И навсегда

Если это и была смерть, то она была не такой жуткой, как ее представляют люди. Они всегда наделяют ее мистическими свойствами, страшатся ее, как могут, оттягивают свой конец. Никто не знает, что там, за порогом жизни, а людям свойственно бояться неведомого. Такова уж человеческая природа. Смерть неизбежна и беспощадна, но вместе с тем разнообразна. За кем-то она приходит во сне, кого-то настигает на поле битвы в окружении врагов, а кто-то встречает ее случайно и даже не успевает понять, что произошло. К нему смерть пришла в самый обычный августовский день. Говорят, что люди предчувствуют свою кончину. Он лишь ощущал усталость, ставшую в последние годы его постоянным спутником. «Годы не жалеют даже мастеров-ассасинов» – порой иронично усмехался он, глядя на свое отражение. Из глубин стекла ему в ответ печально улыбался пожилой мужчина с седыми волосами, ухоженной белоснежной бородкой и глубокими морщинами между бровей и в уголках губ. Единственное, что осталось от мальчишки Эцио Аудиторе да Фиренце – яркие карие глаза, поблескивающие живым светом из-под густых бровей. Он давно уже отошел от дел Братства и в последние годы жил тихой мирной жизнью в своем уютном поместье с виноградником. Здесь мужчина обрел то, что потерял в юности и за чем бездумно гнался всю молодость – семью и любовь. София Сартор была идеальной женой. Первая и последняя женщина в жизни Эцио, которая смогла очаровать его настолько, что сердцеед и ловелас решил жениться. Она удивительным образом сочетала в себе мягкость характера и твердость духа, женская покорность сменялась несвойственным прекрасному полу упорством и бесконечной тягой к знаниям. У них с Софией родились прекрасные дети – Флавия и Марчелло – которые были отрадой бывшего ассасина. Марчелло, получивший имя в честь римского бога войны, был младшим в семье. Вопреки своему имени мальчик рос спокойным и рассудительным, часами пропадал в библиотеке своей матери и обладал пытливым разумом. Эцио улыбался, глядя на подрастающего сына. Долгие ночи они с Софией спорили, решая, рассказывать ли Марчелло о его наследии. Несмотря на протесты супруги, глава семьи был тверд в своем желании не утаивать от мальчика историю Братства ассасинов. Марчелло должен будет узнать правду, а уже потом сделать выбор – следовать по стопам отца или избрать свой путь. Но Эцио в любом случае знал, что будет гордиться сыном. А малышка Флавия была его любимицей. Улыбчивая и жизнерадостная, она любила петь и частенько исполняла какую-нибудь песню для своего отца. А уж ее фантазии на различные игры можно было только позавидовать! Эцио с удовольствием играл с ней и смеялся, слушая заливистый смех своей дочки. Малышка знала, как сильно папа любит ее, и нередко этим пользовалась. Даже сейчас девочка не захотела оставаться дома с братом, а, обняв отца за шею, посмотрела на него своими прекрасными глазами и тихо попросила взять ее с собой на прогулку. Как Эцио мог отказать? И теперь София, Флавия и Эцио прибыли к собору Санта Мария дель Фьоре на самый крупный рынок во Флоренции. Дочка вприпрыжку следовала за родителями, с интересом оглядывая все вокруг, а София поддерживала внезапно ослабевшего главу семейства под руку. – Оставался бы ты дома, – с легким укором в голосе вздохнула она, когда усадила супруга на свободную скамейку. Эцио взглянул на жену и виновато улыбнулся, сожалея, что заставляет ее переживать. Рыжеволосая женщина не сдержала ответной улыбки – как бы она ни ворчала, ее любовь к мужу была безграничной. – Ладно, мы будем тут, – сказала София и оставила легкий поцелуй на виске мужчины. Флавия ярко улыбнулась и схватила мать за руку, тут же потянув ее в сторону ближайшего прилавка со свежими овощами – она обожала выбирать специи и травы. Однако малышка не забыла обернуться и помахать отцу, сияя своей солнечной улыбкой – и Эцио помахал в ответ. …Наверное, он слишком расслабился