Явление смерти состарило его, согнуло плечи, но в голубых глазах ещё сохранился огонёк. Геллерт не мог не испытывать уважение к этому человеку, пусть тот и был магглом.       — Баркер, — Шоу-старший наградил временного главного редактора ледяным взглядом. — Макет полагается согласовывать со мной. По какой причине сегодня это правило было проигнорировано?       Баркер стушевался, растеряв всю свою напускную важность и грозность, и открыл было рот, но Шоу-старший продолжил, адресуя замечания человеку, которого принимал за своего младшего сына:       — Лэнгдон, — в его голосе суровость мешалась с отческой заботой, и глаза потеплели. Будь у Геллерта совесть, она бы сейчас впечатлилась и потребовала немедленно прекратить маскарад, — мы не поддерживаем и не будем поддерживать Советы, но если тебе так хочется писать о власти и угнетении, поручаю тебе осветить завтрашнее собрание АФТ.       Глаза его на мгновение заволок туман, когда он, опираясь на трость, подошёл к гладкому до зеркального блеска столу, с необычайной лаской проводя ладонью по окованному металлом краю. Понятливый Баркер тут же водой утёк за спину Геллерта.       — Спасибо, — улыбнулся тот, — отец.       Слово отозвалось странным чувством у затылка.       — Итак, Баркер, — Шоу-старший вновь переключил внимание, и Геллерт, взяв пальто со спинки кресла, где когда-то сидел старший брат его временного сосуда, потянул на себя тяжёлую дверь, ещё успев краем уха услышать: — Поговорим теперь о макете…

31 июля 2018 г.