Смотри на меня

Прямо сейчас Ойкава, кажется, впервые понимает, что Ушивака вообще-то действительно живой человек. Ну да, он ест и спит (вроде бы), как все, и выглядит очень даже по-человечески, но как же легко представить, что это просто такой качественно сделанный андроид. Совершенно определенно бесчувственный, бестактный и неспособный к эмпатии. Ойкава это на себе прочувствовал лучше всех – эту ушивакину андроидность. Думать про Ушиваку, как про волейбольного робота, гораздо проще, так даже все, что он говорит и делает, становится не таким уж обидным и не так злит. Вроде бы. А сейчас внезапно Ойкава получает неоспоримое подтверждение ушивакиной абсолютной человечности. Кошмар какой. Ушиджима Вакатоши, оказывается, дрочит. Ойкава так захвачен новым открытием, что вместо того, чтобы развернуться и уйти, как приличный человек, так и стоит в дверях душевой. И смотрит. Уже совсем поздно, в лагере почти все спят. Ойкава же полчаса бродил по территории, болтая по телефону с мамой, с сестрой, с Ива-чаном, перебрасываясь смс-ками с Макки. Ох, лучше бы он сразу спать пошел, подумаешь, не сполоснулся вечером – можно было бы встать немного раньше и сделать это утром. Если бы Ойкава мог вернуться назад во времени – вот буквально минут на пятнадцать, – он бы точно так и сделал. Прошел мимо душа прямо к выделенной ему комнате. Спать и видеть сладкий сон про победу на национальных. А не Ушиваку, который быстро и резко водит кулаком по своему члену. И чего он не пошел куда-нибудь подальше? Придурок, встал под воду в самой ближайшей к раздевалке кабинке, тут же все так хорошо видно. И слышно – Ушивака громко хрипло вздыхает. И Ойкава ловит себя на судорожном вздохе. Кошмар какой. У Ушиваки напряжена рука, сильно выделяются мышцы на плече и вены на предплечье. Ойкава любуется, но быстро одергивает себя. Еще чего не хватало. Сглатывает. Оказывается, у Ушиваки толстый член с яркой темной головкой и густые темные волосы в паху. Ойкава мысленно хмыкает: у него самого длиннее. Только мысль почему-то не приносит ни радости, ни облегчения, и Ойкава продолжает смотреть. Ушивака дрочит быстро, без изысков, наверное, просто чтобы сбросить напряжение. Он упирается второй рукой в стену. У него напряжены плечи и опущена голова. Наверное, разрядка близко, и Ушивака как-то неловко и трогательно переступает с ноги на ногу, немного сводит бедра и поджимает пальцы на ногах. Ойкава залепляет себе рот ладонью и давит смешок. Блин, это правда мило. А потом дыхание перехватывает. Ушивака тихо беспомощно стонет и кончает. Судорожно сокращаются мышцы живота, даже на вид каменные, и Ойкава снова любуется, ничего не может с собой поделать. Прикусывает губу и с легким, каким-то отстраненным ужасом отмечает, как пах омывает теплой волной. Сколько он сам не дрочил? Неделю точно, наверное, не до того было. Теперь от возбуждения сладко поджимается низ живота. Ушивака тяжело дышит и чуть дрожит, подставляет ладонь под воду и каким-то невидящим взглядом наблюдает, как с нее стекает сперма. Ойкава еще сильнее прикусывает губу, но слабая боль как-то вообще не отвлекает. Он так и стоит, как последний наглый извращенец, когда Ушивака выходит из душа в раздевалку. Застывает на секунду, глядя Ойкаве в глаза, теряется и молча – а правда, что ему сказать? – начинает одеваться. Слишком быстро. И шея у него даже сзади красная. Ойкава понимает, что не дышит. Сам сбрасывает одежду и скрывается в душе – и вот он-то будет поумнее, потому что выбирает самую дальнюю кабинку. И когда дрочит себе, совершенно точно не представляет напряженного, всего сжатого, как пружина, Ушиваку на грани оргазма. Точно нет. *** К Инциденту, как Ойкава назвал это… что бы это ни было, про себя, он не возвращается. Ну, больше половины дня. Утром даже не вспоминает, что вчера столкнулся с Ушивакой в душе, что вообще ходил в