и утратил бдительность. Укол отравленного клинка был едва ощутим, но от руки к сердцу сразу же побежал холод. Хватка странного незнакомца, что подсел к нему так внезапно с ничего не значащей беседой, была железной – никак не удавалось вырваться и подать знак семье. А потом стало слишком поздно: сердце вдруг сильно заболело, а воздуха перестало хватать, из-за чего дыхание стало хриплым и прерывистым… Мутнеющий взгляд некогда лучистых глаз в последний раз обратился на семью: София стояла с корзиной и смотрела на маскарадную маску в руках дочки, которую та наверняка хотела приобрести для будущего праздника. Эцио закрыл глаза и улыбнулся, чувствуя, как жизнь ускользает из слабеющего тела. Смерть, что сопровождала его долгие годы и забирала жизни его врагов, что была верной спутницей и безмолвной помощницей ассасина, теперь пришла и за ним. Аудиторе не боялся старую подругу, встречая ее как равную. Он слышал, как кричат его имя Флавия и София, чувствовал, как его девочки обнимают его тело и горько плачут над ним. Как бы он хотел утешить их, сказать, что все будет хорошо... пусть он все еще был в сознании, его тело больше не принадлежало ему. Так же и должно быть? Мужчина не хотел, чтобы его семья оплакивала его, но ничего не мог сделать. Его время на земле закончилось, и все привязанности стоило оставить позади. Интересно, что ждет его дальше? Да, он убил немало людей. Но каждая смерть несла свободу и спасение простым людям, угнетаемым тиранами! Ассасин никогда не отбирал жизнь просто так, ради минутного удовольствия. Он надеялся, что ангелы Господни приняли это во внимание и распахнули для него золотые ворота Рая. Уже отпустив все земные страхи и горести и приготовившись к восхождению на небо Эцио вдруг почувствовал резкий, непочтительно грубый рывок за плечо. Все его благостное состояние и настрой на дальнейшую безмятежную бессмертную жизнь вмиг разбились, сменившись глухим раздражением. Кто позволяет себе так обращаться с только что умершим человеком? Впрочем, внезапная сильная пощечина выбила из головы мысли о собственной смерти. О том, что мертвые не могут чувствовать вообще ничего, Эцио как-то не задумывался, охваченный страстным желанием навалять обидчику. Неужели даже на том свете покоя нет?! Не особо задумываясь над тем, что он делает, Эцио распахнул глаза и вскочил со скамьи. Сделать это оказалось неожиданно легко и просто, и мужчина мимолетом подумал, что в его возрасте так прыгать должно быть гораздо тяжелее… Наглец, распускавший руки, не успел ничего сказать или сделать, как оказался схвачен за ворот крепкими пальцами. Эцио открыл рот, чтобы отчитать пойманного, как его толкнули под локоть, и визгливый женский голос осуждающе проговорил: – Только посмотрите, не нашли лучшего места, чтоб подраться! Здесь человек умер, а вы…! – Что? – хрипло выдохнул Эцио – горло все еще чесалось после сильного кашля – и невольно повернулся к говорившей. Та, оказавшаяся худой женщиной в насыщенном красном платье, нахмурилась сильнее и обвиняюще ткнула в него пальцем: – А то! У людей горе, а вам лишь бы кулаками помахать! А ну, пошли отсюда! Эцио немного заторможенно кивнул, не понимая, о чем она говорит, и повернулся обратно, наконец взглянув на того, кого поймал. Золотистые глаза, которые он не раз видел во снах, изучающе смотрели из-под края острого капюшона, а обладатель этих глаз не предпринимал ни единой попытки, чтобы освободиться. Уголок тонких губ приподнялся, обозначая усмешку. За край белой робы Эцио держал Альтаира ибн Ла-Ахада. Первым желанием мужчины было зажмуриться, что он и сделал. Постояв так пару секунд, на фоне общего шума он ясно расслышал тихий смешок и снова уставился на довольного собой сирийца. – Какого дьявола ты здесь делаешь? – Пришел за тобой, как и обещал, – просто ответил Альтаир. Он не был бредом умирающего мозга или видением – арабский мастер был настолько реален, что