Словом и убить можно

      Дождь бил мне в лицо. Неприятно и холодно. Я любил дождь и свежесть, но сейчас, когда на душе скребли шипы роз, был готов проклясть всё и вся в этом чёртовом мире, состоящем из тусклых людей. Да, я часть этой серой массы. Ничем не отличающийся человечишка. Со своими страхами и проблемами.       Небо настолько затянуло, что было непонятно: вечер или день? Но часы на экране мобильника говорили, что сейчас около девяти вечера. Фонари на улицах слабо горели, создавая печальную сущность улицы. Я и не удивлён: ЖКХ давно наплевать на этот район. Зачем тогда вообще платить им налоги, если они ничего не делают? Я бы и дальше жил в Германии, но жизнь распорядилась так, что из-за семейных обстоятельств мы с отцом переехали в Россию.       Жаль, климат не подходит для меня. Вечные проблемы с иммунной системой. Слабая. Постоянно болею. Хотя…. Нет, я не жалею. В жизни каждого человека есть отрада. Она — та, за которой хочется идти, забывая про боль в лёгких. Её ярко-зелёные глаза всегда радовали меня, заставляя улыбаться и смотреть на никчёмную жизнь под другим углом, более светлым углом. Чего только стоит Её тёплая улыбка, греющая что-то внутри. Это «что-то» быстро стучало каждый раз, когда я видел «лучик жизни». « — Принцесска моя маленькая, — шептал сладко, чтобы не разбудить Её, — никому тебя не отдам. — Конечно, — улыбалась сквозь сон, прижимаясь ко мне. — И я тебя никому не отдам. » Я запрыгнул под козырёк остановки, выдыхая облачко пара. Отличное начало августа. Руки настолько озябли, что даже карманы тёплого пальто не спасают. Зарываюсь носом в воротник, прикрывая глаза. Капли дождя громко барабанили по синему пластику, стекая струйками вниз, на землю. По асфальту бежали бурые «речки», стекая в канализацию. Стоял немного смрадный запах, вызывающий рвотный рефлекс. Но ничего, терпеть можно. Бывало и хуже. Когда-то, в далёком детстве, эта погода не огорчала меня. Я был рад ей, как маленький ребёнок конфете. Бегал под дождём, смеялся. Радуясь, что всё хорошо, что Она рядом. Горло резко спёрло, и приступ кашля повторился вновь. Лёгкие сжало, словно росток в кипятке. Горячее дыхание обжигает ладонь, но что я увидел в этой ладони, заставило тело похолодеть вновь. Лепесток розы. Алой, словно капля крови. Сердце стучит, пропуская удар за ударом. По спине бежит табун мурашек, а голова загудела. В глотке встрял ком, заставляя кашлять вновь и вновь. Отхаркивалось кровью. Бутоны нераскрывшихся роз царапали глотку, от чего на глазах выступили слёзы. Вновь благодарю Бога, что я один на остановке, и никто не видит этого ужасного зрелища. Судорожными руками достаю из пачки сигарету и закуриваю. Так, не затягиваясь. Она не любит, когда от меня пахнет табаком. Автобус приезжает прямо по расписанию, обдав грязью мусорные баки, стоящие около остановки. Пассажиров мало. Это даже хорошо. Не люблю, когда много людей в одном месте. Неуютно, что ли. Как и тогда, когда было моё двадцатое День Рождение. Я хотел видеть лишь Её. Хотел, желал и грезил. Вы не представляете, как был рад, когда выпала возможность побыть наедине. Я был словно пёс, увидевший хозяйку его жизни и мыслей. Я сел в «хвосте» общественного транспорта, около окна. С этого места открывался неплохой вид на город. Серые пятиэтажки слились в одно мутное пятно. Лишь свет окошек говорил, что дома жилые. Редкие клёны «дрожали», опустив могучие ветви ближе к земле. Листья только-только начали покрываться «осенней» пеленой. Осень я не любил. Для меня это слишком печальное время. Работая учителем истории, я много раз задумывался о том, чтобы отказаться от такой жизни и уехать куда-нибудь. Например, в Испанию. Но не мог я променять родные земли на чужие. Может, следующим летом навещу бабушку. Давно не был на родине, в Кёльне. По грязному стеклу бежали разводы, рисуя необычайные рисунки и завитки. Словно кудри. Я