Кровавая роза

Дождь тяжёлыми каплями барабанил по мутному стеклу, а через щели в окнах проникал холодный ветер. Тёмную, скудно обставленную комнату наполнял гул старенького компьютера. За столом сидел мальчик лет шестнадцати. Его лицо с тонкими чертами, на которое свисала пара прядей светлых волос, освещено синим светом работающего монитора. На экране отображался сайт анонимных историй: «Я не помню, сколько это уже продолжается: может, четыре, может, пять месяцев. Время потеряло для меня какое-либо значение, как будто я нахожусь во сне, в самом страшном сне. Наверное, каждому снился кошмар про бегущего маньяка? Стараешься убежать, спрятаться, но ноги как ватные, а сам ты становишься маленькой черепашкой перед кровожадной чайкой, чей острый клюв вот-вот пробьёт ещё неокрепший панцирь. Так как же всё началось? Я родился в небольшом городе, потерянном на карте моей великой родины. Через два года появилась на свет сестра. Родители наши — среднестатистические пьяницы. Мы всегда останемся для них ошибкой. Когда мне было шестнадцать, наша семья переехала в другой город из-за долгов. Поселились мы на окраине — не самый благополучный район. Я пошёл в местную школу, чей контингент состоял из отморозков и бушующих отбросов общества, и на своё несчастье имел миловидную внешность, из-за чего выглядел больше похожим на девочку. Были времена, когда я ещё мог постоять за себя, огрызнуться и поставить на место человека, который посмел покуситься на мою персону. Эх, как же давно это было. Сами понимаете, что моя внешность стала катализатором. Я и раньше подвергался издевательствам и насмешкам, но, перейдя в новую школу, и подумать не мог, что всё станет намного хуже. Всё началось с конфликта с местным авторитетом. В каждой школе есть такие: главный и кучка псин. Не помню, в чём была суть ссоры. Помню только, как после уроков, когда я возвращался домой, меня резко схватили и оттащили в тёмный переулок. Один из них ударил в солнечное сплетение. Не устояв на ногах, я упал. Следующий удар пришёлся по лицу. Из разбитого носа хлынула алая кровь, она стекала по подбородку, смешиваясь со слюной. Только я пришёл в себя, как последовал ещё один, и ещё, и ещё, они так и оставили меня лежать в той подворотне. Помню, как всё тело стало одной болевой точкой, помню металлический вкус крови во рту. Кое-как встав, я отправился домой. На следующий день всё повторилось: подворотня, неравная борьба, вкус крови. Я так надеялся, что после они уйдут, но нет, просто бить меня им стало мало: — А может, попробуем эту сучку? — прозвучал голос сверху. — А почему нет? Мордашка-то симпатичная… Меня принялись раздевать; я сопротивлялся. Но кто я? Пятидесятикилограммовый пацан перед ними? С меня сорвали брюки и поставили на четвереньки. Я всё ещё пытался вырваться: ногти скользили, стираясь, по грязному асфальту. Один из них, сплюнув на ладонь, резко вошёл в меня. Я закричал: боль разрывала напополам, и почувствовал, как по бёдрам потекла кровь. Порвав, он начал вколачиваться в меня рваными толчками. Из глаз потекли слёзы. Главарь подошёл ко мне спереди: — Готовь ротик, принцесса, — я поднял голову и отрицательно помотал головой. — Значит, нет? Хорошо, я тут недавно видел твою сестру: такая милашка, да и ротик, думаю, не хуже, — ухмылка коснулась его губ. Я опустил голову, я не мог позволить этому случиться. — Вот и умничка, — он поднял мою голову за подбородок и расстегнул ширинку. Я покорно раскрыл рот. Тут же он оказался заполнен. Схватив мои волосы и задав сразу быстрый темп, главарь вбивался в мою глотку. Дышать было сложно, слюни текли, смешиваясь со смазкой, рвотные позывы не оставляли. Меня имели с двух сторон. Я молил всех богов, чтобы это быстрее кончилось. Первым кончил тот, что насиловал меня сзади. Внутри разлилась противная влага, а в горле — вязкая сперма. Он отпустил мою голову, и все оставили меня. Я безвольной тушкой упал на грязный асфальт, третий из них решил не присоединяться. Они ушли, а я ещё долго лежал, судорожно дыша. Из разорванного ануса вытекала сперма, смешанная с кровью. Более или менее отдышавшись, я встал, тут же зашатавшись. Ноги разъезжались, рёбра болели, горло саднило, тут желудок дал сбой, меня вырвало. Шатаясь, я побрёл домой. Дальше, все как по сценарию: каждый день они насиловали меня, я должен был подставляться и сосать им. Потом они начали приводить своих друзей, пускать по кругу, но и этого стало мало. Однажды, когда один вбивался в меня, главный взял какую то бутылку, и, разбив её об стену, резко всадил «розочку» мне в спину. Я истошно закричал, попытался увернуться, он же медленно начал вести её вниз. Я чувствовал, как раскраиваются мягкие ткани, как маленькие осколки остаются глубоко под кожей. Кровь стекала по бокам, по щекам текли слёзы. Я видел его улыбку, его оскал. Другой подошёл и резко всадил член мне в глотку, зажав нос. Размеренными толчками он вбивался в моё горло. Оставив спину и сделав ещё несколько глубоких надрезов по бокам, меня оставили. От нехватки воздуха и сильной боли я начал терять сознание. В голове крутилось только одно: это все ради сестры, она не должна такого испытать, пусть лучше это буду я. Каждый последующий день они всё больше и больше уродовали моё тело. В ход шло всё, что попадалось под руки: осколки, ножи, лезвия. Они тушили об меня бычки, срезали кусочки кожи. Я плакал, им нравилось видеть мои слёзы, их возбуждали мои страдания. Я боролся, я всё это время держался, но моё тело стало одной большой кровоточащей раной, и я устал, я сдался». Нажав кнопку «Отправить», юноша встал со стула. Тишина и темнота разливались по небольшой квартире. Он был один. Пройдя в ванную, парень залез в прохладную воду, даже не раздеваясь. Одежда тут же прилипла второй кожей. Он взял с раковины яркое лезвие, слабый свет единственной лапочки отблёскивал на металле. Мальчик невольно залюбовался этой игрой светлых зайчиков на стенах. Немного погодя, он всё же приставил лезвие к пульсирующей жилке на запястье. Медленно ведя от кисти к сгибу на локте, он, будто заворожённый, наблюдал, как расходится кожа на месте пореза, а от неё струйками начинает течь по руке алая жидкость. Боль доставляла ему удовольствие, ведь это он её причиняет, это — его осознанный выбор, это он управляет своим телом, только он и никто больше. Проведя два больших пореза от кистей до локтей, мальчик устало опустил руки на бока ванны. Кровь пульсирующими движениями струилась и окрашивала прозрачную воду, рисуя причудливые узоры. Некоторые струйки стекали по бортикам желтой, местами отколотой ванны. Юноша запрокинул голову, в ушах шумело, тело становилось всё тяжелей. Он прикрыл глаза. «Прости, сестрёнка», — последняя мысль, которая промелькнула в угасающем сознании. Сделав последний судорожный вздох, грудь медленно начала опускаться, наконец, остановившись навсегда. Кровь стекала ленивыми волнами к воде, уже полностью ставшей красной, как один большой рубин, а в нём, будто насекомое в янтаре, лежал мальчик: такой спокойный и расслабленный, будто только что уснул после тяжёлого дня. Ветер всё ещё выл, протискиваясь в щели, а дождь все ещё барабанил по стеклу.