Фатальная любовь в стенах школы

Рассекая свежий прохладный воздух с нотками тумана, девушка видела перед собой массивные вековые деревья. Пробегая по тропинке, она накинула на себя капюшон, чтобы капли, падающие с веток, не попали на светлые волосы, от чего бы они могли сами завиться. Движения ускорились, под ребрами вдруг кольнуло и бежать стало уже невыносимо. Как только девушка достигла пристани, она перешла на быстрый шаг, восстанавливая силы. В низу живота неожиданно стало тянуть, отчего хотелось вскрикнуть. Как только боль утихла, она побежала к дому, нужно было ещё принять душ, смывая с себя все эмоции и переживания, от которых не было покоя. - Доброе утро. - Поприветствовала Эмма свою приёмную мать, как только закрыла за собой входную дверь. Мэри-Маргарет Бланшар, а именно так звали темноволосую худощавую женщину, даже не удосужилась в ответ поздороваться с дочерью. Она продолжала читать утреннюю газету, которую почтальон закинул прямо к порогу дома, и попивать горячий кофе. Джеймс Бланшар, её муж и по совместительству приемный отец девушки, видимо, ещё спал, раз жена до сих пор сидела за столом и не начинала готовить завтрак. Поднявшись в свою комнату, Эмма достала из шкафа желтое махровое полотенце и направилась в душ. Она не хотела сегодня идти в школу, как, в принципе, и многим другим подросткам в возрасте шестнадцати лет, но ей пришлось встать в такую рань, потому что голос внутри кричал "Ты должна". Не хотелось иметь проблем ни с родителями, ни с учителями. Завернув мокрые волосы в полотенце, девушка протерла рукой запотевшее зеркало и взглянула на своё бледное лицо. Это моя история. POV Emma Как вы думаете, каково живется ребёнку без родителей? Одни могут сказать "Круто, никакого контроля, делай, что хочешь ", другие же скажут "Просто паршиво". Знаете, я не могу согласиться ни с первым, ни со вторым. Что ж, начнём сначала. Не люблю рассказывать о своей жизни в системе, достаточно одного взгляда на детей. В детском доме, как и в жизни зверей, заложено, что есть хищник, а есть жертва. Я что-то среднее. Поначалу, я ждала спасения в виде милой парочки, которая заберёт меня, и я буду счастлива с ними, но позже я перестала верить в сказки. Я наблюдала за тем, как моих друзей забирают счастливые взрослые, мечтающие о славном ребёнке. Тогда мне было восемь. Уже в одиннадцать я поняла, что останусь в этом месте до своего совершеннолетия. Если меня обходили стороной в пять лет, в семь, то и в одиннадцать я так и буду сидеть в углу и наблюдать, как очередных моих друзей забирают другие люди. Это было больно. Конечно, сразу появились вопросы "Почему они, а не я?" , "Чем я хуже?". А следом и начали появляться комплексы. Я смотрела на себя в зеркало и видела слабого ребёнка с царапинами на щеках, с разбитыми костяшками на руках из-за того, что дети постарше издевались надо мной, а я просто пыталась защититься. Я была посмешищем. До нас не было дела работникам, меня не могли защитить, и тогда я решила, что должна научиться защищаться сама. Наверное, когда моё тело физически окрепло, а сама я стала походить на девочку, а не на ходячего трупа, тогда я и начала привлекать людей, которые приходили за очередным ребёнком. Я также сидела в своём углу и читала книги о достойных рыцарях и богатых королевствах и сама мечтала быть частью этой сказки. Я была очень удивлена, когда наша воспиталка, так мы её звали, позвала меня во время очередных смотрин. На тот момент я уже не хотела иметь семью, ведь