закрыл глаза, навалившись на спинку кресла. Да, словно кудри… Как же любил Её кудрявые волосы тёмно-русого цвета. От них всегда пахло какими-то конфетами и свежестью выжатого лимона. « — Чем ты моешь голову, что я аж засыпаю от запаха? — я вопросительно посмотрел на Неё, подняв бровь. — Снотворным? На это Она лишь мило улыбалась, продолжая тасовать колоду карт. Мы всегда играли в карты, когда оставались одни. » В один такой день Она проиграла мне… « — Эй, так нечестно! Ты мухлюешь! — надувает щёчки, обижаясь, словно пятилетняя девчонка. Большие зелёные глаза гневно блестят от безысходности. — Неправда! Просто признай, что я выиграл, — важничал я, кидая на стол бубновый туз. Мне было от силы лет тринадцать, а Ей — одиннадцать. Опять зло сопит. — Ладно, — соглашается, отводя взгляд в сторону, — я проиграла. Давай своё задание! — Ну-у, — я почесал подбородок, растягивая время ожидания, — я хочу, чтобы…. Кхм, ну, это…. (тяжёлый вздох) Короче, я хочу, чтобы ты мне подарила ночь. — Не поняла… — Ну, в смысле, переспали…. Но не сейчас, конечно же! -- нервный смех и жестикуляция руками. -- Когда мне будет двадцать один, а тебе девятнадцать… Она странно посмотрела на меня тогда. Почему-то мне казалось, что откажет… — Я согласна, — ответила просто, на полном серьёзе, смотря мне прямо в глаза. — Я принимаю твоё желание. » — Остановка «Яблочко», — проговорил водитель в рацию, вырывая меня из воспоминаний. Я устало открыл глаза, кашлянув. Всё тот же серый пейзаж мелькал и рябил неоновыми вывесками. Аптека, больница, почта… Ноги обдало холодным воздухом, когда двери открылись, выпуская пассажиров. В салоне осталось три человека. Да, в такую погоду даже дворнягу не увидишь, а уж человек и носа не покажет. Вот автобус медленно тронулся с места, продолжая двигаться на «конечную» остановку. Остановка «Яблочко» была нашим самым любимым местом. В этом районе раскинулись огромные яблочные сады. В середине сентября, когда начинался «яблочный спас», мы часто приезжали сюда полакомиться вкусными яблочками. Она их так сильно любила, что могла съесть целый мешок. Особенно зелёные, кислые, что аж душу воротит. Её забавляла реакция, когда я отведаю такого яства. « — Я тоже хочу! — крикнул я, стоя под деревом. В детстве никогда не отличался особенными навыками в лазанье по деревьям. — Ну ски-и-инь! — А ты залезь и сорви, -передразнивала, показав язык. Вот же мартышка! — Всё, я на тебя обиделся! — я театрально отвернулся, скрестив руки. — Ну ты чего? — «купилась» Она, слезая. — Ди-Ди? Терпеть не мог свою кличку. — Ди-и-и, — тянет гласную, положив голову мне на плечо, — прост-и-и. Ну, пожалуйста. Хочешь, я за тебя домашку сделаю, хочешь? Пожалуйста, не молчи! В этот момент Она начинала плакать, от чего моё сердце сжималось и болело. — Глупенькая, — я обнимал Её, гладя по голове, — моя маленькая принцесска… » Сам уже не помню, почему называл «Принцесской». Кажется, из-за того, что мы в детстве часто играли в «Рыцарей и Принцесс».  — «Я принимаю твоё желание», — повторил шепотом слова, — Хах, как жаль, что ты не исполнила его, моя маленькая принцесска. . . Тогда, на званом ужине, когда Она привела парня знакомиться с родителями, я в сердцах сказал Ей, чтобы умерла там же, где и встретила этого хахаля. Я и не подозревал, что будет так. . . « — Сынок, — хриплым голосом проговорил отец, — она умерла… Не успели довезти… Сердце не выдержало… » Близких людей терять больно, но Она была большим для меня, чем обычным родственником. Я любил Её. Я в сотый раз проклинаю себя, что подобрал тогда тот странный амулет на берегу реки. Он мне показался таким манящим и желанным, что натянул сразу, не раздумывая. Был под гипнозом, что ли. Зелёные, в виде клевера, лепестки подвески напоминали мне Её глаза. Кто мог подумать, что такая вещь окажется волшебной! Чтобы я не захотел, то это непременно сбывалось. Я никогда не верил