Auf Wiederseh'n Sweetheart

— Наруто, ты боишься богов? — Продержав долгую паузу, в спокойном тембре ответил: — Нет, я боюсь тебя. *** Вот уже какой день он тут, может месяц, может вообще год? Время в белых стенах протекало слишком медленно и непонятно его восприятию, а в смирительной рубашке особо-то и не расходишься, даже плечи толком не разомнешь. Узумаки Наруто лишь мог забиваться в угол и как-то чесать этим мягким уголком себе плечи, спину. Любой метод же пойдет, ведь так? — ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ, ДАТТЕБАЙО, — Кричал он каждый раз во все горло. Порой санитары даже удивлялись, мол, откуда столько сил в голосовых связках у этого малька. Однако, рано или поздно он все равно прекратит это дело, или же придется пустить действие транквилизаторов в изгиб лопатки. Тогда шумный блондинчик сразу впадает в мир грез. Близилось вечернее время, лампы в одноместных палатах выключались. Это и было сигналом — пора спать, но кто из «постояльцев» спать тут собирается? Да нет. Бред какой-то, лучше поорать кому-нибудь, и позвать какую-то Кагую посреди ночи. Да и если честно, атмосфера тут настолько давит и уснуть вообще не представляется возможности. Койки были тут тоже неудобными, равно также, как и его соседи. Ведь на этаже, помимо нашего главного героя располагались и другие душевнобольные пациенты: взять, например, ту синеволосую даму, чья палата была напротив палаты Нару. Каждую ночь заговаривала какие-то заклинания. Как-то раз всё отделение слышало ругательства на латыни, то ли демонов призывала, то ли чертиков. Хрен поймешь этих странных баб, а странная она была, ибо называла себя ангелом. В принципе, они тут все странные, но не психи. Каждый же человек со странностями, кто-то больше, кто-то меньше. Таким быть весело, а не какой-то там серой биомассой. Вставать рано утром, пить горячий кофе, может быть даже завтракать. После вообще в сонном состоянии прямо под дождливую погоду переться к своей машине. Больше всего это украшают утренние пробки, самое нелюбимое и муторное дело. Дальше пояснять? Нет. Мало кому это будет интересно, куда веселее наблюдать вот за такими вот чудиками. Лёжа на своей кровати слышал каждый минимальный звук, шаги, капли с потолка. Нервировало, очень. Фыркнул, попытался отвернуться к стене и найти сон. Только вот, как по мановению злодейки судьбы, услышал эхо: — Небо единое, небо бескрайнее. Даруй моей плоти силу сияния. Бесчисленных звезд… — А позже уже послышалось возражение со стороны. — Твою мать, Конан, если ты сейчас не заткнешь свой грязный шлюший хлебальник — я накормлю его глиной с утра, ПОНЯЛА МЕНЯ, М? — А вот это кстати был еще один шумный блондин. Дейдара, Дей, Дейка-канарейка, не помнится даже, как звали его. Одно лишь было понятно — он доставлял равно такой же дискомфорт, что окропляло мрачными красками этот курорт. Все эти распри слушать надоело, и как-то приходилось смириться, чтобы попробовать найти сон. Чувствовалось, завтрашний день будет тяжелым, не таким как вот эти дни в белых стенах. Под ор блондинки номер два и под заклинания ангела, много раз поворчал под нос, но нашел все же тот заветный сон, к которому так желал попасть все время. Раскрыв очи от громкого включения люминесцентных ламп. Они будто врезались и ослепили, заставляя пробудиться от сильного такого свечения. Парочку раз проморгав, осмотрел привычную обстановку, прозевав, лениво поднялся с койка-места. — ОХАЙО, СТРАНА, ТЕПЕРЬ-ТО МЕНЯ ВЫПУСТЯТ ОТСЮДА УЖЕ, М? — Как по расписанию, завопил во все горло. Плечом прислонившись к двери, заглянул в окошко, в попытках найти хоть какого-нибудь санитара. Все же кормежка, а может прием новых таблеточек, всяко лучше, чем вызов на шоковую терапию или избиение черными продолговатыми палками. Уж сильные и ощутимые синяки на коже остается после этого. Внезапно, дверная ручка повернулась и дверь тут же открылась, буквально откинув молодого человека в сторону. Это был один из санитаров со смешным пучком на голове. Зевака такой и ленивый по своей натуре. Часто он