miracle

Джон Харрисон предал их. Будучи назначенным на должность капитана Энтерпрайз после вынужденной отставки Кирка, Спок возвратился на мостик с целью курировать их полет на «Возмездие», находящегося в состоянии анабиоза и готовящегося нанести удар. Связь пропала спустя одиннадцать минут после запуска. Время было слишком ценно в условиях порога, который задал мистер Скотт – три минуты. Мостик замер в ожидании, и когда на главном экране появилось лицо экс-капитана… ведомого Кханом, с приставленным к голове фазером – не было сомнений, что тот выставлен отнюдь не на оглушение – Спок вскочил с кресла, не сумев опередить собственные инстинкты. План провалился, запасного не существовало. Лицо захватчика было подвижным и яростным, а заявление ожидаемым – вернуть криокапсулы на борт флагмана адмирала Маркуса в обмен на членов экипажа Энтерпрайз. Спок ступил на тонкий лед, намереваясь проверить рамки дозволенного и оттянуть момент своего решения на максимально долгий срок, за который можно было бы найти выход из сложившейся ситуации. Только выхода не было, пока Кхан не упомянул слово «торпеды», заменив им привычное эмоциональное «мои люди» - тогда-то капитану пришла в голову мысль. И Джон Харрисон предал их снова, но в этот раз обман был очевиден. Спокойное «вулканцы не лгут» являлось искусно сплетенным уходом от ответа, лавированием между ситуацией и оппонентом, в чем его раса преуспела в той же степени, в которой ромуланская – в военном ремесле. Опускаясь в кресло, Спок взглянул на погасший экран с едва оборвавшейся связью и заметил, как блестят в неровном свете Земли начищенные бока «Возмездия». Бой оказался неравным с самого начала. При первом же ударе дефлекторные щиты ослабли более чем на пятьдесят процентов, система жизнеобеспечения сбоила, а гравиконтроль упал до критической отметки. С силой впившись пальцами в поразительно холодные ручки кресла, Спок на секунду прикрыл глаза и приказал членам мостика покинуть свой пост – Энтерпрайз стремительно падала, и правильным решением было спасти экипаж. К его удивлению и, пожалуй, скрытому удовлетворению, мистер Сулу отказался, демонстративно включив систему защиты своего кресла. Со всех сторон послышались характерные щелчки, и Спок промолчал, устремив взгляд вперед, туда, где позади падающего умирающего корабля разваливался на куски главный военный флагман Федерации. Они летели вниз с ужасающей скоростью, срывая покрытие, и полыхающий огнем корпус Энтерпрайз сверкал на обзорном экране, слепя глаза, пока Земля приближалась. Вокруг царила напряженная тишина – мисс Ванага уткнулась лицом в ладони, рулевой судорожно бил пальцами по панели, пытаясь обуздать настройки, а Спок на секунду позволил себе обернуться на Нийоту, безмолвно прощаясь. Она смотрела на него широко распахнутыми темными глазами, в которых отражался полыхающий вокруг огонь и губы ее дрожали. Когда гул разорвал внезапный вскрик Сулу, он будто того и ждал – сбив настройки на кресле, отдал приказ о включении маневровых двигателей на полную мощность. На секунду корабль завис в облаках так, что вокруг, куда не взгляни, видно было лишь белое плотное марево, но восторженную шумиху разорвал победный вскрик навигатора, когда Энтерпрайз воспарил над ними, удерживая равновесие. Смутная тревога не отпускала Спока ни на минуту. В голове крутилась мысль о причине такой невероятной возможности и на счастливое «это чудо, капитан», он ответил сухим и лаконичным «чудес не бывает». Они висели в воздухе две минуты, а потом мостик разорвал шелест внутрикорабельной связи и мистер Скотт вызвал капитана в инженерный отсек. Спок уже знал, куда ему следует бежать и что именно произошло, но когда он увидел лицо главного инженера, когда тот едва заметно покачал головой, указывая в сторону отсека - его сердце замерло. За стеклянной дверью, забившись в самый угол, сидел Джим. Его лицо опухло, под обычно яркими глазами залегли круги, а кожа была покрыта испариной. Лучевая болезнь прогрессировала очень быстро – радиация убивала его. - Откройте дверь, - почти беспомощно приказал Спок, обернувшись на главного инженера – шансов на положительный ответ не было. Он опустился на колени перед дверью, прижимая ладонь к прозрачной поверхности, пытаясь поймать потерянный больной взгляд человека, который спас свой экипаж ценой жизни, который нашел в себе силы доползти до выхода и примириться с необходимостью, неизбежностью собственной смерти. В груди теснилась горечь, его бесстрастное лицо трескалось и когда Джим, наконец, посмотрел на него, губы Спока дрогнули, а сердце зашлось от боли. Разговор вышел коротким. Таким, который мог быть только у такого человека – полным принятия и сожаления. С каждым произнесенным, словно