— Алин… — как-то заминается Кашин, смотря на подругу, которая залипает в телефон.
— М? — девушка отпивает кофе, отрывая взгляд от телефона и смотря на Данилу.
— Это… Давай мутить?
Мкртчян давится кофе, выплёвывая его на свой же телефон и ахуевая смотрит на друга.
— Давай…
С такой странной ноты начались наши счастливые отношения
— Кашин, блять! Я хочу на американские горки! — хмурится Алина. — А я хочу на колесо обозрения! — Вот и пиздуй туда один. — так смешно дуется девушка, демонстративно отворачиваясь на 180 градусов от Данилы. Он лишь смеётся на это, подхватывает её на руки, от чего она взвизгивает, и идёт к кассе. — Два билета на американские горки, пожалуйста. Кто бы знал, что вся эта нежность была притворством.
Бутылка вина была распита быстро на двоих. Оба уже немного заведённые шли в спальню. Но Даня явно завёлся сильнее Алины. Они упали на кровать. Молча. Кашин смотрел на Алину. Алина на потолок. Рыжеволосый вдруг притянул девушку к себе, затягивая её в поцелуй. И Алина поддаётся, даже не зная насколько сильно она пожалеет…— Дань, ну и где ты так набухался? — Мкртчян тащила бухущее тело Кашина в спальню. Тот что-то невнятно бормотал в ответ, смешно хмурясь. — Из-за тебя я напился, женщина! — шутливо (или нет) ругается парень. — Спи, алкаш. — Алина целует Даню в щёку и уходит из комнаты. Данила молча залипает в потолок о чём-то задумавшись. Кто бы знал о чём ты тогда думал.
В какой-то момент Данила потихоньку начинает стягивать с Алины футболку. Она краснеет, немного мешая ему своими ручками. Парень разорвал поцелуй, склонил голову над ухом девушки и тихо-тихо прошептал: «Я буду аккуратен…». И она верит. Она верит каждому слову, слетающему с этих уст. Верит зря.Кашин просыпается утром от всхлипов. Он плетётся на кухню, в сторону звуков. Там стоит Алина. Больше скулящая, чем всхлипывающая. Обожглась, готовя завтрак. Он аккуратно берёт её руку и нежно проводит прохладными губами по ожогу, как-то нежно улыбаясь. И боль стихает. Становится легче. Кто бы знал, что ты лишь паук, заманивающий невинную бабочку в сети.
Он быстро расправился с её футболкой, снимая затем уже свою. Данила несколько секунд просто разглядывает своими глазами тело, что лежит под ним, затем её красное лицо. Он впивается в её шею с поцелуем. Таким жадным, властным. Будто хочет показать что она его. А может это просто его сдвиг.— Бля, Дань, ты в последнее время странный какой-то. — говорит Руслан, который видит как Кашин прожигает болтающую с Лемой Алину. — Я? Да просто задумываюсь часто. Всё окей. — Данила наконец переводит взгляд на друга. Кто бы знал, как давно это всё ты замышлял.
Он оставляет несколько засосов, спускаясь ниже. На ключицы. Затем ловко избавляется от её лифчика, заставляя краснеть армянку ещё сильнее. Она кусает губы до крови, зарывается пальчиками в его волосах. Она возбуждена уже не меньше него.— Дань… Я… Давай не будем, я… Не готова… — невнятно бормочет Алина. Эта была первая неделя их отношений. Даня пытался с ней переспать. — Хорошо, без проблем. — Кашин тепло улыбается, целуя Мкртчян в нос и натягивая на неё ранее снятое худи. Добился своего? Подчинил? Заставил быть зависимой от тебя?
