blank

Давай расстанемся? Слова повисают в воздухе и оставляют после себя тупое и безразличное ничто. Они оставляют горький привкус тоски и отчаяния; абсолютную, кромешную пустоту, в которой невозможно скрыться от разрывающих сердце на маленькие кусочки чувств. У Ким Соку – всё просто, сказал и забыл; сказал, сделал и пошёл жить дальше, не оглядываясь назад. У Ю Тэяна – всё гораздо сложнее. Он прокручивает эти слова в голове снова и снова. Снова и снова. Тэян очень хочет понять, когда их любовь – он не хочет верить, что её не было – перестала быть взаимной; когда всё изменилось, пошло не так, в обратную сторону – к точке невозврата. Тэян хочет понять и исправить, но абонент не отвечает или временно недоступен, а у него самого – апатия и дыра в груди размером с планету. Потому что у Ким Соку – вечеринки, женское внимание и жизнь кипит. У Ю Тэяна – вселенная вдребезги, Чани, который забегает перед учёбой, и холодный рамён в коробке на завтрак, обед и ужин. Тэян очень хочет понять и исправить, но, если честно, больше не видит смысла. Очередной день проходит как по сценарию: с утра до вечера онлайн-игра и тупое телешоу в десять вечера. Только в комнате на столе – восемь немытых чашек вместо шести, и в двух из них пакетики уже покрываются плесенью. На полу – три журнала с загнутыми по привычке уголками страничек, которые были бы интересны не ему (Тэян не выдерживает и вырывает эти странички; разрывает и сминает, разбрасывая по комнате). Тэян принимает горячий душ; он трёт себя мочалкой едва ли не с остервенением, стараясь смыть с себя не только грязь, но и память; все моменты, которые роятся в голове, рисуют картинки, которые больше никогда не оживут, и мешают ему жить нормальной жизнью. Он рисует кривое сердечко на запотевшем зеркале и хочет ударить себя по руке. Так всегда делал Соку, и Тэян ругался на него; а теперь отдал бы целую вечность за то, чтобы не его собственные пальцы выводили неправильную линию. Тэян рисует, чтобы создать иллюзию, но иллюзия – не жизнь; он сжимает пальцы в кулак и поспешно вытирает зеркало полотенцем. Он смотрится в зеркало и на мгновение – ровно на долю секунды – ему кажется, что он не один. Он прикрывает глаза и представляет, как чужие руки обнимают его со спины; как на его плечо ложится чужой подбородок и влажные волосы касаются его щеки. Тэян открывает глаза и оседает на пол. Ким Соку забрал у Тэяна не только свои вещи. Он забрал у него из жизни всё, что только мог. Тэян засыпает на диване в гостиной и мелко дрожит. Этой ночью никто не накроет его одеялом. Чани приходит позже, чем обычно – ближе к двенадцати. Первым делом он отвешивает шторы и отправляет Тэяна в душ. Чани собирает весь мусор и моет все чашки; он открывает окно и впускает в комнату свежий ветер. Чани жарит яичницу на завтрак и достаёт пару пирожных к чаю. Тэян желает, чтобы Чани понизил свой градус заботы, и хочет завернуться в своё одеяло, но сам понимает, что без друга уже бы окончательно спятил. — Ешь и собирайся. Мы идём. — Куда? Тэян чешет затылок; Чани моет сковороду. — Ну, куда-нибудь... Розовый фартук Тэяна смотрится на Чани довольно забавно. — О, ты улыбаешься? — Я, ну... — Тэян шмыгает носом, — нет? Чани качает головой и вытирает руки. — Давай скорее. Ёнбин за нами скоро приедет. — Ещё и Ёнбин... На самом деле Тэяну стыдно перед друзьями: он не хочет казаться им безвольным влюблённым слабаком, но пока у него получается плохо. Тэян быстро доедает яичницу, допивает чай и лезет