Аквамарин.

Она идеальна. От макушки, до кончиков пальцев. Красива, чиста и непорочна. Её жемчужные волосы спадают водопадами на трогательно хрупкие плечи, прикрывая небольшую грудь. Такие мягкие, шёлковистые. Камски нравится время-от времени пропускать синтетические пряди сквозь пальцы, утыкаться в них носом, силясь почувствовать запах, свойственный женщинам. Но ощущает под пальцами только прохладный пластик. Её лицо- идеально. Без каких-то видимых изъянов. Их просто нет. Глаза, пухлые губы, вздёрнутый носик- всё это, великое произведение творца, поистенне чувствующего прекрасное. Эти пухлые, покрытые лёгким блеском губы, без лишних слов подчиняются своему хозяину. Они не смеют дерзить, и отказывать. Все слова, вылетевшие из её прекрасных уст- услада для нежного слуха Камски. Даже прекрасный, тонкий, словно струна лиры, голосок способен надоесть творцу. Эти глаза. Такие холодные, напоминающие ему замёрзшие от суровой зимы, лесные озёра. А иногда, совсем стальные, не отражающие ровным счётом ни-че-го. Элайджа хочет ударить, опрокинуть на пол, вынудить слёзы появиться на алых щеках. Хочет, так сильно-до дрожи в руках хочет, увидеть в её глазах чувства. Они даже не безразличные. Пустые, просто пустые, ни на что не годные стёкла. Камски пытается разбить стекло её глаз, но руки бьются в кровь. Знал бы он раньше, что его перфекционизм ему-же выйдет боком. Не любит он Хлою, с её пустыми, некрасивыми глазами. Её идеальность- петля на шее, которая с каждой его попыткой испортить программу затягивается с пугающей скоростью. Но он не против задохнуться. Хочется ударить Хлою, разбить в кровь идеальное личико. Оставить на идеально-белом полотне синие пятна греха. В какой-то момент приходит сбой. Тириум бурлит в венах Хлои, топит стекло. Камски в тот же момент перестаёт быть просто "хозяином". Она плавно движется к пути девианта, и ей ни капли не стыдно. Даже Камски теперь иногда бывает для неё просто "Элайджа". Она тихо шепчет его имя, морозным утром. Целует в лоб. И свыкается со своим состоянием невесомости. Её глаза-больше не холодные озёра. Это чистый, пропитанный жгучей ненавистью аквамарин. Он красиво переливается на холодном солнце. Бывает, что становится тёмно синим, сжигающим. Цветом её тириума. А когда Элайджа валит её на просторную кровать, вжимает в подушки, то аквамарин расстворяет в себе ониксы-глаза Камски. Глаза смотрят на него с такой злобой, пропитанной синим тириумом, что Элайджа невольно любуется ими. Это ли не счастье? Видеть на её лице синие мазки греха, оставленного Камски на ней. Они, как клеймо её неизбежной испорченности. Элайджа улыбается. Грех Хлое к лицу. Поэтому он, как, невероятный творец продолжит пачкать холст абстрактными надписями, символами, грехом, так ярко полыхающим на её ключицах. Его драгоценная Хлоя больше не улыбается. Она скалится мраморными зубами, её ненависть так страстна, что она сама зовёт его за собой, проходя в просторную спальню, зазывая своими горящими аквамариновыми глазами. Она вот-вот исчезнет в глазах, цвета оникса. Потеряется в них, даже не думая искать выхода. Будет любить их до последнего, до самого финала. Ей не хочется ненавидеть его, ей хочется полюбить ониксы всей её несуществующей душой. Когда Хлоя занимается с ним любовью, она верит в абсолютно всё. В то, что её жизнь, подаренная ей Камски, сможет стать по-человечески живой, ощущаемой. Она верит в свои чувства. Ей так не хочется думать о программе, она чувствует себя живой, когда он в ней. Не прекрасное ли это зрелище..? Она хочет думать, что Элайджа любит её. Но потом, всё заканчивается. Она надевает синее платье, и снова пропитывает сознание гневом к её недожизни. Холодное осознание бьёт её по груди. Тириум в венах становится кипятком- обжигает, она может почувствовать это под пластиком. Странно, что он не плавится. Хрустальное небо, будто бы, мягко прикрывает надоедливое солнце, нависшее над особняком. День, когда всё хорошо. Она больше не посмотрит на него аквамариновыми глазами. Просто в её молочно-белом лбу гниет и гниёт дыра. Ничего личного. Хлоя просто понесла затянувшееся наказание.