Скандал

Милая Фредерика, произошла сущая катастрофа, и мне кажется, что тебе лучше будет узнать все детали лично от меня. Это всё очень для нас болезненно, и мне так бы не хотелось впутывать ещё и тебя, но даже если я промолчу, не промолчат сплетницы близ твоего имения. Все мы живы и здоровы, но – в общем, готовься. Мистер Мэнверинг, который (как мы считали) просто слишком долго засиделся в гостях у де Курси, публично рассказал всю правду. Как выяснилось (ох, мне неприятно даже писать об этом), у него была длительная связь с твоей матерью. Хуже того, она началась даже до её свадьбы с Реджинальдом. Он и признался-то во всём лишь потому, что она решила расстаться с ним ради нового возлюбленного. Это совершенно ужасно. Конечно, Реджинальд сейчас хлопочет о как можно более быстром разводе, и, насколько я знаю, она больше не живёт в его доме, а мои родители так подавлены всем этим, но для тебя, моя бедная, бедная дорогая племянница, всё это, должно быть, втройне невыносимо. Я чувствую себя премерзко, составляя это письмо. Можешь быть уверена в одном, Фредерика: я знаю, что ты не замешана в этой истории, совсем напротив. Мы с Чарльзом немедленно выступим в твою защиту, если хоть кто-то посмеет тебя оклеветать. Я приеду к тебе, как только смогу оставить маму, папу и Реджинальда. Передай мои наилучшие пожелания сэру Джеймсу и поцелуй малютку Джеральда – надеюсь, он всё так же весел и бодр. Пожалуйста, прости за подобный тон этого письма – заверяю, ты здесь ни при чём. Твоя и т. д. Кэтрин Вернон. Фредерика сжала письмо в кулаке, пытаясь не заплакать. Развод! Огласка! Ах, Реджинальд, Реджинальд… А она же надеялась. Она надеялась, что её мать в кои-то веки по-настоящему полюбила его. В конце концов, его нельзя было не любить!.. Фредерика утешала себя мыслью, что с ней самой, застенчивой и неуклюжей, Реджинальд никогда не был бы счастлив, а вот её блистательная, остроумная красавица-мать принесёт ему ту радость, которую он заслуживает. Вместо этого она принесла ему лишь позор и стыд. Ах, если бы Фредерика могла как-то предупредить Реджинальда заранее… но как? Он не был кем-то из близкой родни, чтобы говорить с ним на столь деликатные темы. Да и не поверил бы он ей. За исключением Кэтрин Вернон и старших де Курси, её мать ввела в заблуждение абсолютно всех. Вскоре Фредерика уже неудержимо рыдала, бросив бумагу на стол. В холле послышались шаги. – Рика, душенька, я был – ой, что случилось? Тебе нехорошо? Руки Джеймса обвились вокруг её талии, и она уткнулась ему в плечо, дрожа в истерике. – Рика, умоляю, что произошло? – спросил он, когда она немного успокоилась, и взял её лицо в свои ладони. – Тебе принести какой-нибудь подарочек? Хочешь чего-нибудь сладенького? Пара медовых печеньиц точно развеселят тебя… – он осёкся. Даже ему было видно, что тут сладеньким не обойдёшься. – Прочти, это от Кэтрин Вернон, – она протянула ему письмо, стараясь немного расправить бумагу. – Скоро об этом узнают все, так что мне всё равно. Пока он читал, его брови поднимались всё выше, пока он наконец не вымолвил в полнейшем ошеломлении: – Так у твоей матери была связь с мистером Мэнверингом? Фредерика вяло кивнула. – Но зачем тогда ей было выходить за Реджинальда де Курси? – И правда – зачем? – пробормотала она, чувствуя, как в глазах вновь закипают слёзы при воспоминании о Реджинальде. Джеймс заморгал, силясь всё это уяснить. Как он ни пытался, он так и не мог понять, что такое супружеская неверность. На балах и пикниках он всегда весь сиял, если какой-нибудь чужой юнец ухаживал за его женой, считая это проявлениями искреннего платонического восхищения. Если бы Фредерика унаследовала нравственный облик матери, она бы могла уже завести десяток любовников, а её муж оставался бы в совершенном неведении. Но она ничем не напоминала мать. Единственным мужчиной, покорившим её сердце, был Реджинальд, и как отчим он стал навсегда для неё недосягаем, даже если бы она не вышла замуж. К тому же обманывать такого добродушного и наивного человека, как Джеймс, было бы особенно низко. …Ах, ну как Реджинальд мог позволить её матери обвести его вокруг пальца?.. – Мне очень, очень жаль, Рика, – Джеймс гладил её по голове. – Это… гм, должно быть, так