многих, кого забрали когда-то, возвращали обратно. Эта молодая пара мне не понравилась. Невысокая женщина с темными короткими волосами была похожа на эльфийку. Рядом стоящий мужчина толком не смотрел на меня, будто ему всё равно, кого он удочеряет, лишь бы уехать отсюда поскорей. В итоге эта женщина, Мэри-Маргарет, решила, что больше не хочет никого брать, кроме меня. Не знаю, почему, но я обрадовалась, что обрету дом, но и боялась, что скоро его и потеряю. Отдельная комната для тринадцатилетнего подростка была показателем идеальных родителей. Ведь в детском доме, в комнате нас было по 3-4 человека. Даже не спрячешься от назойливых глаз. В этом же году, осенью, я пошла в среднюю школу. Было тяжело приспосабливаться к условиям, дисциплине, к урокам и домашним заданиям, которыми только и заваливали детей. Были трудности: плохие оценки, прогулы, вызовы родителей, за что я огребала по полной, драки в школе, за которые я получала ещё больше. В общем, это был ад. Когда я перешла в восьмой класс, мальчики начали проявлять ко мне интерес, а родители - наоборот, забили на меня, будто я им никто. Обе ситуации меня жутко бесили. Родителям было все равно, как я учусь, главное, чтобы их не тревожил классный руководитель и не вызывал в школу. Я была сама по себе. Что касается мальчиков, я могла за себя постоять, когда мне задирали юбку или толпой прижимали к стене. Мне не нравились одноклассники, да и мальчики в целом. Это я поняла, когда начала возбуждаться от лесбийского порно. Старенький ноутбук, отведённый мне для учёбы, я иногда использовала не по назначению. Переходный возраст, бушуют гормоны, хочется себе девушку, но как её найти, если о твоей ориентации никто не знает, да и поблизости нет лесбиянок. Много раз я пыталась обзавестись подругами, но всегда оставалась одна. В классе были симпатичные девочки, которые мне нравились, но иметь с ними что-то интимное я бы не хотела. Когда пролетело очередное лето, во время которого я работала, чтобы не выпрашивать деньги у приемных родителей, я перешла в девятый класс и не узнала других ребят. Девочки стали походить на шлюх: мини-юбки, открытые блузки, чулки в сеточку и зажатая между розовыми губами тонкая сигарета. Я тоже иногда покуривала, когда родители не находили мои сигареты, но это выглядело хоть не так пошло. От мальчиков меня сильнее воротило. Что они делали, так это только и мерились своими причиндалами в штанах и считали, у кого сколько раз было этим летом. Я даже не знала, в какую крайность мне податься, а так хотелось кого-то поцеловать, обнять. Через пару дней я начала засматриваться на одну старшеклассницу. Она была красивой, по крайней мере, я так думала. Она не выглядела пошло, была сдержана, в общем, всё, как я любила, но когда директор представил нам нового учителя английского языка, я поняла, что красота той старшеклассницы была ничто по сравнению с этой богиней. Реджина Миллс, как нам её представил завуч и учитель биологии - Малефисент Пейдж. Чёрные подкрученные локоны были чуть ниже плеч, глаза были её настолько темными, что они отблескивали даже без солнца, пухлые губы, идеальные пропорции тела, прямая осанка. Она была самой красивой, кого я знала. Даже сидя на последней парте, я видела её детально. А когда она заговорила, я потеряла дар речи. Её мелодичный, низкий голос с лёгкой хрипотцой приводил меня в возбуждение. Да, я возбуждалась от её голоса и вида, и ещё тогда я поняла, как мне будет тяжело находиться здесь, когда в паре метров