рубленым, словом, Джим становился все бледнее и когда его рука дрогнула на стекле, складываясь в та’ал, оставляя с той стороны четкий отпечаток, когда его взгляд застыл, а уголки губ, вздернутые в улыбке, медленно опустились, тогда Спок понял, что пропал. И он закричал. Закричал во всю силу легких, оглушенный своей яростью и снедаемый жаждой возмездия. Так же, как в детстве, когда спокойное выражение лица Стонна и его жалящие слова впились прямо под ребра, и внезапно засосало под ложечкой. Больше Спок ничего толком не помнил. Он лишь знал, кто виновник и где стоит его искать. Помнил, как вытирая глаза, Ухура шептала ему «найди его сам» и пыль на корне языка, осколки, безжалостно впивающиеся в лицо, металл фазера, зажатого в руке. Он выронил его перед прыжком на мусоросжигатель. Кровь кипела в жилах, а в голове не было ни единой здравой мысли – его разум алкал чужой смерти с такой непреодолимой силой, что Спок не чувствовал ни усталости, ни боли, ни сожаления. Кхан был сильным противником. Каждый его шаг выверен, каждый удар – точен, в то время как обезумевший от горя вулканец не искал ничего, кроме отмщения. Он бил так сильно, что отдача на секунду отбрасывала его назад, впечатывал кулаки в чужую плоть, и в нем поднималась вся четырехсотлетняя ярость предков, не связанных законами логики, не обузданных правилами. Свободных. Каждый удар был удовольствием, каждый хруст костей или крик боли – симфонией для его ушей. Не было ничего более уместного, ничего более желанного, чем эти звуки. Сквозь свист ветра в ушах Спок слышал, как булькает в горле противника кровь и его удовлетворенный рык был ему ответом. Первобытный исполинский зверь пел и метался из стороны в сторону, говорил в нем, раздирал разум в клочья и искал выхода в каждом ударе. Повалив противника на крышу мусоросжигателя, Спок с отчаяньем впивался в него руками, бил, словно заведенный, а образ поверженного таял перед ним – в глазах стояли слезы. Спок бил с громкими рыданиями, вкладывая в каждое движение боль своей утраты. Битва была проиграна еще тогда, в инженерной, он был побежден, прижимая ладони к стеклу и пытаясь поймать застывший взгляд мертвеца. Его кровь смешивалась с чужой – с разбитых кулаков капала коричневая жижа, остро пахнущая медью и железом. Запах дразнил Спока, и тот мотнул головой, сжимая пальцы на горле своего оппонента, впиваясь в шею именно с той силой, которой бы хватило, чтобы вырвать кадык. Его остановил отчаянный окрик Нийоты «это может спасти капитана!», но лишь на секунду. Он взглянул на девушку, и та отшатнулась, упав назад и выронив из рук фазер. - Его уже ничего не спасет, - глухо ответил вулканец, очень слабо напоминающий старшего помощника флагмана Федерации – залитый кровью, с безумием в глазах и ощеренными по-звериному зубами. Он склонился над задыхающимся, бьющимся в агонии Кханом и одним ударом пробил ему горло. Ухура закричала. Спок поднялся, схватил за шиворот все еще извивающегося в своих последних судорогах врага и, раскрыв коммуникатор, лающе приказал: - Спок – Энтрепрайз. Поднимайте троих. Корабль встретил их зияющей пробоиной в обшивке, которую наскоро залатали с помощью жидких пеноблоков и трясущийся от гнева доктор Маккой, заметивший в руках коммандера обмякшее тело Джона Харрисона. - Что ты наделал, остроухий болван?! Что ты, мать твою, сделал? Он может спасти Джиму жизнь, ты меня слышишь? Он выхватил из медицинской робы дозатор, в который набрал несколько миллилитров крови из того месива, что осталось от головы Кхана и, отстранившись, с отвращением взглянул на вулканца: - Будем надеяться, что я успею. Если же нет – это целиком твоя вина. И, развернувшись на каблуках форменных сапог, Маккой покинул траспортаторную практически бегом, на ходу отдавая приказы. Спок застыл – его рука ослабла, и из пальцев выскользнул воротник пальто, который он до этого так яростно сжимал. Затылок врага с громким стуком встретился с панелью траспортера – кровь залила две из шести. Яркая в неровном мигающем свете софитов, матово блестящая, карминно-красная, она будто притягивала взгляд и, наклонившись, он провел по ней пальцами в полузабытьи, на секунду разрушая целостность. - Спок, - испуганно и умоляюще позвала его Нийота, осторожно коснувшись плеча тонкими дрожащими кистями, застыв позади, - Спок, я… Он не взглянул на нее, только растер по ладони крепко пахнущую железом, истинно человеческую, кровь и вышел следом за доктором. Разум все еще находился на стадии неполного осознания и, взглянув вновь на неподвижное лицо Джима, запертого в криокапсуле, Спок сжал кулаки и едва слышно заскулил, приваливаясь плечом к кипельно-белой панели, пачкая ее алым. Он отчаянно хотел верить в чудо, которое отрицал.