больно… Он явно с трудом подыскивал слова, но на этот раз это была не его вина. На его месте Фредерика тоже не знала бы, что сказать. – Я ведь знала, что она из себя представляет, – прошептала она, неотрывно глядя на письмо. – Но… ох, кому я могла такое рассказать? Тем более о родной матери! И теперь она опозорена, а над Реджинальдом де Курси смеётся всё лондонское общество. – Но ты-то не опозорена, правда? – он в волнении перечитал письмо, чтобы убедиться в этом. – Если кто-то скажет, что ты опозорена, я отвечу, что это не так! – А если они продолжат так говорить? – улыбнулась она сквозь слёзы. Будучи дочкой леди Сьюзен, она непременно заинтересует сплетников, а Джеймс был не из тех людей, кто способен пресечь слух на корню одним словом, но её тронула его забота. Он немного подумал, но тут же его глаза загорелись: – Если продолжат, я никогда не буду приглашать их в гости! Даже на охоту! Фредерика вздохнула, вновь разглядывая письмо Кэтрин. Кэтрин-то самой сейчас каково! Она тоже всегда видела истинное лицо леди Сьюзен и тоже не могла ничего предотвратить. Реджинальд её не слушал. В голове не укладывалось, что такой умный и образованный молодой человек мог быть так слеп. – Ты так опечалена, Рика. Тебе, наверное, очень дорог Реджинальд де Курси. Вздрогнув, она подняла на него глаза. Джеймс… да как он вообще заметил? – Мне он тоже дорог – он замечательный друг. А, ну конечно. Её доброжелательный ко всем и каждому муж имел в виду только дружбу. – Может, мы позовём его к нам – пусть отвлечётся? – предложил Джеймс. – Нет! – вскрикнула она. – В смысле… в такой ситуации ему приличнее будет оставаться дома. И он наверняка так подавлен и рассержен, если он приедет, он может испугать маленького Джеральда. – Я вижу. Что ж, дорогая, как пожелаешь. Он позвонил в колокольчик и попросил горничную принести чаю с медовым печеньем, а Фредерика направилась в детскую покормить Джеральда. Она согласилась на выбранное мужем имя ещё до рождения ребёнка, потому что это была ещё и сокращённая анаграмма имени «Реджинальд». Сейчас-то боль немного утихла, но в первые месяцы брака Фредерике было невыносимо трудно переживать то, что она навсегда потеряла того, кого искренне любила, из-за собственной матери. Её сын был самой большой её отрадой. Он унаследовал её кудряшки и широкую сияющую улыбку Джеймса, и он был необычайно бойким и весёлым малышом. Многие знакомые Фредерики изводились из-за своих слабых, бледных, вялых детей, но у неё, к счастью, обошлось без этого. Джеральд ласково гулил, пока она качала его на руках, и цеплялся своими ручонками за её пальцы. Она мурлыкала колыбельную, услышанную у Вернонов – её мать ей никогда не пела. – У меня идея, – объявил Джеймс, войдя в детскую с надкусанным печеньем в руке. – Почему бы тогда нам куда-нибудь не уехать, чтобы тебе стало легче? У одного моего кузена есть имение в Шотландии, он говорит, что горный воздух просто прекрасен. И там замечательные угодья для охоты. – Ой, это будет чудесно! – воскликнула она. – Знаешь, я ж никогда не выезжала из Англии. И воздух будет полезен Джеральду. Джеймс подошёл к ней и улыбнулся сыну. Тот расплылся в улыбке в ответ. – Какой же он славный мальчонка! Я всё поражаюсь, как ты столько месяцев его сама в себе растила. Но он похож на меня, не правда ли? Так удивительно. Родила его ты, а похож он на меня. Супружеский долг и рождение детей входили в длинный список явлений, до сих пор не вполне понятных её супругу. Фредерика помнила, как была удивлена, что он вообще знал, что надо делать в брачную ночь; но, в то время как она думала, что он будет, как всегда, бодрым, неловким и нечувствительным к окружающим, он оказался даже слишком нежным и постоянно извинялся. Выяснилось, что неведомо отчего Джеймс пришёл к выводу, что всякий раз женщины терпели на супружеском ложе дичайшие боли, и он панически боялся навредить своей «Рике». Когда как-то раз, ощущая себя вечером особенно возбуждённой, Фредерика позвала его в постель сама, он прямо остолбенел. Что до деторождения, Фредерика не сомневалась, что Джеймс и не подозревал, что как-то участвовал в зачатии: он выглядел совершенно убеждённым в том, что беременность начиналась только благодаря женщине.