от меня такая женщина. Ей было около тридцати пяти, она быстро влилась в новый коллектив и стала любимицей учеников, особенно моей. Прошло три месяца, а мой пыл к этой женщине ни чуть не поутих. Я все больше хотела её, совсем не слушала, что она говорила, смотрела только на её губы, но не слышала слов. Я жутко хотела её, но не только ради секса, я хотела с ней отношений, но это было невозможно. Такая женщина, как она ни за что не посмотрит на девочку-подростка из приёмной семьи. У мисс Миллс явно есть молодой человек, раз обручального кольца на её пальце не видно, но ни разу я не видела её в компании мужчины. Мистер Голд, учитель географии, и мистер Локсли, учитель по ОБЖ, пытались пригласить брюнетку на свидание, но она им обоим отказала. Это были только слухи каких-то старшеклассников, но я была счастлива, не видя этих самцов рядом с ней. Вышло так, что мы с ней начали иногда общаться. Перекидывались парой слов, я ей рассказала о нашем классе, школе, учителях, хотя сама училась здесь лишь три года, и эти мгновения, проведённые с ней, были лучшими в моей жизни. Она немного стеснялась меня, как и я её, я не хотела, чтобы она заподозрила о моих чувствах, но в один момент, я просто сказала, что она мне очень нравится. Мисс Миллс была тронута. Она растолковала это, как симпатию ученика к учителю, но это было не совсем так. Иногда она меня о чем-то просила, принести мел или журнал, когда мы стали немного ближе. К этому времени уже прошли зимние каникулы, во время которых я жутко скучала по своей англичанке. С мисс Миллс никто так близко не общался из класса, как я. Я узнала, что брюнетке действительно тридцать пять лет, у неё нет мужа и детей, родители живут в другом городе, откуда она и приехала по приглашению своей подруги. Её подругой была Кэтрин Нолан - преподавательница истории, эта женщина меня тоже впечатляла, но брюнетка была лучше. Наша прошлая англичанка ушла в декретный отпуск и срочно нужно было найти замену на это место. Мисс Миллс была намерена в то время переехать в наш город, и мисс Нолан, узнав эту новость, порекомендовала женщину нашему директору - мисс Коре Штильц. Иногда я даже специально задерживалась после урока английского языка, чтобы один на один поговорить с мисс Миллс. Рассматривая её так близко, я заметила мимические морщинки в уголках глаз, небольшой шрам над верхней губой, к которому хотелось прикоснуться. Женщина не посвящала меня в свою личную жизнь, она рассказывала то, что может рассказать учитель своему ученику, я же в ответ рассказала ей всю свою жизнь. Мисс Миллс с испуганными глазами и замиранием сердца слушала про мою жизнь в системе, но я не стала вдаваться в подробности, видя, как тревожней становится женщина. Я рассказала про своих родителей, которым нет дела до меня. Возможно, я хотела, чтобы она меня пожалела, обняла и погладила по голове, как она и сделала, услышав из моих уст про моё рабочее лето. Она пахла чем-то сладким, но не приторным, а ... Это было вкусно, хотелось большего, будто это наркотик. Она была наркотиком. Моим. Я ей раскрылась полностью. У неё был лишь один вопрос, почему моя фамилия Свон, а не Бланшар, как у родителей, и я ей рассказала и об этом. На свой четырнадцатый день рождения я попросила родителей оставить мне мою фамилию, данную родными, бросившими меня ещё младенцем, родителями. Мисс Миллс восхитилась мной, будто я какой-то супергерой, я смущалась, но в душе я ликовала, что сумела обратить внимание этой женщины на себя.

