burn out

Они с ней давно знакомы. Она белая и холодная, её взгляд устремлен в небо, ладони подняты в прошении. Зимой в её руках скапливается горка снега и кажется, будто она хочет вернуть его на небо. Вернее, так было раньше, когда она была целая и нетронутая временем. Сейчас у неё осталась только одна рука, тело покрылось неровными островками зелени; мраморное лицо сделалось серым, как у мертвецов в фильмах ужасов. Только Фрэнк знает, на чьей могиле она стоит. Камень истёрся под влиянием веков, приобрёл бесформенные очертания, зарос пылью, мхом и сорняками. Никто уже не узнает в нем надгробия. Просто скульптура на старом кладбище, раньше их везде ставили, верно? Фрэнк навещает её по воскресеньям. Навещает их, если точнее, но Фрэнку тяжело это признавать. Ничуть не легче, чем пятьдесят, сто, двести лет назад. Вампиры долго живут, очень долго, и это позволяет им цепляться за то, чего давно нет куда сильнее и фанатичнее, чем людям. Поэтому он приходит к ней и рассказывает, как прошла неделя. Как мало крови он пьёт и как много — коньяка. Как тлеющий огарок сердца, кажется, наконец-то дожёг его всего. Какое это проклятие — бессмертие. Как он до сих пор не смог себя простить. Никто давно не рубит головы, и остался лишь один способ убить вампира — заморить его голодом. Что сделать довольно трудно, ведь он может годами голодать, особенно если до этого питался регулярно. За первые десять лет после смерти Джерарда Фрэнк положил не меньше трех тысяч, вымещая агонию и злость потери. Одного этого было достаточно, чтобы прожить ещё век. Один человек раз в несколько месяцев за этот век обеспечили ещё два. Так, Фрэнк все ещё жив. С начала этого столетия Фрэнк не ест. Это больно, очень больно — умирать так медленно. Но Фрэнк не вынесет вечность без него. Вампиры любят лишь однажды.