***

Дорогая Фредерика, Я уверена, что тебе уже известно, что я стала жертвой жесточайших наветов и что моё имя чернят на каждом углу. Прошу тебя хоть раз в жизни вспомнить о дочернем долге и предоставить мне кров в доме у тебя и твоего мужа, пока скандал не утихнет. Вспомни о том, как я защищала тебя от безжалостности этого мира и работала не покладая рук, чтобы дать тебе образование. Твоя любящая мать Сьюзен Вернон (меня заставили вернуть себе прежнее имя – какая наглость!) P. S. Это моё четвёртое к тебе письмо. Либо у почтовых карет серьёзные неполадки, либо ты нарочито равнодушна к моим мольбам. Я начинаю думать, что я слишком многое тебе позволяла. – Почему я до сих пор не получила ответа? – резко спросила леди Сьюзен у почтальона. – Может, вы не доставляете моих писем? – А куда вы пишете, мэм? – В Уолингроув, поместье сэра Джеймса Мартина. – А, так, возможно, дело в том, что сэр и леди Мартин уехали в Шотландию. Я слышал об этом от приятелей, которые живут неподалёку от их имения. – В Шотландию? – Сьюзен побагровела от гнева. – С её родной матерью случилось такое несчастье, а она уехала в Шотландию? Да что им там вообще нужно? Они же уже женаты, разве нет? Я знала, что Фредерика безнадёжно избалована! Я обращалась с ней чересчур мягко, Верноны потакали любым ее причудам, ну а, конечно, выйдя замуж за кого-то вроде сэра Джеймса, она всегда делает, как ей хочется.

***

– «Леди Сьюзен Вернон и мистер Хамфри Роджертон», – зачитала Фредерика из газеты. – Кто это такой, и как это он не испугался скандала? Леди Милдред Мартин, жена кузена Джеймса, тоже глянула на объявление: – Мне кажется, я о нём слышала. Он дважды вдовец – у отца первой жены были великолепные плантации в Америке, вторая жена была немецкой баронессой. Обе были старше него, так что ему сейчас не больше сорока, и он, говорят, поразительно красив. А ещё он сказочно богат, и его не волнует решительно ничто. Фредерика горько усмехнулась. Кажется, её мать наконец нашла достойного её спутника жизни. «Но она теперь обнищала, у неё нет ни титулов, ни плантаций. Вдруг он искренне полюбил её? А вдруг это тронет и её сердце?» – Какие новости? – им помахал Джеймс, только что верхом вернувшийся с охоты. Фредерика подбежала к нему: – Моя мама вышла замуж, – она подала ему письмо. В кои-то веки Джеймс не заухмылялся во весь рот. Он только неуверенно улыбнулся, встревожено глядя на неё: – Мне написали из Чёрчхилла – это не церковь и холм, Милдред, это название – я получил письмо как раз перед тем, как уехать на охоту. Должно быть, там тоже эти новости. Ну, надеюсь, что они будут счастливы – она и мистер Роджертон – вот странно, я никогда о нём не слыхивал. Ой, Рика, душенька, с тобой всё в порядке? Мне кажется, ты слегка побледнела. – Я просто удивилась, вот и всё, – ответила Фредерика. – Дорогой, ветер сейчас очень холодный, лучше иди в дом и переоденься. Ты взмок и можешь простыть. – Хорошо. Я приду к вам через полчасика, милые леди! – и он пришпорил лошадь по направлению к дому. – Он изменился за время вашего брака, – заметила Милдред. – Ты на него прекрасно влияешь, Фредерика. – Ох, – покраснела та. Она до сих пор не привыкла к комплиментам. В основном, как она думала, её хвалили, потому что она была весьма уважаемой и богатой леди – но Милдред, столь же богатой и ещё более знатного рода, чем она, не было нужды ей льстить.