Эцио чувствовал его дыхание и тепло, исходящее от сильного тела. Разве у мертвых есть кровь, чтобы согревать их? Неправильный какой-то загробный мир. – То есть, я умер, и ты встречаешь меня здесь? В новом мире? – попытался все же разобраться флорентиец. – Странно, я думал, что за мной придут отец и братья… – Ты не умер, Эцио. Точно так же, почему я все еще жив, – Альтаир не делал ни единой попытки вырваться, с любопытством глядя на мужчину, а Аудиторе мешал сосредоточиться гул толпы вокруг. Да сколько можно обсуждать его смерть и толпиться вокруг? – Помнишь, я говорил тебе о силе Частицы Эдема? – Ты снова будешь рассказывать сказки о том, как Яблоко повлияло на тебя и твое существование и что оно продлило тебе срок жизни? – с сарказмом осведомился Эцио. Тогда, много лет назад при встрече в гробнице он безоговорочно поверил в слова легендарного ассасина, которого видел перед собой, но после… Ему удалось убедить себя, что все произошедшее было лишь плодом фантазии и игрой Яблока с его сознанием. Никто не может жить так долго, даже при использовании магических артефактов. – Эцио, посмотри на свои руки, – Альтаир вдруг улыбнулся – широко и светло, словно только что услышал какую-то невероятно радостную новость. Казалось, что сирийский мастер был счастлив настолько, что больше не мог удерживать маску спокойствия на своем лице. Нахмурив брови, Аудиторе перевел взгляд на свои ладони. Что в тот момент смутило его больше – руки с вновь молодой, не загрубевшей кожей, кожаная перчатка, что досталась от отца, или прикрепленный к запястью самый первый его клинок?.. Наверное, Эцио еще долго бы пялился на те руки, которые принадлежали ему двадцатилетнему, если бы не ладонь Альтаира, накрывшая их. – Видишь? Ты снова молод. Сейчас, пожалуйста, обернись, – коротко посоветовал ему сириец. Итальянец, все еще ошарашенный увиденным, последовал совету и обернулся. Его хватка разжалась сама собой, когда он увидел свое тело на скамейке. Свое прежнее, старое и определенно безжизненное тело, над которым рыдали София и Флавия. – Яблоко сделало с тобой то же, что и со мной, – поведал тихий проникновенный голос. – В момент смерти оно разделило твою сущность и оставило старую, умирающую от отравления часть тебя на скамье, создав иллюзию… А тебя, живого и настоящего, вернуло в тот возраст, когда ты впервые коснулся артефакта. – Как же так… Я же мертв. Меня отравили клинком с ядом, и я чувствовал, что умираю… – шокированно пробормотал флорентиец в полный голос. Хлипкий мужчина в бело-фиолетовом костюме, протискивающийся мимо них к скамье с умершим, бросил косой взгляд на молодого юношу, который озвучил столь бредовую фразу – и, тут же выбросив его из головы, снова юркнул в толпу. Альтаир же ожидаемо напрягся. – Эцио, послушай меня, – араб положил свою руку на плечо Аудиторе, который неотрывно смотрел на себя же. – Пойдем отсюда. Я расскажу тебе все, что захочешь знать, но нам надо уходить. Рука Альтаира соскользнула с его плеча и обхватила ладонь Эцио, крепко держа его. Итальянец, в голове которого творился полный бардак, покорно последовал за мастером, лавируя среди людей. Сейчас он наконец отметил, как легко ему давалось движение – он не чувствовал себя так легко уже лет сорок… Если даже предположить, что все сказанное Альтаиром – правда… Неужели это возможно? Неужели Яблоко обладает настолько безграничной силой? Они нырнули в ближайший переулок, прошли по узкой петляющей улице и свернули направо, попадая в тупик. Сюда выходила одна-единственная серая дверь, и Ла-Ахад без промедления постучался в нее: дверь открыла пожилая женщина со сморщенным лицом и цепкими черными глазами. Она увидела Альтаира и без лишних слов посторонилась, пропуская гостей. Сириец зашел первым, увлекая за собой и Аудиторе, и прошел в дальнюю комнатку, скупо обставленную – пара стульев, небольшой покосившийся стол и закинутая грязным покрывалом