Аллилуйя Огненной Деве!
*** Когда Крис добирается до Сумрачного леса, солнце уже осторожно трогает краями горизонт. Среди местных идет дурная молва об этих землях – говорят, что здесь не обошлось без ведовского вмешательства или еще какой чертовщины – поэтому разумнее провести ночь под открытым небом, а не в тени вековых деревьев. Кто знает, что подстерегает одинокого путника за следующим поворотом узкой тропинки в час, когда дневное светило давно закатилось за дальние горы. Но Крис не из той породы людей, что таятся и прячутся по ночам за крепкими стенами и прочно запертыми ставнями, его не пугает неприрученная дикость, выползающая из своей норы, как только гаснет последняя свеча. Он не пытается игнорировать мир, что раскинулся за пределами городов и деревень - странный, необъятный, захватывающий мир, подчиняющийся только ему одному известным законам. Крис не боится, потому что он – переходящий через границы, и ветви огромных буков смыкаются над его головой. В лесу пахнет еще не выпавшей вечерней росой и отголосками солнечного дня. Крис медленно тянет воздух носом, прислушиваясь к звукам в чаще, но чувствует только покой и умиротворение, разлитые вокруг. Он осторожно шагает по едва намеченной в настиле из старых листьев тропе, все дальше углубляясь в лес, и думает, что слишком впечатлительная психика и злой язык могут опорочить даже такое энергетически позитивное место, как это. Крис поднимает взгляд с ярко-красных бусин брусники, рассыпанных под могучими деревьями, и успевает заметить тень, исчезнувшую за ближайшими кустами. Когда хруст ломающейся ветки перекрывается неожиданным вскриком одинокой птицы, он делает неаккуратное движение вбок, оступаясь, и чувствует неприятное давление в районе правой щиколотки. Его тело резко переворачивает в воздухе и с силой тянет вверх, отчего Крис, благодаря своему выдающемуся росту, ударяется головой о землю. В этот момент краски леса смазываются, а на их место приходит тьма. Он теряет сознание. Первое, что видит Крис, когда приходит в себя, - глаза. Огромные, темные глаза с пушистыми ресницами и остановившимся взглядом. Крис никак не может вспомнить, встречал ли он раньше такой взгляд – изучающий одновременно изнутри и снаружи, но абсолютно пустой. Ему кажется, что сейчас его прочитывают как вскрытое письмо, адресованное кому-то другому, а всю полученную информацию сохраняют в ящичке в голове. Крис пару раз моргает и наконец фиксирует лицо целиком: ровный нос, сухие губы, мягкую линию подбородка и уши, обрамленные пружинками рыжих волос. Он ловит себя на мысли, что девица определенно мила. - Кто ты? Не девица. Голос звучит низко и приятно вибрирует у Криса в груди, но не очень приятно – в голове. Он морщится от внезапной вспышки боли, отчего картинка перед глазами вдруг теряет свою резкость и рассыпается цветными пятнами. Крис пытается сдавить ладонями виски, но все, что у него получается, это безвольно дернуть руками и затихнуть – тело отказывается слушаться. - Это ты кто? - сипит он, неожиданно мечтая сдохнуть – лишь бы избавиться от ощущения, будто сейчас его череп расколется напополам, а мозги забрызгают собой кровать и стены вокруг. В ответ ему только смеются – громко, задорно и переливчато, и Крис с удивлением обнаруживает, что предметы снова принимают четкие очертания, а пульсация в висках отступает. - Ты лежишь в моем доме, но отказываешься первым называть свое имя. По-моему, это невежливо. Крис только сейчас замечает, что над ним – грубо обтесанный потолок чужого жилища, а сам он укрыт толстым одеялом, которое тяжело давит на грудь. Воздух пахнет сухой древесиной и травами, а еще чем-то смутно знакомым, но едва уловимым. - Меня зовут Чанёль, а ты, кажется, знатно приложился головой. Если хочешь, можешь остаться, пока не поправишься… - Чанёль трясет кудрями, которые в свете солнечных