в шкаф. Тот не открывался, похоже, целую вечность, и Тэян пытается найти чистую выглаженную одежду. Его пальцы хватаются за плотную толстую ткань, и он выуживает серую толстовку – ту, которой у него самого никогда не было. До тех пор, пока Соку не утащил его пьяного вхлам из клуба на своей спине, накрыв его плечи этой самой толстовкой. Она всё ещё пропитана запахом Соку – слабо, но Тэян чувствует. По правде говоря, она пропахла и Тэяном тоже – в тот день он вылил на себя слишком много парфюма. Тэян зарывается в неё своим носом; его пальцы дрожат, и подбородок, похоже, тоже. — Нет, знаешь, — Чани учтиво покашливает, но толстовку из рук вырывает резко. — На улице жарко, возьми что-нибудь другое. Это, например, — протягивает белую полосатую футболку. Возможно, Чани слишком догадлив. Ёнбин везёт их в парк; Тэяну хочется сбежать, но Чани говорит, что ему необходимо развеяться. Тэян с неохотой соглашается и осознаёт, что рядом с друзьями его действительно немного отпускает. Он считает, что не заслуживает их, и по дурости говорит об этом вслух. Ёнбин, естественно, ругается – долго и громко; Чани молча лепит подзатыльник. На улице оказывается действительно жарко. Тэян плавится под солнцем, а Ёнбин тычет в него сладкой ватой и холодной газировкой. Газировку Тэян у него берёт с удовольствием, а вот вату просит отдать младшему. Чани за это огрызается на Ёнбина, и Тэяну кажется, что и у них что-то случилось. Но их хён всегда такой добрый и заботливый, что тает даже Чани; и Тэян им, если честно, завидует. Тэян всё ещё плавится, и газировка совершенно не спасает. Он обмахивается воротом футболки и долго, со вкусом ноет Ёнбину, пока Чани не показывает им три билета на американские горки. Тэян отнекивается и даже пытается упираться, когда его хватают за руку. Ему, по правде говоря, страшно; и Ёнбину, похоже, тоже: — Я не хочу почувствовать во рту вкус собственной рвоты, Чани. — Что мы здесь вообще делаем? — Проводим выходной день как все нормальные люди. Тэян предпочёл бы как все нормальные люди пойти на какие-нибудь карусельки, но Чани – непреклонен; он угрожает прыжком с парашютом в качестве альтернативы, и приходится послушно плестись следом (потому что оба знают, что Чани – не шутит). Тошнит почему-то только Тэяна; Ёнбин заботливо стоит рядом с бутылкой холодной воды, а Чани ждёт возле двери туалета, скрестив на груди руки. — Ну, зато развеялись. Тэян не сразу понимает, что ни разу не вспомнил о Соку. Он счастливо улыбается, когда вытаскивает в автомате игрушку Пикачу, и дарит Чани собаку, пойманную следом. Ёнбина больше привлекает тир; он выигрывает большую панду, которую почему-то вынужден тащить Чани, а после предлагает свою программу. Они съедают по бургеру, а потом едут в клуб. И, пожалуй, зря. Потому что у самого входа столкнуться с Ким Соку – это тупые проделки судьбы, не иначе. Горло будто бы сдавливает невидимая ледяная рука, и Тэян не может даже вздохнуть; он чувствует острую боль слева, под рёбрами, и понимает, что вот-вот расплачется как девчонка. Но Соку стоит не один, и Тэян просто не может себе этого позволить. Ким Соку Тэяна видит практически сразу и улыбается немного неловко. Он держит руки в карманах и смотрит как-то виновато; а Тэян заглядывает в такие до боли родные (хотя уже и чужие) глаза и не может сдержать рвущихся наружу чувств. Он проносится мимо и скрывается в клубе среди громкой музыки, нарушаемого светом разноцветных ламп мрака и дурного запаха алкоголя и