кровать в углу. Единодушно выбрав стулья, мужчины устроились друг напротив друга. Аудиторе с любопытством рассматривал себя, вновь молодого, узнавая тот костюм, что достал из сундука отца много лет назад, пока Альтаир еще раз во всех подробностях раскрывал ему главный секрет Яблока. – Значит, теперь я тоже буду жить вечно и больше никогда не состарюсь? – подвел итог долгого рассказа флорентиец. Ла-Ахад облизнул пересохшие губы и кивнул. – Не уверен насчет вечности, но то, что умрешь ты нескоро, – это точно. – Как бы странно все это ни было – я тебе верю, – с улыбкой вздохнул Эцио. Шок прошел, и теперь он был скорее рад приобретенному дару. Кому еще выпадал такой шанс? – Хорошо. Я уж было подумал, что вновь придется следить за тобой издалека и ждать, пока ты смиришься с произошедшим, – и снова теплая улыбка озарила смуглое лицо, сбив итальянца с толку. – Раньше я не видел, чтобы ты так часто улыбался, – не в тему брякнул Аудиторе. В книгах и воспоминаниях он видел сурового, сосредоточенного мужчину, в молодом возрасте принявшего на себя бремя мастера и наставника, человека, который перенес многое, прежде чем стать легендой. Сейчас же рядом с ним сидел молодой парень с искристыми глазами и чуть смущенной улыбкой, который прожил не одну сотню лет и таил в себе знания древней цивилизации. Ла-Ахад приподнял брови, но тут же мягко усмехнулся: – Раньше у меня не было слишком много поводов для этого. – То есть? – заинтересованно протянул Эцио. – Я был один, – спокойно пояснил сириец. – К стыду своему, я надеялся, что кто-нибудь еще попал под магию артефакта, но почти триста лет я был один и уже утратил надежду… как вдруг появился ты. Ты основал итальянский орден, помог навести порядок в мире и добрался до моей библиотеки. Ты, Эцио Аудиторе, хоть и не выбирал путь ассасина, но стал лучшим и достойнейшим из нас. И, наблюдая за тобой, я снова позволил себе надеяться… – Теперь нас двое, Альтаир, – прервал его итальянец, подавшись вперед и положив руку на плечо сирийца. – Мы разберемся, зачем Яблоко поступило так с нами. У нас теперь есть куча времени, верно? – А ты быстро смирился, – хмыкнул араб, не спеша убирать ладонь шатена со своего плеча. Эцио сам сделал это, эмоционально всплеснув руками. – Я просто представил, какие возможности открываются перед нами. Частица Эдема сделала поистине невероятный подарок нам обоим! Мы снова молоды и полны сил, мы не стареем, у нас есть все время этого мира, способность узнать каждую его тайну и побывать во всех уголках… – на середине фразы пылкая речь Аудиторе оборвалась, руки опустились, спина сгорбилась, а лицо посерьезнело, когда он вспомнил о своей семье. Его любимые и родные люди. София, Флавия и Марчелло, которому едва-едва исполнилось десять. Макиавелли, Ла-Вольпе и другие, верные друзья и товарищи, те, кто всегда были рядом и делили с ним сладкий вкус победы и печаль поражений. Все они когда-нибудь умрут, а Эцио… – Я хочу вернуться к своей семье, – твердо произнес он. – Не стоит тебе делать этого, – тихо произнес Альтаир. – Почему? – Так будет только больнее. И для тебя, и для них. – Но Флавия… Моя маленькая красавица… – Как ты думаешь, что она скажет, когда увидит тебя? – Она… обрадуется, – предположил Эцио, затем выпрямился и воодушевленно продолжил: – Сначала спросит, конечно, как я все это провернул, обидится, что так жестоко подшутил над ней, но потом обязательно простит и крепко обнимет… – Нет, – прервал его Альтаир. – Флавия тебя попросту не узнает. Сперва фраза мастера показалась бессмысленной, но затем… Аудиторе провел ладонью по своему помолодевшему лицу, в очередной раз осмотрел свой костюм, который не надевал уже лет тридцать… Может быть, старые друзья его узнают. Не поверят, конечно, и с трудом, но узнают. Но София и дети… – Ты сможешь следить за ними издалека, не приближаясь слишком близко, – тихо сказал араб, склонив голову к плечу. Эцио