лучей, струящихся через оконное стекло, кажутся золотистыми, и поднимается. На нем простая рубаха и свободные штаны, его губы растягиваются в тонкой улыбке, которая не касается глаз, - …Крис. - Откуда ты… - но Чанёль машет на него рукой, и Крис останавливается на полуслове. Он наконец понимает, что в воздухе пахнет колдовством. Крис остается. Чанёль говорит, что ему нужен полный покой, и поит его настоями и отварами, которые готовит сам же. У него мягкая поступь и теплые руки, когда он касается затылка Криса, обрабатывая рану и делая перевязку. Чанёль подолгу пропадает в лесу, вставая с рассветом и возвращаясь, только когда солнце скатывается с небосклона. Иногда он уходит куда-то среди ночи, накинув на плечи холщовый плащ и тихо притворив за собой дверь. Он возится с травами, любовно разбирая стебельки и коренья, сортирует, сушит и перетирает их в порошок. В его доме сотни мешочков и баночек, к которым Крис опасается приближаться, а еще – ощущение солнечного света, который, кажется, таится даже в самых забытых уголках комнаты. Вечерами они подолгу разговаривают, и Крис рассказывает много, как никогда раньше, выкладывая все, не пытаясь лгать или юлить. Чанёль всегда слушает внимательно, иногда качая головой и понимающе улыбаясь – все той же, уже привычной улыбкой, которая не способна дотянуться до его глаз. Он смеется вместе с Крисом над его историями, но иногда затихает на середине фразы и смотрит серьезно, будто вчитываясь в страницы души напротив, отчего Крису становится неуютно под пристальным, ничего не выражающим взглядом. Он только молча ежится и отворачивается к стене. Потом Крис поправляется, но все равно никуда не уходит. Это похоже на навязчивую идею, помутнение рассудка, наваждение – он даже начинает подозревать, что те отвары не только лечили его голову, но и вытягивали волю. Чанёль не гонит его и не торопит, только предупреждает, чтобы тот никому не говорил, где остановился, когда ходит в ближайшую деревню на заработки. Крису не надо объяснять почему. Лес, и дом, и сам Чанёль кажутся ему чем-то цельным и гармоничным, всегда существовавшим не только под легкими мазками облаков, но и в его собственной голове. Крису невыносимо – на грани помешательства – хочется запустить пальцы в волосы цвета расплавленной меди и глубоко вдохнуть запах – запах древней магии, обещающий все и грозящий забрать последнее. Он поджимает губы и медленными шагами направляется туда, где, по словам Чанёля, можно угодить в топи. Сгинуть было бы самым простым выходом из ситуации. Проходит почти месяц с тех пор, как Крис попадает ногой в злосчастную петлю, и с Чанёлем начинает происходить что-то странное – насколько это слово вообще применимо к человеку, имеющему отношение к колдовству – несколько дней он лежит на кровати практически без движения. Он ничего не говорит, не ест и встает только для того, чтобы попить воды. Крис беспокойно мнется у порога, страшась ночевать с ним в одной комнате, но не решаясь задавать вопросы. Осень как будто специально вываливает под их окна ворох разноцветных листьев, слепя голубизной неба и кристальной прозрачностью воздуха, а Крису хочется раскатать сруб их дома на бревна от отчаянья и досады. На третий день ему кажется, что Чанёль вот-вот умрет от какой-то неизвестной болячки, сжирающей его изнутри, а он, Крис, так ничего и не сделает. Но к полудню Чанёль наконец молча садится, цепляясь ослабевшими пальцами за края кровати, и улыбается уголками губ. Крис с облегчением выдыхает и снова уходит к топям. Еще через месяц все повторяется. Правда открывается Крису совершенно случайно, когда Чанёль возвращается с кружкой воды к кровати и, путаясь в ногах, неловко падает на пол. Он судорожно водит ладонями по мокрым деревянным доскам и цепляется за ножку стола, пытаясь подняться. На лице его беспомощность, растерянность и страх. Он касается