пота. Тэян проносится мимо с большой скоростью и совсем не слышит, как Ким Соку зовёт его. Чани с Ёнбином находят его не сразу. Они все стоят у барной стойки, и Ёнбин заказывает им виски с колой – для начала. — Прости, — Чани кладёт руку Тэяну на плечо, — мы не знали, что он будет тут. — Всё в порядке, и я... и я в порядке. — Может, тебе стоит с ним поговорить? — осторожно предлагает Ёнбин и смотрит куда-то за спину Тэяну. — Ну... если у вас ещё осталось что-то, что вы не решили. — Я не думаю, что нам ещё есть, о чём говорить, — отвечает Тэян; он с ужасом осознаёт, что его голос дрожит, а глаза медленно пропитываются влагой. На самом деле он бы многое сказал. Он бы спросил, почему всё так получилось; он бы сказал, что по-прежнему любит – до криков по ночам и разодранной собственными ногтями кожи на груди. Он бы многое сказал и, возможно, даже умолял бы на коленях попробовать начать всё сначала, но... — Но он, похоже, так не считает. Ёнбин кивает и указывает взглядом Тэяну за спину; Тэян с чувством, сродни ужасу, оборачивается и видит Кима – с тем же парнем, с которым он стоял у входа. Прищур Чани говорит о его желании прогнать взашей обоих, но Ёнбин больше склонен к дружеской беседе. Они с Соку пожимают друг другу руки, Тэян здоровается с ним кивком головы и опускает взгляд, а затем отворачивается. — Это... мой друг, Минсу, — представляет Соку. — Давно не виделись, да? Тэян считает, что лучше бы не виделись ещё столько же, но одновременно с этим ему хочется развернуться и броситься Киму в объятия. Тэяну хочется вновь почувствовать его пальцы на своих щеках, его губы – на своих губах, хочется... Много чего Тэяну хочется, но хватает его только на то, чтобы сжать руку Чани и шепнуть на ухо, что ему нужно в туалет. Чани понимающе кивает и забирает у Тэяна его стакан с виски, а Тэян едва не срывается на бег. Ему нужно скорее добраться до кабинки, закрыться там и дать, наконец, волю чувствам, потому что он понимает, что больше не может. Что его разрывает на части, ему больно, и терпеть это всё у него больше нет сил. Тэян ускоряется, но его ловят за руку. Он разворачивается в непонимании и оказывается в крепких объятиях; в неверии поднимает глаза, когда чувствует такой знакомый запах, что от него одного на глаза наворачиваются слёзы. — Господи, прости меня, — шепчет Соку ему в самое ухо. — Я был таким идиотом, Тэян. — Ты... — дрожащим шёпотом выдыхает Тэян. — Почему ты... — Потому что я люблю тебя, — Соку отстраняет его от себя и держит руки на его плечах; заглядывает в глаза как будто насквозь и, наверное, видит в них самую душу. — Потому что я совершил ошибку. Только потеряв тебя, я понял, сколько на самом деле ты для меня значишь. Пожалуйста… — Я... — начинает Тэян, но внезапно скидывает с себя его руки резко и срывается на крик, сожмурившись: — Да ты же ни черта не понимаешь! Легко уходишь и так же легко приходишь. Ты просто ужасен, Ким Соку. Ты хотя бы подумал обо мне?! — Тсс, — Соку быстрым движением прижимает Тэяна к себе и оглядывается по сторонам. — Давай выйдем на улицу и поговорим без посторонних глаз? — Что ты вообще здесь делаешь? — Тэян прислоняется спиной к холодному бетону и вздрагивает; он скрещивает руки на груди, пытаясь хоть немного согреться, но спасает это мало. Соку, заметив это, снимает свой серый пиджак с закатанными рукавами и накидывает Тэяну на плечи. Тэян порывается его снять, но Ким Соку его останавливает – кладёт ладонь на плечо, смотрит ласково и еле заметно