душ. Хочется спать, завтрак в горло не лезет, не получается сразу толково разогреться и поймать ритм тренировки, влиться в процесс – это бесит. Ойкава злится на себя и слишком занят волейболом, слишком старается сосредоточиться, чтобы вспоминать про какие-то мелочи. Ровно до тех пор, пока их с Ушивакой не ставят в связку. Ойкава смотрит на него чисто профессионально, мысленно по-быстрому оценивает и уже прикидывает, какие будет отдавать пасы. И заранее готовится, что придется принимать корявые: игра два на два, а Ойкава за всю жизнь разве что пару раз видел, чтобы Ушивака пасовал… Ойкава мысленно спотыкается, когда ловит взгляд Ушиваки. Тот тоже смотрит спокойно и собранно, наверное, и думает примерно о том же. А потом моргает, и лицо у него становится какое-то растерянное. Поразительно, как на этом камне с прорезями могут отражаться такие тонкие эмоции. Ойкава моргает тоже, сглатывает. За секунду до свистка у него в голове проносится все, абсолютно все: и душ, и поджатые пальцы на ногах Ушиваки, и свой собственный вчерашний оргазм. Хочется дать себе пощечину, вот сейчас очень не хватает Ива-чана: он бы сразу понял, что что-то не так, и метко запустил мяч в спину. Ойкава хмурится и становится в позицию, готовясь принимать мяч. Зло зыркает на Ушиваку через плечо. – Не облажайся, – говорит Ойкава, просто чтобы хоть что-то сказать, и хмыкает. – Я не проиграю, – отстраненно отвечает Ушивака. Он смотрит уже только вперед и вверх. Ойкава бесится только больше и мысленно посылает еще два мяча от Ива-чана себе в затылок: Ушивака вон уже не отвлекается. А сам Ойкава что? Жалкое зрелище, смотреть противно. Впрочем, Ушивака оказывается прав, они действительно не проигрывают. Ни разу в играх два на два. Ощущения супер, конечно: Ойкаве играется легко, каждый его пас – ровно в точку, каждый съем Ушиваки – четкий, резкий, мощный. Приходится мириться с ушивакиными стремными пасами, конечно, но пока это можно и потерпеть. И все равно лучше всего становится, когда они оказываются по разные стороны сетки. Ойкава смотрит в расчерченное квадратами лицо Ушиваки – застывшее, чуть хмурое, такое серьезное, что хочется за щеку потянуть. Ушивака в ответ смотрит прямо в глаза, упрямо и бескомпромиссно, и Ойкава не может не – быстро облизывается и усмехается ему. Кажется, это такой разговор без слов: «я тебя сожру» – «подавишься и сдохнешь». Это лучшее, и сейчас нет той горячей ненависти, которая затапливает Ойкаву перед играми со всей Шираторизавой. Ойкаве жарко. Он все чаще делает съемы сам, вкладывает в подачи свой максимум. Все тело гудит и будто мелко-мелко вибрирует. И когда мяч отскакивает от рук Ушиваки далеко в сторону – раз, другой, третий, и еще – Ойкава радостно вскрикивает. Ловить на себе горячие взгляды Ушиваки раз за разом – бесценно. «Да, смотри на меня», – Ойкава встряхивает влажной челкой, улыбается и щурится. Стискивает кулаки, возвращает взгляды. Глубоко вдыхает. Кажется, втягивает в легкие какой-то наркотик. Адреналин густо замешивается на азарте, и Ойкаве так хорошо, так хорошо, что… Господи, да у него встает. В перерыве Ойкава плещет себе водой в лицо, потом вообще сует голову под кран и не может – сдавленно смеется. Внизу живота печет, играть с таким стояком будет нереально. Холодная вода льется на затылок, Ойкава размеренно дышит, а эрекция все не спадает. Ойкава кусает губы пару секунд и решает: он быстро. Запершись в кабинке туалета, он сжимает член прямо через одежду и едва не стонет в голос – сразу становится еще лучше, накатывает слабое, но облегчение. Ойкава спускает шорты и трусы немного, облизывает ладонь. Дрочит, прислонившись спиной к дверце и расставив ноги, насколько позволяет спущенная одежда. В голове проносятся картинки-отрывки: выделяющиеся на предплечьях Ушиваки вены – так, стоп, нет, это не то… Вот. Ушивака резко оборачивается, хлещет