опустил взгляд, рассматривая пол под своими сапогами. – Это все, что ты можешь сделать для них, ибо для своих близких и друзей ты только что умер. Так случилось с моей семьей, так будет и с твоей. Они похоронят тебя и оплакают, но никогда не забудут. И твои дети вырастут замечательными людьми только потому, что ты воспитал их. – Жаль, что я больше не смогу участвовать в их жизни. Мои дети еще так малы, им требуется моя защита… Но с другой стороны, – итальянец резко вскинул голову, блеснув глазами и явно оживившись. – Теперь я смогу защищать и оберегать не только своих детей, но также внуков, внуков их внуков, и их внуков… – Всех своих потомков, – закончил сирийский ассасин. – И в моих силах будет помогать им следующие несколько веков, оставаясь молодым и неуязвимым. А вместе с тобой мы еще сможем повлиять и на ход истории… – Эцио помолчал, предвкушая будущие приключения. У него была неплохая жизнь. Возможно, не самая счастливая, возможно, что грустных моментов в ней было немного больше, чем радостных. Он видел много смертей и убивал сам, на его руках кровь тысяч людей – от обычных воров до первых лиц государств. Было время, когда каждый его шаг мог изменить историю, каждый взмах скрытого клинка нес великие перемены для народов. Имя ассасина сперва шептали с ужасом, позже – с восхищением и благоговением, когда Братство итальянских ассасинов под его руководством обрело небывалое могущество. В конце концов, ведомый какими-то сверхъестественными силами, Эцио отправился в свое последнее путешествие до Масиафа, из которого вернулся словно бы другим человеком. Дела Братства остались позади, на первый план вышла семья и любовь – его прекрасная София, женщина, покорившая его сердце, уютный дом и наследники рода Аудиторе… Эцио не жалел о прошлом и не желал для себя другой судьбы. Предчувствуя скорую смерть, он знал, что готов уйти из этого мира с чистым сердцем и спокойной душой. Он не успел попрощаться с прошлой жизнью, но, возможно, это было и к лучшему. Все те годы сейчас словно отрезало, отрубило и подернуло легкой дымкой. Будто и не его это жизнь вовсе была… Или только лишь вступление к настоящей жизни. Редко кому выпадает шанс начать все сначала. С прежними знаниями и опытом, но с новыми силами, сбросив тяжесть прожитых лет и обретя верного спутника. И не воспользовался бы этим шансом только абсолютный глупец. – Куда мы отправимся? – спросил Аудиторе первым делом, когда вскоре они покинули дом гостеприимной женщины – как Эцио узнал, она приютила Альтаира на время пребывания араба в Италии. Летний воздух наполнился сладостной прохладой, а на темнеющем небе стали появляться первые звезды. Флоренция продолжала жить своей жизнью, не ведая, что творилось на ее улицах. – Куда бы ты хотел? – спокойно спросил золотоглазый мастер, выводя из конюшни двух оседланных лошадей – белую и черную. – Я слышал о войне на севере, о мятеже в Египте, об испанских экспедициях по морям, а еще хотел побывать в Китае и посмотреть там на Братство ассасинов, – воодушевленно перечислил итальянец, перехватывая поводья вороного коня и проверяя подпругу. – Дорогу осилит идущий, – отозвался Альтаир, запрыгивая в седло белоснежного скакуна. – Это значит – да? – взволнованно уточнил флорентиец, тоже садясь на своего коня. Вороной красавец встряхивал роскошной гривой и беспокойно переступал с ноги на ногу, чувствуя волнение хозяина. А в груди у Эцио все отчетливее проявлялось щекочущее чувство свободы. – Это значит – все, что захочешь, Эцио Аудиторе, – Ла-Ахад одарил его неожиданно озорной улыбкой и пришпорил коня. Благородное животное, заржав, бросилось вперед, громко стуча подковами по каменной дороге и унося своего всадника вдаль. И Эцио, рассмеявшись, послал коня вдогонку. Спустя сто с лишним лет. Где-то Южной Америке. – …а если бы я тогда знал, какой у тебя характер, я бы ни за что не полез искать твою библиотеку!!!