стола кончиками пальцев, а второй рукой опирается на стену, как будто пытаясь запомнить расположение предметов в комнате наощупь. Криса неожиданно осеняет, он подскакивает к Чанёлю, переворачивая стул, на котором сидел, крепко сжимает плечи, притягивая его к себе, отчего тот напрягается всем телом: - Почему ты сразу не сказал, что слеп? Крис гладит его по волосам большими ладонями и коротко, но беспорядочно целует лицо: лоб, нос, щеки, закрытые веки. Чанёль отворачивается, слабо сопротивляясь и вздергивая подбородок. У него подрагивают губы: - Если я вижу не так, как ты, это не значит, что я слепой. Крис давит рукой ему на затылок, возвращая голову в прежнее положение и наклоняясь вперед, и Чанёль выдыхает уже ему в губы: - Просто сегодня новолуние. У Криса сжимается сердце, когда Чанёль смыкает руки за его спиной и позволяет себя целовать. Он задыхается от нежности, которая, кажется, еще немного – и хлынет через нос, и не может оторваться от Чанёля, даже когда они прерывают поцелуй. Он медленно ведет губами вдоль скулы, а потом прячет лицо в рыжих завитках, небрежно спускающихся на шею. Крис держит его за руку, когда ведет обратно к постели. Он бережно укрывает одеялом и приносит воду, а потом садится рядом и просит: - Расскажи, что ты видишь. Чанёль кривит губы: - Сейчас – ничего. Сплошная темнота перед глазами. - А вообще? – Крис зажимает между пальцами край одеяла и опускает взгляд – ему кажется, что Чанёль «смотрит» на него с укором. - Цвета. Энергию, что исходит от живых существ и предметов. И чем полнее луна, тем ярче краски, которые мне доступны. - И какого же цвета я? - Зависит от твоего состояния, - Чанёль находит его руку и мягко сжимает пальцы. – Твой основной цвет – синий. Крис улыбается, губами касаясь тыльной стороны его ладони. Чанёль соблазняет его в полнолуние, чтобы, как сам признается позже, увидеть и запомнить все. Той ночью Крис окончательно теряет рассудок. Под его ладонями – живой огонь, в его глазах – отражение животной страсти, которую Чанёль усмиряет одним движением руки, а чувственные вздохи навсегда отпечатываются в его памяти. Крису кажется, что он скорее ослепнет, чем забудет очертания бледного тела Чанёля в холодном свете луны и его невероятно рыжие волосы на белых льняных простынях. Природа отмечает конец ноября первым снегом, но Крис чувствует себя так, будто его опаляет июльское солнце. Он уверен, что для Чанёля ночь расцвечивается оттенками красного. - Ты все равно уйдешь, - шепчет он на рассвете, когда думает, что Крис давно спит. В голосе его безысходность волка, отбившегося от стаи. Они зимуют вдвоем, пока во всем мире растут сугробы, а злой оголодавший ветер гудит в верхушках вековых деревьев. Тонкий звон стекла в оконных рамах сливается с их тихим шепотом, а тени на потолке приобретают интимное значение, когда Крис запрокидывает голову назад и не останавливается. Та зима кажется Крису благословенной. Но с приходом весны в Крисе просыпается тоска. Пока природа оживает и стряхивает с себя слои белых одежд, он подолгу пропадает в лесу, блуждая по давно исхоженным тропам и пытаясь понять, чего же ему так недостает. Ответ неожиданно находится в широкой дороге за лесом. Когда он возвращается, Чанёль смотрит на него внимательно, но во всем его лице нет намека на осуждение. Он знает, что того, кто всю жизнь провел в пути, невозможно удержать на месте, поэтому продолжает заниматься своими травами и отдается Крису с каким-то отчаяньем, а голос его впервые срывается на хрипы. К началу мая, когда лужи талой воды сменяются лужами первых дождей, Чанёль сам собирает Крису узелок, зашивая в одежду веточки рябины, и выталкивает его за порог своего дома. Он не позволяет себе прощальных поцелуев и взглядов в глаза дольше трех секунд. Он улыбается той самой улыбкой, которая запомнилась Крису еще с их первой встречи – симметричной и искусственной, и закусывает губу после сдержанного «пора». Крис трогает пальцами свежую листву на деревьях, слушает вернувшихся птиц и старается не оглядываться. Спустя час он пересекает границу леса, но, сбитый с толку, останавливается, рассматривая бездонную синь неба. Ему кажется, он что-то упустил, что-то не понял, упиваясь собственными маянием. Только вот что? Когда ровную гладь неба вдруг пересекает стремительная черная точка, а теплый весенний воздух разрезает насмешливое карканье, Крис вздрагивает, а потом швыряет узелок в сторону и бежит обратно. Он боится не успеть. Крис понимает, что опоздал, когда до места, где он прожил последний год, полный безмятежного счастья, остаются считанные метры. Двери дома распахнуты настежь, а в центре поляны перед ним высится столб, под которым разложен костер из сухих старых веток. Все свободное пространство вокруг занято людьми, вооруженными вилами и топорами, они беснуются и тычут пальцем в Чанёля, примотанного толстой веревкой к столбу. Лицо его, спокойное и уверенное, не выражает ровным счетом ничего, пока он не замечает Криса. - Уходи, - произносит он одними губами, испуганно округляя глаза, но Крис уже пробирается сквозь толпу, помогая себе локтями и коленями, оглушенный криками: «Ведьмак! Сжечь ведьмака!» Он успевает отопнуть в сторону горящие ветки у основания пожарища, когда несколько пар рук хватают его и, скрутив, кидают на землю. А потом кто-то из деревенских узнает в нем «того самого пришлого, что давно трется в их краях» и который «наверняка повязан с колдуном кровью». Костер для Криса возводят быстро и споро, он успевает выбить только пару зубов и поставить тройку синяков перед тем, как его приматывают рядом с Чанёлем. Крису откровенно страшно. Он понимает, что сейчас потеряет все: жизнь, надежду, любовь - но не жалеет, что вернулся. Он винит себя только в том, что не понял раньше, не догадался, обладая зрением, не заметил очевидного. Сердце его судорожно сжимается, когда языки пламени лижут его пятки и принимаются за брюки, а Чанёль чуть слышно просит у него прощения. Крис закрывает глаза, стараясь представить улыбку Чанёля и его теплые пальцы. Он не чувствует боли и не слышит криков, а потом рассудок покидает его. Сознание меркнет вместе с последними связными мыслями. Криса поглощает тьма. Крис приходит в себя медленно и еще долго лежит с закрытыми глазами, боясь обнаружить, что все это: огонь, обезумевшая толпа, безысходность в чужих глазах – произошло на самом деле. Но больше всего он боится костра под ногами и связанного Чанёля рядом – пережить весь тот ужас еще раз Крис просто не сможет. Он поднимает свинцовые веки и осторожно скользит взглядом по веткам вокруг, узнавая лес, солнце, небо. Крис встает на ноги, покачиваясь и чувствуя неожиданную слабость во всем теле. Но беспокоит его другое – земля, которая виднеется внизу в десятке метров от него. Рядом сидит огромная рыжая птица, которая внимательно смотрит на него такими знакомыми пустыми глазами. Крис пытается что-то сказать, но вместо слов у него выходят только щелчки и невнятные звуки. Он испуганно взмахивает крыльями, цепляясь коричневыми перьями за клюв, и опасно наклоняется вперед. Осознание настигает Криса толчками, как морская вода во время прилива. Он невесело усмехается, не до конца понимая, что же все-таки произошло и как им это удалось. Видимо, у всех настоек «для здоровья», которыми пичкал его Чанёль на протяжении полугода, наблюдается сильный побочный эффект. Крис взмахивает большими темными крыльями и взлетает вслед за Чанёлем, который уже набирает высоту. Встречный ветер приятно теребит перья на его теле, и Крис невпопад думает, что феникс и коршун всегда считались проводниками душ в царство мертвых. Солнце уже клонится к закату, когда они оставляют ставший уже таким родным лес за спиной.~~~