взглядом, как огненным кнутом, ух, черт возьми. Ойкава кусает губы и стискивает пальцы на члене сильнее, это даже больно, грубые подушечки пальцев чуть царапают нежную кожу головки, но как же хорошо, господи. От взглядов Ушиваки – так хорошо, и жарко, и – и Ойкава позволяет себе тихий стон сквозь закушенную губу, все равно в туалете тихо, точно никого нет. Он кончает, качнувшись к унитазу, чтобы не заляпать себя и пол. Вместо белого бачка перед глазами все еще Ушивака. «Смотри, смотри на меня», – горячечно проносится в голове, и по бедрам проходит судорога. Оргазм быстрый и сильный, затапливает с головой, и Ойкаве приходится хапать воздух ртом, вынырнув из него. Ойкава вытирает руку и неловко – ну вот с чего у него так ослабли руки? сейчас же снова играть! – заправляет член в трусы. Снова умывается, смотрит на себя в зеркало. Взгляд неприлично довольный и сытый, за это становится стыдно, и Ойкава еще с минуту раздраженно трет лицо и плещет на щеки водой. Он уже закрывает кран и делает шаг к двери, когда в туалет заходит Ушивака. Ойкаву заново окатывает жаром и возбуждением, как будто он не кончил несколько минут назад. Ушивака почему-то притормаживает, останавливается напротив в нескольких шагах. Не то ждет, что Ойкава что-нибудь скажет, не то хочет сказать что-то сам. Ойкаве кажется, что он все знает. Тупость-то какая, боже, ну откуда бы? Что, чутье на хороших связующих распространяется еще и на сперму связующих? Ойкава фыркает про себя. Но мысль все равно будоражит. Ему просто хочется, чтобы Ушивака знал. Чтобы смотрел – только на него. Ойкава вызывающе усмехается Ушиваке и выходит, чуть задев его плечом. Отчетливо чувствует спиной взгляд. Повлажневшие ладони сами собой сжимаются в кулаки. «Да, смотри на меня», – Ойкава не оборачивается, но закусывает губу. *** Ойкава думает, что все просчитал. И что терпеть – вредно. Особенно для молодого растущего организма, и вообще у него гормоны. И в голове все это звучит ничего так, но если озвучить, получается подозрительно похоже на оправдания, и это Ойкаву бесит. Он даже было отказывается от задумки, но какой-то новый, свежий и острый, как перечная мята, азарт мечется внутри, мешает нормально есть, спать и вообще жить и буквально подталкивает в спину. Когда он без стука заходит в комнату Ушиваки, тот сидит за столом. Оборачивается с таким видом, будто ждал, ну или просто совсем не удивлен. – Ойкава. – Ушиджима, – не «Ушивака-чан». А вот от непривычного обращения Ушивака сразу весь подбирается, выпрямляет спину, чуть отодвигается от стола и не глядя закрывает учебник. Ойкава коротко довольно улыбается: так-то лучше. – Миленько тут у тебя, – Ойкава прислоняется спиной к двери, нашаривает замок и тихо его запирает. Оглядывается лениво, будто без особого интереса. – А где сосед? – Тендо вышел в город, – Ушиджима не двигается и смотрит, кажется, даже не мигая. Как надо. У Ойкавы быстро и тяжело бьется сердце. – Вот и славно, – он проходится по комнате, достает телефон из кармана и вертит в пальцах. Сейчас, вот сейчас он перестанет терпеть. Внутри удушливой волной горячего пара поднимается возбуждение, внутренности стискивает невидимой рукой. – Скажи вот, Ушивака-чан, – Ойкава останавливается напротив него и прислоняется бедром к столу, – ты бы меня хотел? – он даже почти не запинается. Сглатывает и повторяет, чтобы голос звучал тверже и непринужденнее: – Хочешь меня? Ушивака, и без того как деревянная палка, совсем застывает. На скулах проступают желваки, линия челюсти становится жестче. Ойкава на долю секунды пугается, что перегнул и вот сейчас получит по лицу – а по лицу нельзя, по лицу никак нельзя. Но Ушивака все так же не двигается и молчит, только ноздри раздувает. Ойкава давит нервный смешок. – Ладно, я пойду, да? – Хотел бы, – тут же перебивает его Ушивака. Голос у него звучит хрипло и