в волшебство, не верил в существование Бога. Я такой человек, который надеется только на себя, на свои силы и умения, но, найдя ту безделушку с магией, почувствовал себя кем-то всемогущим. Это и оказалось моим проклятьем… В сотый раз, ломая руки, я иду на Её могилу, принося белые гладиолусы, Её любимые цветы. Сижу по нескольку часов на коленях, смотря на фотографию надгробия, смотрю прямо в эти когда-то счастливые глаза. На фото Она всё также счастлива. Улыбается тепло, словно девочка лет пяти. Моя маленькая принцесска… « — Блин, да не могу я решить эти… эти… квадратные корни, во! — Она никогда не понимала алгебры. Но помощи не просила. Считала, что это слишком низко, что нужно выкручиваться из ситуации самой. Когда я ей помогал, то Она, насупившись, начинала бурчать. — Возьми и открой форзац учебника! — крикнул я, нарезая листья салата. — Там всё написано! — Не учи учёного! — фыркала, снова нависая над тетрадью. Я так любил это высокомерие, но, если честно, иногда хотелось врезать Ей по голове подушкой. » По моим щекам побежали хрустальные слёзы. В последнее время часто плачу. После смерти Принцесски, я хотел покончить с собой. После неудачных попыток, решил прибегнуть к более радикальным мерам… Но незримый хранитель так и не позволил мне этого сделать. Тогда я и поверил в Бога, и в Ангела-Хранителя. « В комнате трещал камин, бросая в воздух алые снопы искр. За окном летели белые пушинки, падая на землю. Девственный снег покрывал всё: деревья, асфальт, крыши домов, автомобили. Лишь машины, бегущие по дороге, втаптывали снежок в грязь. Настенные часы отбивали мерную дробь. Приятный полумрак, сгущаясь, будто замер, ожидая чего-то. Чего-то ужасного. — Ку-ку, ку-ку, — крошечная птичка высунула головку из «окошечка» на часах, чистя пёрышки на золотом крылышке. Красный клювик так забавно закрывался, то открывался, издавая звук. — Я хочу, — шептал я сухими губами, стоя прямо перед зеркалом, — умереть. Ноль реакции. — Я хочу, — громче повторил, тихо рыкнув, — умереть. Подвеска в руке лишь блеснула загадочным синим светом. Но ничего не происходило. В груди заболело с новой силой, и кашель, мучающий меня, напал вновь. Я так кашлял, пытаясь отхаркнуть липкий ком, что упал на колени, держась за горло. Глотку нещадно рвало на части, царапая мягкие и нежные ткани. Кашлянув сильнее, что-то склизкое упало на махровый ковёр. Это был алый бутон розы. Я громко взвыл от горечи и обиды. Почему эта грёбаная вещь не может убить меня?! Почему?! На глаза навернулись слёзы. — Сука, — прошипел я, сжимая кулон в кулаке. — Ты мне всю жизнь испортил… Всю, слышишь?! — крикнул я не своим голосом, рыдая навзрыд. Я больше никому не позволю совершить ошибку, которую совершил я. Медленно поднявшись с пола, я подковылял к камину. — Гори в огне синим пламенем… — я бросил кулон в огонь. Последний раз вспыхнув, свет камней навсегда погас. » — Конечная! Выходим! *** Поздно ночью шофер найдёт труп парня в конце салона, на заднем сиденье, около окна. Изо рта юноши шла тёплая багровая кровь, падая на руку. А в окровавленной руке, крепко сжав, он держал распустившийся бутон алой розы. Голубые глаза навсегда потухли. На лице, уже бледнеющем, замерла улыбка. Улыбка грусти и надежды. Но лишь одно выделялось в этой мрачной картине: на рукоятке сиденья, стоящего напротив юноши, блестела золотая цепочка с подвеской в виде четырёхлистного клевера. «За счастье нужно платить…» гласила гравировка на тыльной стороне одного из лепестков. В нашем мире люди умирают от неразделённой любви. Правда, в их лёгких не растут цветы, которые разрывают плоть. В нашем мире нет волшебных амулетов, которые дают человеку безграничную силу, силу желания. Но в конце хочу добавить одну очень важную вещь. Недаром говорят: «Словом и убить можно». Поэтому, спуская словцо с языка, нужно подумать о последствиях. Может, это спасёт кому-то жизнь…