***

Зайдя в кабинет, где как раз сейчас должен был проходить урок английского языка, Эмма прикрыла за собой дверь и обрадовалась тому, что успела прийти сюда раньше преподавателя. Аккуратно достав из своего рюкзака небольшой листок, Свон разгладила его и вложила в книгу, и именно между теми страницами, где они вчера остановились. Быстро шмыгнув за свою парту, она ещё обрадовалась тому, что сейчас в класс вошли другие ученики, так бы Эмма могла остаться нераскрытой. Вообще, она уже не в первый раз тайно подкладывала мисс Миллс записки. Она старалась не смотреть на удивленное лицо женщины, когда та читала записки, чтобы не спалиться. Эмма даже пыталась писать красивым почерком, а не своим. Она не хотела, чтобы мисс Миллс знала, что это она пишет ей любовные послания. У них были тёплые, доверительные отношения, и любая глупость могла всё это разрушить. Когда раздался звонок на урок, в класс вошла мисс Миллс. Чёрная узкая юбка, белая шелковая блузка с допустимым декольте и пиджак, который она тут же сняла и повесила на стул. Женщина решила сразу же спросить домашнее задание и открыла нужную страницу, где были слова для заучивания. Ей бросился в глаза небольшой кусочек розовой бумаги, который она тут же отложила и прочла лишь тогда, когда дала ученикам задание во время урока. "Я потрясён Вашей красной помадой. Каждое утро я представляю, как Вы наносите её на губы, сидя перед зеркалом, и закусываю свою. Когда-нибудь я хотел бы к ним прикоснуться". Немного, но этого хватило, чтобы женщина смутилась и улыбнулась. Она знала, что эти записки писала ей Эмма, но она не стала её раскрывать. Это было очень мило, нежно, и Реджина не хотела это прекращать, в конце концов, она сама была влюблена когда-то в своего учителя, и даже несмотря на то, что он был мужчиной, и брюнетка не писала ему такие записки, она не хотела делать девушке больно. Миллс думала, а точнее, она знала, что эта влюбленность пройдёт, у всех проходит, и у Эммы должна. Женщина хранила эти записки дома, их уже было около тридцати штук, и каждый раз Эмма писала что-то новое, впечатляющее. Но женщина начала настораживаться, когда содержание стало более откровенным. Когда всё начиналось с предложений "Вы самая красивая" и заканчивалось "Хочу прикоснуться к Вашим губам", Миллс поняла, что это заходит слишком далеко. Кстати, догадалась она, что Эмма пишет эти записки, только по двум факторам. Во-первых, только Эмма проявляла к ней такой интерес, и брюнетка это заметила, а во-вторых, девушку все равно разгадали по почерку. Девушка не понимала, что переходит ту тонкую грань, а это может испортить их отношения и привести к серьёзным последствиям. Реджина в своём подростковом возрасте любила читать о романах учителей и учеников, и когда учитель не мог ответить взаимностью в силу возложенной на него огромной ответственности, ученик закрывался, вел себя агрессивно, апатично, пропускал школу, а брюнетка не хотела этого. Она не один вечер провела с Эммиными записками в руках, осознавая, что она чувствует к этой девушке. Симпатия - да, заинтересованность - конечно, может, даже жалость и желание обнять этого ребёнка. Но Миллс не должна поддаваться этому, чтобы не испортить жизнь ни себе, ни ученице. Ещё раз пробежав глазами по неровному тексту, Реджина подняла глаза на Эмму и столкнулась с серо-зелеными глазами. Она хотела улыбнуться, но решила, что это неуместно. Она должна поговорить с девушкой, объяснить, что так больше не может продолжаться. Реджина знала, что у девушки бушуют гормоны, ведь она тоже через это проходила, она знала, что многие влюбляются в своих учителей, а брюнетка знала, как на неё реагируют многие мужчины, взять того же Локсли или Голда, но теперь, видимо, не только мужчины. Когда все ученики ломанулись на перемену, получив домашнее задание, Реджина