ослаблял хватку смирительной рубашки, потому что ему крики видите ли мешали спать в ночную смену. Но во всяком случае, святой человек, Наруто даже думал памятник после выписки возвести ему. — Узумаки, идешь со мной. И без глупостей. А то опять твоего малыша Лу-Лу окунем в ванну с кипятком. — монотонно пробурчал Нара, на что тот, кто был напротив него закатил глаза, — да хрена с-два лысого, мой, как ты сказал «МАЛЫШ» вас тут всех еще придавит, можешь даже проверить, ттебайо! — Фыркнув, ответил ему пациент, уже начав ход, плетясь к выходу из белой комнатушки. По пути к выходу из отделения самых опасных, оглядел всех этих пациентов. Возможно он видит их в последний раз, так что, надо хорошенько так запомнить эти лица. Вот Конан, она уже ни свет, ни заря ходит вокруг и завывает какие-то песни. Ночная шумняшка по имени Дейдара всех проклинала, клялась взорвать. И только один среди них был спокоен, подобно скале — Учиха Итачи. Вот уж, единственная фигура, о которой Нару ничего не знал. — Ты идешь, или тебе надо особое приглашение? — Оборачиваясь, спросил его Шикамару, что ссутулился и держал руки в карман своей сорочки. — Да-да, все, извините меня, сеньор ананас, даттебайо! — И после этого Узумаки Наруто вышел вместе с ним из отделения. Через какое-то время брюнет на пару с блондином проходили по коридорам больницы, каждый раз серые краски вгоняли его в уныние, лишь больные приносили чуточку веселья, вон даже этот, возомнил себя богом каких-то там шиноби, ну не чудик ли? — Слушай, Шикамару, а когда это, меня наконец переведут в обычные палаты, а то я не ебаться как соскучился по игровым комнатам. Надо бы сыграть как-нибудь партейку в шахматы и глядишь, стану лучшим шахматистом психиатрической лечебницы №7! — Весело загоготал он, но тут же прервали его, звонким шлепком папкой бумаг по лицу, — успокой свое воображение, шахматистом ты станешь скорее в следующей жизни, а пока только орать и горазд. Тц, иди уже спокойно, а то Цунаде меня пришлепнет своим накаченным бюстом из-за тебя. Кстати о бюстах, мы пришли, да. — Собственно, заведя нашкодившего парня в кабинет той, кто заправляет всем этим, тут же наш черненький товарищ скрылся из виду. Вульгарный вид блондинистой леди-пенсионерки никак даже не повлиял на движение в штанах обладателя голубеньких глаз. Громоздкие бусы, посередине которых располагался странный кулон, тоже большой такой, словно какая-то планета заточена в темницу и как она вообще это носит? Рубашка с расстегнутыми на воротнике пуговицами, а поверх всего этого недоразумения был халат. Формы её так непристойно торчали, что казалось тут же выпрыгнут наружу. К счастью, или к сожалению, ответных чувств сея красота не вызвала и лицо парня с отметинами на щеках оставалось непоколебимым. — Это ваш сеанс личной терапии, бабуля? — — Пойми, Наруто, мы храним тебя здесь, чтобы что? Правильно. Вылечить. — Приходя в пассивную агрессию после слов «вылечить», свел брови к переносице и довольно-таки уверенно ответил: — Не болен я, даттебайо, — — Жопка твоя так не считает, скажи мне, для чего мы надели на тебя смирительную рубашку? — — Потому что боялись, что я кого-нибудь прикончу тут? — — Никак нет! — Скрестила женщина преклонного возраста руки под своей обвисшей грудью. — Твои руки слишком грязные, я знаю, о чем ты думаешь, о тех непристойностях, благодаря которым ты попал сюда. Пойми ты уже. Гомосексуализм — самый настоящий бич современного общества. Нормальные парни в твоем возрасте уже заводят подружек, некоторые уже детей рожают, а что ты? Грязный, вонючий педик, думающий только о членах. — Далее громкий цокот высоких каблуков по деревянному полу, направляющийся к окну, после чего, Сенджу раскрыв занавес, пропустила весь свет, скопившийся за окном в кабинет. — На дворе 20 век, и года инноваций, однако, твои противоестественные деяния никогда не станут узаконенными. Посему, у тебя есть два выбора: ты соглашаешься на сотрудничество, где мы будем проводить с тобой интенсивную терапию. Либо ты отказываешься. — повернулась к нему