жестко, как словно в горле что-то металлическое заржавело. Кулаки сжаты на коленях, а шею заливает краска. Ойкаве жарко, зрение сужается ровно до лица Ушиваки, картинка расплывается по краям, как во сне. Ойкава сглатывает – надеется, не очень заметно. – Скажи: «Я хочу Ойкаву Тоору». Выражение лица Ушиваки снова становится растерянным, как на площадке тогда, на следующий день после Инцидента. Кулаки разжимаются, немного опускаются плечи. – Это зачем? – Скажи, ну, неужели так сложно? Ушивака прикрывает глаза, глубоко вдыхает и выдает ровно и безэмоционально: – Я хочу Ойкаву Тоору, – и только потом открывает глаза. Ойкава только сейчас выдыхает вместе с Ушивакой и дрогнувшим пальцем бьет по экрану телефона. Показывает Ушиваке открытое приложение с диктофоном. – «Я хочу Ойкаву Тоору», – воспроизводит телефон. Лицо Ушиваки просто бесценное. Растерянное, обиженное, губы дрогнули и сжались в линию, но и желваки на скулах снова видны, и он как будто сам не знает, не может решить, что ему сейчас чувствовать. Надо же, Ушивака столько всего может чувствовать. Ойкава в который раз за эту неделю тренировочного лагеря заново открывает для себя, что Ушивака живой. – Зачем? – снова спрашивает Ушивака. Ойкава думает, что если тот продолжит делать такое лицо, то его точно нужно будет… потянуть за нос? Стиснуть ему щеки? Поцеловать? Господи, еще чего не хватало, теперь он думает поцеловать Ушиваку. Мысль пугает, Ойкава отшатывается от стола и падает на кровать. Очень грациозно. Устраивается удобнее, подпихивает подушку себе под спину. – На всякий случай, как мой гарант. Я вот хочу, чтобы ты посмотрел, – ну вот, он это сказал. Внутри так горячо, каждый вдох дается сложнее, черт. Главное, чтобы голос не дрожал. – Один раз. Это будет один раз, а потом мы никогда это не вспомним и не будем об этом говорить. Ушивака приоткрывает рот, но так и не отвечает. Ойкава раздраженно думает, что тот сегодня сильно тормозит. Хотя сам не уверен, что мог бы быстро реагировать, если бы кто-то к нему так пришел. Так что можно даже поставить Ушиваке плюсик, по крайней мере, он еще выглядит более-менее достойно. Ушивака облизывается, и Ойкава кусает щеку изнутри. – Ладно, – теперь Ушивака звучит пришибленно, но еще это «ладно» такое низкое, какое-то вибрирующее, резонирует со сжатой дребезжащей пружиной у Ойкавы внутри. – Ладно, – повторяет он и откидывается на подушку. Сует телефон в карман, приподнимает бедра и стягивает штаны с трусами. И вот он ведь сейчас голой задницей сидит на кровати Ушиваки – интересно, что тот об этом думает? Хотя, наверное, Ушиваке не до мыслей сейчас. У него темный немигающий взгляд, и смотрит он уж точно не в лицо Ойкаве. Того обдает жаром, член дергается раз, второй, и, господи, Ойкава, наверное, никогда в жизни не был так возбужден. Он медленно выдыхает через рот, чуть шире расставляет бедра и ведет дрожащими пальцами по внутренним сторонам. Задирает футболку и гладит ладонью живот, вторую кладет на член, а когда сжимает кулак, Ушивака дергается, как будто его ударили. Ойкаве приходится зажмуриться на секунду. Слишком жарко, возбуждение тянет в паху так сильно, что хочется просто пару раз жестко податься бедрами вверх и кончить быстрее. Может, думает Ойкава, у него есть какие-то мазохистичные наклонности. Или какие-то еще наклонности. С чего бы еще ему сидеть перед Ушивакой со спущенными трусами. Мысли немного отвлекают, Ойкава пару раз медленно проводит по члену рукой, немного успокаивается. До тех пор, пока не ловит взгляд Ушиваки. У того уже и шея, и уши, и все лицо красное, на лбу блестит испарина. Пальцами он впивается в свои колени. Ойкава дрочит себе быстрее, закусывает губу, чтобы не стонать, но, черт, Ушивака так смотрит – это нечестно. Ойкава смыкает пальцы кольцом и трет под самой головкой, размазывает выступающие одна за другой капли