***

– Четыре письма, и все одинаковые – просьбы дать ей пожить у нас. Но все написаны до её свадьбы, так что думаю, что сейчас ей сюда уже не хочется, – Фредерика опустила стопку писем на стол и вздохнула. От её матери не пришло даже записки с известием о свадьбе, не говоря уже о приглашении. – Я знаю, что она моя мать… – прошептала она, ощущая, что готова снова заплакать. – Но иногда… – Конечно, Рика. В смысле, тебе было бы приятно хотя бы съездить к ней на свадьбу. – А тебе? – она в изумлении посмотрела на него. Джеймс и впрямь изменился… До их свадьбы он никогда не отказывался от возможности побывать на каком-нибудь празднике. – Ну, она действительно некрасиво поступила с де Курси, а они так часто у нас бывают и так много пишут, ну понимаешь, – стал он торопливо объяснять. – Я вот, например, так и не пойму, зачем ей нужна была эта связь. То есть я понимаю, что ей нравился мистер Мэнверинг, но ведь из-за этого не обязательно в связи вступать. Вон, к примеру, Кэтрин Вернон нравлюсь же я, но это не значит, что у нас с ней связь! Или ты, Рика – тебе нравится Реджинальд де Курси, но ты же не состоишь в связи с ним! – Нет, – Фредерика улыбнулась и взяла его за руку. – Не состою и не собираюсь, Джеймс. Долго его печальный философский настрой не продержался – он не был бы собой, если бы не вернулся в один момент к обычному задорному оптимизму: – Но, может, леди Сьюзен когда-нибудь помирится с тобой и с де Курси, и тогда мы пригласим её сюда, правда? Я думаю, она будет в восторге от маленького Джеральда. И, Рика, не забудь, что она кое-что для нас сделала: это она представила нас друг другу и устроила нашу свадьбу! – Да, дорогой, – сказала Фредерика. – Ну – это же ведь она хорошо устроила? – с внезапным беспокойством уточнил он. – Прекрасно, – ласково сказала она. – Ты всегда такая сообразительная, и ты читаешь поэзию, и играешь на пианино, и столько всего знаешь, а я знаю только про Уолингроув да охоту. Я рядом с тобой выгляжу так глупо. – Джеймс, брось ты, к тому же у тебя доброе сердце, – сказала Фредерика. – Поверь мне, я достаточно навидалась, чтобы знать, насколько это бесценно. Он не был Реджинальдом и не был даже отдалённо на него похож, но она не солгала. Она почувствовала прилив нежности, когда он прижал её к себе и запустил пальцы в её волосы, и подумала, что в сложившихся обстоятельствах брак с ним – лучшее, что могло с ней произойти.

***

Дорогие мама и папа, Вам правда стоило бы приехать в гости к Мартинам. Фредерика, к счастью, оправилась после той ужасной истории, малыш Джеральд учит первые слова, и у меня есть подозрение, что в семье ожидается новое прибавление. Но кто нас совершенно потряс, так это сэр Джеймс. В первый же день нашего визита он сообщил мне страшным шёпотом, что «всё-таки заповедей десять, а не двенадцать!» и перечислил их! Причём в правильном порядке! Более того, теперь он может играть с женой простые дуэты на пианино. Он уверяет, что на самом деле это не сильно сложнее, чем охотиться. Как вы можете догадаться, за всё это спасибо Фредерике – он сказал, что попросил её немного его поучить. Даже без числа заповедей и без пианино он явно выглядит меньшим простаком, чем раньше. Влияние Фредерики сотворило чудеса! Что до неё самой, у неё тоже всё гораздо лучше, чем когда она жила у нас перед свадьбой. Она до сих пор молчалива, но уже без той болезненной застенчивости, она больше не боится доброго к себе отношения, и она неплохо распоряжается в поместье (с таким-то хозяином это просто необходимо!) Ужасно жаль, что она не вышла за Реджинальда, но она хотя бы не так несчастна, как могла бы быть. Я бы не выдержала брака с таким болваном против моей воли с сэром Джеймсом, не говоря уж о том, чтобы как-то его менять! Мы останемся в Уолингроуве до конца месяца, а потом поедем домой. Приветы вам от Чарльза и детишек. Ваша любящая дочь, Кэтрин Вернон.