улыбается (дыра в груди Тэяна не исчезает, а увеличивается с огромной скоростью). — Ну, что... Мы с другом хотели немного отдохнуть. — Просто друг, значит... — Тэян криво усмехается. — Да, Тэян, просто друг. Ты ведь не думал, что после того, как мы разбежались, я тут же пошёл искать себе кого-то другого? А если думал... кем я выгляжу в твоих глазах? Тэян смотрит на него с прищуром и – немного умоляюще. Ким Соку закрывает глаза, вздыхает. Он приобнимает Тэяна, прислонившись к бетону спиной рядом с ним, и кладёт его голову себе на плечо. — Я и не хотел никого искать. Мне никто не был нужен, понимаешь? Мне казалось, что я потерялся. В этом мире, в самом себе... А потом я осознал: это всё потому, что без тебя я – не я. Меня не существует без нас, понимаешь? Тэян медленно, неуверенно кивает. Конечно, он понимает. Ему и самому было нелегко всё это время (Тэян по-прежнему уверен, что – гораздо хуже). — Я серьёзно. Прости меня. Я больше никогда тебя не отпущу, Тэяни. Соку отлипает от стены и встаёт напротив Тэяна. Он касается его щёк своими ладонями, и Тэян прикрывает глаза, растворяясь в знакомых ощущениях, в которых он нуждался столько времени. Тэян трётся щекой о чужую ладонь и открывает глаза: — Если честно, я очень хочу тебя ударить. Ким Соку тихо смеётся и вновь обнимает, спрятав улыбку у Тэяна в волосах. — Может, лучше поцелуй? Тэян не уверен, что всё это – правильно. Тэян не уверен, но всё равно: — Да, пожалуй. Поцелуй меня. И Ким Соку – целует. Плевать на людей, снующих мимо; плевать на друзей, что наверняка до сих пор ждут там, у барной стойки; плевать на все те дни одиночества, когда Тэян думал, что окончательно свихнётся от своей тоски. Плевать вообще на всё, кроме чужих мягких губ, которые целуют осторожно, словно извиняясь; на всё, кроме рук, которые скользят по спине вверх и запутываются в волосах; на всё, кроме Ким Соку, который смотрит так виновато, но Тэян ему прощает. Тэян ему всё прощает.        И, наконец, понимает. У Ким Соку – всё совсем непросто; у него всё куда сложнее. У Ким Соку – подготовка к экзамену, тупые комедии с сэндвичами по вечерам и Ю Тэян под боком. У Ю Тэяна – бесконечная вселенная перед глазами, нормальная еда в холодильнике и кривые сердечки на запотевшем зеркале в ванной. — Так, значит, вы сговорились? — Чани сидит в машине Ёнбина и роется у него в бардачке; он выуживает оттуда фруктовую жвачку и кидает пластинку в рот. — Ну... что-то вроде? — Ёнбин неловко улыбается. — Он сам попросил меня! Я не понимаю, Чани, почему ты на меня злишься? — Может, потому, что ты не сказал мне? Его прищур не сулит ничего хорошего – Ёнбин понимает это отчётливо. Он вздрагивает, когда рука Чани ложится ему на плечо и крепко сжимает. — Это был наш гениальный план, — Ёнбин сглатывает. — О нём не должен был никто знать, чтобы всё было убедительно! — Вы просто договорились встретиться в клубе, чтобы этот идиот помирился с Тэяном. Что в этом плане гениального? Ещё этот его друг... Он тоже пришёл туда с какой-то целью? — Для конспирации? — неуверенно произносит Ёнбин. — Чани, ну... Правда, не обижайся, а? — он тянётся за поцелуем, но младший с силой толкает его в бок. — Следи за дорогой! Я подумаю. Когда приедем домой, будешь вымаливать прощение. Ёнбин про себя усмехается: взгляды у Чани пострашнее, чем угрозы. Один прощение уже вымолил, и Ёнбин считает, что он – не хуже. А рука Чани, тем временем, скользит по его бедру – вверх и очень медленно. Нет, определённо не хуже.