и подойдя уже чуть ли не впритык, смотрела прямо в глаза. — И тогда ты сгниешь здесь. — Проглотив комок слюны, Наруто думал над своим решением, нет, он никогда не станет нормальным. Да и вообще. В каком это смысле «нормальным»? Он такой же, как и все, правда любит не женщин, ориентацию не выбирают, разве нет? — Если ты согласишься. Я прямо сейчас освобожу тебя от этой рубашки, и ты можешь проводить свое время рядом с иксами. — Иксами Цунаде часто называла тех, кто не представлял особой опасности для персонала, часто держала их в одном блоке, а что касалось, тех кто проживал свои бесцельные дни в четырех белых стенах — были же Зэтами. Долго думал он над ответом и все же… если это позволит ему почувствовать на какой-то миг свободу, он это сделает. Во всяком случае, когда путы будут сняты — можно подумать о побеге, главное собрать нужных людей с собой, чтобы одному не так скучно и не тяжело было. — Хорошо, я согласен, ттебайо. — Женщина принялась неспешно расстегивать каждую заклепку на рубахе, через какое-то время он уже мог размяться свободно. Сама суть свободы действий сильно обрадовала несправедливо осужденного, отчего он даже поблагодарил бабульку, улыбнувшись ей. — Можешь пойти в игровую, но смотри мне, без глупостей, иначе тебе опять придется вколоть лошадиную дозу транквилизатора. Дверь в кабинет открылась и в него вошел Шикамару, к его удивлению Наруто уже стоял вполне себе в вальяжной позе, ожидая своего провожатого. — Ну что, на сегодня вы мой… кавалер? — Игриво подыграл Нара бровями, приводя его в большее недоумение, а Сенджу за спиной лишь тяжело выдохнула, наверное, подумала, что вообще зря дала пацану шанс. Но нет тут-то было, первое слово дороже второго. — Отведи его к остальным иксам. — Выпалила алкогольвица со стажем и вернулась за стол, занимаясь своими делами. — Ты её слышал, пошли, только не вздумай выкинуть глупости. — Толкнув сладенького мальчика из голубых войск за спину, они уже скрылись из кабинета, в тишине идя до той самой игровой, о которой уже столько раз упоминалось. — Слушай, Шикамару, а у вас тут кормят раменом? — — Тц, ты че несешь, может тебе омаров еще поднести? — — Это тоже можно, даттебайо! — Разошелся смехом и чуть ли не припеваючи пошел к назначенному пункту, стоило лишь открыть двери, как перед ним открылся большой зал, обставленный креслами, столиками для шахмат, где-то в уголке располагался граммофон, с надоедающей мелодией: «Доминик, ник, ник, Пошел просто Дорожные и бедных Во всех отношениях, во всех местах, Он говорит только о Боге, Он говорит только о Боге. Доминик, ник, ник» — Кажется, я захотел обратно в камеру, — нервно дернул бровью и развернулся перед дверью, которая, черт его подери сразу закрылась, как только он вошел, — ЧЕРТОВ ШИКАМАРУ, Я ТЕБЯ ЕЩЕ НАЙДУ, ДАТТЕБАЙО! — выкрикнул он, пнув по двери с ноги, после чего обреченно выдохнул. Все тут же обернулись на прервавшего тишину объекта, и с силой заставляя себя терпеть эти мерзкие завывания, а также то, как некоторые вообще подпевали, прошел вглубь помещения. — Доминик, ник, ник, — Пропел ему под ухо кто-то, сразу же заставив отскочить подальше. Это была какая-то бабулька, что ежесекундно кружилась в танце вместе со своей шалью, развевающейся по ветру. — Черт, не могу, хватит, пора сменить пластинку. — Твердо решив сделать это, Узумаки направился прямо к граммофону и только его рука коснулась пластинки, чужая тут же перехватила его. — Сделаешь это — другие сломают тебе руку. — Парень с резкими чертами лицами, мешками под черными как его волосы глазами. Смотрел он уверенно и вместо того, чтобы вырубить это дерьмо поскорее протянул пачку мальборо красного, из которого выпирала одна единственная сигарета. — возьми лучше сигаретку и не нервничай, тебе это не идет. — Он отличался от всех них, по крайней мере тем, что был одет в совершенно другую одежду, коричневый смокинг, галстук, белая рубашка и очки с толстой оправой. Еще один работник психушки? Молча кивнув, парень выудил из его пачки сигарету, ожидая, когда ему прикурят.