посмотрела на девушку. Эмма медленно собирала свои вещи в рюкзак, желая о чем-то поговорить с учителем. - Мисс Свон, задержитесь, пожалуйста, - тяжело вздохнув, брюнетка попыталась успокоиться и не довести себя до инфаркта, ведь эмоции сейчас били через край. Она боялась разбить и без того хрупкое сердечко этой девушки. Эмма тут же оказалась возле учительского стола с широкой улыбкой на лице. - Я знаю, что это ты мне пишешь записки. Лицо блондинки тут же стало мрачным. Она не хотела, чтобы её раскрыли, ведь сама знала последствия и боялась потерять ту нить, что связывала их. - Сядь, пожалуйста, - Свон медленно опустилась на стул, слыша бешеный ритм собственного сердца. - Я не хочу тебя обижать, но ты же понимаешь, что всему есть предел. Когда-то я тоже была влюблена в своего учителя, но позже, когда это чувство испарилось, я поняла, что это было увлекательно, но немного глупо, - Миллс прикусила губу. - Я не хочу сказать, что ты глупая, нет. Ты же понимаешь, что я не могу ответить тебе взаимностью? - Да, но может, это возможно? - Это было весьма неожиданно. Реджина даже подумать не могла, что Эмма рассчитывает на какие-то отношения между ними. - Ну, во-первых, это незаконно, ты моя ученица, и я вдвое старше тебя. А, во-вторых, я знаю, что эта влюбленность пройдёт, - Миллс протянула руку через весь стол и сжала холодную ладонь опустившей голову девушки. - Ты мне очень дорога, Эмма, но я не хочу, чтобы твои временные чувства портили наши отношения. - Хорошо. - Она так и не подняла голову, боясь заглянуть в карие глаза. Ей было больно слышать эти слова. Она любила. Искренне, невинно, по-детски. Возможно, если бы не было вокруг стен школы и этих ярлыков, Реджина могла бы попробовать построить отношения, но она думала, что чувство влюбленности путает с материнским инстинктом. - Эмма, - Реджина не могла смотреть на грустную ученицу, это буквально разбивало ей сердце, поэтому она встала из-за стола и, подтянув девушку за руки, обняла её. - Мне было очень приятно читать твои послания, но это должно прекратиться. У тебя будут серьёзные проблемы, если кто-то узнает, и меня отстранят от вашего класса. Реджина ощущала руки на своей талии, которые сжимали, будто исследуя, ощущала и тёплое дыхание в районе своей шеи. - Я обещаю, записок больше не будет. - Отстранилась Эмма и накинула на одно плечо рюкзак. Лишь мгновение она колебалась, а после, вновь притянув к себе женщину за талию, оставила быстрый поцелуй на её щеке, а после выбежала из класса. Она не планировала это делать, особенно, после того, как Реджина узнала, кто автор этих посланий, но что-то щелкнуло в голове девушки, когда она ощутила брюнетку всем телом так близко. Глупо улыбаясь, она бежала по коридору, не замечая других учителей. Ей нужно было успокоить нервы и осознать свой поступок, на который осмелилась. Выбежав на задний двор школы, где появляются только курильщики, она достала из рюкзака пачку сигарет и через пару мгновений уже вдыхала дым. Эмма не курила в школе уже давно, однажды она была замечена самой директрисой, что кончилось вызовом родителей и домашним арестом. После этого она решила, что будет держаться до конца дня, чтобы тот ад снова не повторился. Что касается Миллс, так она до сих пор стояла, будто приклеена к полу, и держала ладонь на щеке. Она не хотела признавать, что ей понравился поцелуй, но от самой себя не убежишь. Это было неожиданно, спонтанно, но почему-то такое невинное прикосновение показалось горячим, даже жгучим. Ей захотелось ещё. Она захотела ощутить эти губы на своих губах, и это явно странно, если говорить о материнских чувствах. Неужели она влюблена в свою ученицу? Быть не может. Реджина никогда не испытывала ничего подобного по отношению к другим ученикам, ни за весь опыт работы. Так можно ли назвать эти чувства односторонними?