смазки. В тишине комнаты влажные звуки кажутся жутко громкими, а глухой стон Ойкавы – вообще оглушительным. Ушивака судорожно выдыхает синхронно с Ойкавой, наклоняется – хотя скорее его шатает вперед. Он трет ладони – наверное, влажные – о штанины и вдруг резко поднимает взгляд на лицо Ойкавы. Тот даже на секунду перестает дрочить. Во рту сухо, внизу живота печет. Ушивака не моргает, неопределенно мотает головой, и Ойкава кивает ему, воображая себя телепатом. Или, может, у него правда есть способности. Ушивака тут же откидывается на спину стула, оттягивает резинку штанов и достает член. Головка совсем темная и блестит, наверное, у Ушиваки сейчас ужас какие мокрые от смазки трусы. Кажется, что в комнате жарко – хоть парься. По крайней мере, Ойкаву всего плавит, пластает по чужой кровати. Ушивака придерживает штаны с трусами большим пальцем, второй рукой сильно, быстро водит по члену – так жестко и остервенело, ему не больно, интересно? И смотрит, смотрит, смотрит. Глаза совсем черные. Ойкава сам стискивает кулак сильнее и не выдерживает, стонет в голос. Ушиваку словно выкручивает, он кончает сильно и много, не успевает поднять свою футболку. Под ним жалобно скрипит стул. Фокус Ойкавы сужается, он как в приближенной съемке видит сперму на пальцах Ушиваки и новые капли, которые он выдавливает из устья. Ойкава резко задирает и закусывает край футболки, зажмуривается – его накрывает все сильнее и сильнее. Кажется, по каждой мышце проходят одна за другой судороги, низ живота и бедра дергает почти болезненно. Так хорошо, что кошмарно. Это слишком, и это кошмарно хорошо. – Блядь, – шепотом выдыхает Ойкава. Он лежит с закрытыми глазами минуту или две, или, может, вечность или две. Потом начинает – пытается – двигаться. Тело как чужое. Движения заторможенные, все вокруг буксует. Вот только что время разогналось до невероятной скорости, а теперь резко замедлилось и течет, как густой мед с ложки. Ойкава заставляет себя достать из кармана пачку салфеток. Он неспешно – а по-другому и не получилось бы – вытирается и украдкой поглядывает на Ушиваку. Тот тоже тормозит – еще больше, чем до… всего этого. Неловко стаскивает и так заляпанную футболку и вытирается ей, достает из полки новую. Вид у Ушиваки потерянный и ошалелый, снова хочется потянуть его за нос. Или поцеловать. Совсем плохо. Ну черт, зачем Ойкаве хочется его поцеловать? – Так, – Ойкава прочищает горло и поднимается на ноги, отряхивает штаны, как будто те могли запылиться. – Так. Ну, до встречи на отборочных, – эту фразу он разве что перед зеркалом не репетировал и теперь гордится, что произнес без запинки и даже легким тоном – если бы только не севший голос. Все закончилось, закончилось. Вот и славно. Ойкава поворачивается к двери, отпирает замок и только тогда спокойно выдыхает. Ушивака ловит его чуть выше локтя, разворачивает к себе и сталкивается с ним губами. Сталкивается – иначе и не скажешь, это и на поцелуй не похоже вообще. Сначала. Ойкава мычит, сжимает футболку на плечах Ушиваки и дергает ткань. Первые секунды он вырывается, и поцелуй получается дурацким, мокрым, они сталкиваются зубами. Да ну, какой это поцелуй. Ойкава сильнее сжимает ткань футболки, дергает еще – не сразу понимает, что не от себя, а к себе. Размыкает губы и зажмуривается. У Ушиваки горячий рот и мягкий ласковый язык. Они целуются минуту или две, или целую вечность или две. Ойкава отстраняется, когда понимает, что еще немного – и будет готов или повиснуть на Ушиваке и заснуть, или пойти на второй круг. Легко толкает Ушиваку в плечо, и тот отходит на полшага, давая выскользнуть и уйти. У себя в комнате Ойкава долго лежит и смотрит в потолок, совершенно ни о чем не думая. Утром ему ехать домой, стоило бы помыться нормально и залезть под одеяло, но лень до ужаса. Ойкава только ставит будильник. И стирает диктофонную запись.