Крепкие руки Кашина заставляют Алину дрожать. Он трогает там, где раньше было нельзя. Он знает все её слабые места и без того. Трёт промежность, мнёт грудь, аккуратно кусает за шею. Она не выдержала. Начала скулить, то разводя ноги, то сжимая их. Стала прятать своё личико в собственным каштановых волосах. На что Данила трепетно и сбивчиво шепчет: «не стесняйся». Он аккуратно убирает волосы с её лица, затем пошло и мокро целуя.— Ты меня любишь? — Алина почему-то хмурая с самого утра. Даня недолго стоит в ступоре, затем обнимая за талию армянку: — Солнце, ну ты чего? Конечно. Она всё также хмурится. — Хочешь чаю сделаю? Заболела что ли? — он прикладывает свои губы к её лбу и чувствует то, что у неё температура. — Оооо! Бегом в постель! Не со мной ли ты хотел просыпаться? Не обо мне ли так волновался?
Он начинает стягивать с неё домашние штаны. Она краснеет. Сводит ноги, препятствуя. — Не бойся… — звучит сладкий шёпот над ухом. Алина кусает губу до крови, чуть разводя ноги. Он снимает до конца с неё штаны. Потом немедля снимает с себя. Кашин не может терпеть. Устал притворяться он зайкой. Позже от трусов избавляется. И от своих, и от её. Шуршит коробка с презервативами, потом сама упаковка. И вот… Прошептав лишь: «Блять» Даня входит без предупреждения. Она выгибается, чувствуя, как слезятся глаза. Нет, у неё это не первый раз. Но всё-таки давно этого не было. Потому было не столь приятно, сколько больно.— Дань, да всё окей, мы тут уже дозаписываем. — говорит Алина в телефон. Кашин шумно вздыхает, затем бубня: — Давай быстрей, а то со своей студии не вылезаешь. Не ты ли звонил мне ночами, когда не бывала я дома?
И вот он начинает набирать темп. Быстро, почти сразу. Алина тут же вцепилась в плечи парня. Ей было больно. Безумно. Рыжий хватает её за запястья. одной рукой заводит над её головой, до боли сжимая. Армянка пару раз кричит, вырываясь: «Мне больно! Блять, Кашин, мне больно!», а после он рот зажимает, всё сильнее вдалбливая её в кровать.— Алин, поменьше с Артуром никак нельзя общаться? — заводит Данила Алину в тупик одним лишь вопросом. — Дань, ты чё, ревнуешь? — Заливисто рассмеялась она. — Скоро тур, по поводу концертов общаюсь. Не ты ли меня ревновал?
Она плачет, а ему нравится. Кашин — мразь, тварь, пидорас. Называйте как хотите. Но ему нравилось делать ей больно. Нравилось слушать её приглушённые крики. Слушать, как хрустят кости в руках, которые он сжимает. Мог иногда даже убрать руку с её рта и дать ей пощёчину. Ему нравилось слушать этот скулёж, видеть эти слёзы.Неделю назад он носил тебя на руках, а сейчас ты кричишь: " — Мне больно!» А он не слышит. Ему хорошо.
Проходит так десяток минут, за ним и второй. Алина уж тихо хрипит. В карих глазах пустота. Кашин всё так же молчит. Молчит и улыбается. Так по сумасшедшему, странно. Он буквально вбивает в кровать уже уставшее тело Монтаны. Он отпустил её руки. Она уже даже не отбивалась. На бледных щеках виднелись следы явно не от пары (явно более) пощёчин. Слёзы текли с её глаз уже сами по себе.— Я тебя очень люблю… — Данила зарывается в волосы сидящей на коленках Мози. Она лишь заливисто смеётся, затем Даню целуя. Это всё было… Наглою ложью? Ты пиздел мне все эти дни? И не любил ты меня вовсе?
Спустя какое-то время Алина вовсе теряет сознание. Последняя мысль была: «Хоть бы никогда глаза не открыть». Она откроет их. На следующий день. В той же кровати. В синяках, где-то в кровоподтёках. Уже одетая в его футболку. И она встанет, проскрипев кроватью. Со стороны кухни послышались шаги и протяжное: «Алинаааа»…