***

Прошло несколько дней, и, как Эмма и обещала, записок больше не было на учительском столе. С одной стороны это очень радовало брюнетку, что девушка не будет забивать себе голову мимолётной влюбленностью и будет думать об учёбе, но с другой стороны, она ждала эти записки, искала их в учебниках. Она до такой степени привыкла к этому вниманию, что на душе стало пусто, когда Эмма начала вести себя, как обычный ученик. Они не говорили о том поцелуе в кабинете, этот разговор ни к чему бы не привёл, но обе вспоминали этот момент, когда собственная комната тонула в ночном полумраке. Самокопание брюнетки тоже ни к чему не привело. Она не понимала, как могла влюбиться в ученицу. В девочку. Её же всегда интересовали мужчины, на женщин она никогда не засматривалась. Может, её привлекла робость, невинность этой девушки, но в то же время она подумала, что Эмма могла быть далеко не невинной. Жизнь детей из приёмных домов не всегда благополучна, и жизнь Эммы не была такой. Реджина считала, что нужна девушке для удовлетворения сексуальных потребностей. Отчасти это было так, но также между ними была духовная связь. Близился конец недели. Семь уроков в пятницу стоили выходного дня в субботу. Последним уроком у Эммы был английский язык, на который пришла лишь половина класса. Другая половина решила пропустить предмет, видимо, они до сих пор не поняли, что у мисс Миллс лучше не прогуливать, ведь наказывает она дополнительной работой за прогулы. Свон была счастлива, когда заходила в кабинет после того, как перехватила в столовой сосиску в тесте со сладким чаем. Ей нравилась мысль о том, что сейчас в классе будут человек двенадцать, она любила небольшое количество людей. Но её улыбка пропала с лица, когда она увидела, как мисс Миллс смеётся над шуткой своей ученицы. Сука, - всё, что пронеслось в голове у Эммы, когда она увидела Руби Лукас с женщиной. Ей никогда не нравилась эта выскочка, которая только и крутила своей почти обнаженной задницей перед старшеклассниками, а сейчас, когда она что-то интересное рассказывала зачарованной брюнетке, злость брала верх над контролем. Эмму от очередных царапин на щеке, а Руби от выдерганных волос спас звонок на урок. Блондинка всё время сидела уткнувшись носом в книгу и очень удивилась, когда её не спросили домашнее задание. Причём спросили абсолютно всех. Гнев медленно прошёл, а на его место вновь пришло парящее чувство влюбленности, когда она уловила мимолётную улыбку, адресованную ей, но это продлилось недолго. Когда Эмма в очередной раз медленно складывала вещи в рюкзак после урока, Руби подошла к мисс Миллс и начала что-то спрашивать, тыкая пальцем в учебник. Свон вновь стала терять над собой контроль, видя, как женщина улыбается, поэтому решила поскорей покинуть кабинет, но низкий голос её прервал: - Эмма, останься на пару минут. Я решу вопрос с Руби. Блондинка не понимала, зачем она понадобилась мисс Миллс. Взяв рюкзак в руки, она села на вторую парту перед брюнеткой и теперь отчётливо могла слышать, о чем они говорят. - Руби, я же объясняла эту тему сегодня, - мисс Миллс подняла глаза на рядом стоящую девушку. Эмма была готова поклясться, что эта очаровательная улыбка до недавнего времени была адресована только ей, и тот факт, что теперь и Руби этим довольствовалась, выводил из себя. - Кстати, мне очень понравилось, как ты подготовила домашнее задание. У тебя хороший потенциал, - мисс Миллс положила свою ладонь на предплечье девушки и несильно сжала. - Если так и дальше будет продолжаться, то ты сможешь сдать экзамен на высший балл, а это будет лучший комплимент моей работе. - О, спасибо, мисс Миллс, - Лукас будто специально на глазах у Эммы потянулась к учительнице и обняла её за шею. - Вы очень классная. - Спасибо, дорогая. - Немного засмущалась брюнетка. Эмма, сидевшая с красными от злости глазами, не могла больше это терпеть. Она жутко приревновала учительницу к Руби, вся эта похвала, их касания. Чтобы не наделать глупостей, Свон схватила свой рюкзак и хлопнула дверью, вылетая из кабинета. Руби было все равно до своей одноклассницы, которую она не переваривала, а вот Реджина была потрясена таким поведением Эммы. Когда Лукас покинула кабинет, ссылаясь на то, что её уже ждут родители, Миллс уставилась в одну точку на стене и пыталась понять всю ситуацию. Она хотела поговорить с Эммой по поводу сегодняшнего занятия, она видела, что девушка сама не своя, а после того, как она выбежала из класса, с ней захотелось ещё больше пообщаться. Может, у неё что-то случилось в семье, и Реджина могла бы помочь. Но потом женщина поняла, что она и есть причина такого поведения ученицы. Прикрыв на несколько секунд глаза, брюнетка помассировала виски, голова начала жутко болеть. Как же ей хотелось ответить взаимностью этому белокурому ангелу, и как же не хотелось рушить то, что между ними есть. Миллс чувствовала себя откровенно паршиво в этой ситуации.