Because we need you. Because we love you. Because you can set us free.
Сначала испытание было почти развлечением — серия игр, в которые ты играл с полковником Смитом. Это не было его настоящим именем: его именем было Джозеф Кляйн, и он делал это только потому, что он был единственным евреем в группе атташе, так что именно к нему относились как к расходному материалу. Он объяснял это. Мы будем беречь тебя, мы будем наблюдать за тобой, мы будем обучать тебя — о, Арти, ты нужен нам, когда твоя страна позовёт тебя… Чья эта страна и имеет ли это значение до сих пор — но ты подожжёшь гору и заставишь демонов появиться, потому что ты всегда мог сделать это; твои родители — когда-то они у тебя были — вскричали, обнаружив извивающегося чёрного змеемонстра, которого ты описывал им парящим над твоей кроватью. Люди всегда делают это, когда не верят тому, что видят. Как бы тебе хотелось, чтобы ты мог это сделать. Ты видишь всё. Ты видишь учёных в их секретных лабораториях, лихорадочно работающих над новыми бомбами, лучшими бомбами, бомбами, которые не только убьют людей, но и заставят все здания испариться. Чёрт побери, как бы тебе хотелось не видеть то, что ты видишь. Самое сложное — попытаться объяснить это другим людям, — какого чёрта это то, что от тебя ожидают? Почему ты — ребёнок, всего лишь маленький ребёнок с пушистыми волосами, полный ноль в софтболе, почти заваливший математику — именно ты должен что-то с этим сделать? Но это вне твоего контроля. Всё вокруг вне твоего контроля. Когда учёные переводят тебя на новое предприятие, фургон, на котором тебя перевозят, окружают охранники, а люди всё ещё ползают по крыше, отчаянно пытаясь коснуться металлического покрытия того фургона, отчаянно пытаясь быть рядом, потому что ты невероятен и всё же реален в этом мире отчаяния и отсутствия веры. Они перевозят тебя в новое здание, и ты видишь дневной свет ― ясный, не отфильтрованный, ― на несколько коротких мгновений. Всё становится туманным, но ты рад этому. Потом ты снова находишься под ярким солнцем, и ― о-о, это ещё одна демонстрация, до чего же тебе надоели эти демонстрации… Прежде чем главнокомандующий отдаёт тебе приказ, ты говоришь, что горная порода находится в трёх милях отсюда, и она слишком плотная для своей нынешней температуры и активности, и отдалённый треск наконец настигает толпу зевак после того, как поднимается облако дыма. Это так скучно, и ты буквально чувствуешь, как в твой мозг закрадываются яростные мысли: уйти, сделать что-то, сделать всё. Один из них подходит, чтобы поговорить с тобой. «Арти, ― говорит он. ― Арти, ты изменил мир». Ты просто смотришь на него. ― Ты что-нибудь хочешь? ― спрашивает он. ― Мы должны держать тебя в ф… в… ― В клетке Фарадея, ― ты делаешь знак. ― Это ради твоей безопасности, но это не значит, что ты не можешь развлекаться или что-то такое. Ты смотришь на него, и можешь чувствовать изгибы, долины, разломы и реки его мозга, на ощупь они как мягкий мясной жир для твоих мысленных пальцев. Ты легко мог бы заставить его объявить себя перегородкой, или выкрикнуть какое-нибудь особое слово и оставить его пускающим слюни овощем на следующие сорок лет. Ты бродишь вдоль его синапсов и исчезаешь из его сознания. «Я хочу эскимо», — показываешь ты. Ты так устал. Просто ужасно устал. И это случится скоро — ты буквально ощущаешь это своими костями (или чьи это кости?). Ты чувствуешь, как этот момент приближается, — маяк, омываемый приливом. Ты знаешь, что делать, когда он подходит слишком близко, и уверен, что сможешь это сделать: ты можешь поднять барьер, создать зону для своих людей — но ты не собираешься затемнять её рядом с той поверхностью, куда падает чёрный дождь. Нет, твои счастливчики должны смотреть, раз уж они это выбрали. Ты так устал, и пока тысячи людей собираются только для того, чтобы ходить там, где ходил ты, чтобы дышать воздухом, которым дышишь ты, чтобы хоть мельком взглянуть на тебя, ты снова говоришь: почему. Почему ты. Почему именно ты, из всех людей. Почему ты, в то время как тысячи гораздо более способных руководителей существуют и существовали. Почему ты, в то время как на свете есть тысячи мест, где ты мог бы быть. Почему ты был выбран, чтобы терпеть это, чтобы переносить это, чтобы быть одному? Это всё потому, что ты немой, и поэтому другие твои чувства выразительнее? Это всё потому, что Вселенная любит подшутить?(And you wish that somebody would stand up and say He's a boy, a boy who can't talk)
Твоё единственное утешение — точное и уверенное знание того, что ты не вечен, в один день тебя может не стать, и ты сможешь сложить свои полномочия и навсегда исчезнуть. Что последний пункт — ошибка, ты поймёшь уже скоро. Ты увидишь, как распахнулась красная дверь, и вещи, смутно движущиеся в тумане за порогом, зовут тебя по имени:Artemis. Artemis, come out and play. Come out and play. (And you wish that somebody would stand up and say He's a boy A boy who can't talk) Artemis? Come home.