Остаток тебя на моих губах.

«Я так люблю смотреть на то, как твои босые ноги ходят по прохладному паркету, а после становятся на цыпочки, и ты целуешь меня невесомо».

Наверное, такие дни уже привычны для самого Чонгука. Когда он сидит в гостиной, весь такой уставший и помятый после учёбы, и читает какую-нибудь книгу. И не потому, что интересно, она совершенно скучна, просто коротает время до «его» прихода с работы. Одному скучно в огромном доме, хоть в нём много богатств и красоты. Не в деньгах счастье, как говорится. Чонни и без него счастья хватает. Ему приятно просыпаться каждым утром и нежиться в объятиях любимого человека, шептать ему милости на ушко и с улыбкой потом на кухне заваривать ароматный кофе. А он такой подходит сзади и обнимает снова, со спины, прижимает к себе и носом ведёт по скуле, очерчивая её, будто будет составлять чертёж. Это просто будоражит твои мысли, и ты теряешься в этих крепких руках, радуясь каждому новому дню проведённому с ним. Достаточно лишь одного тёплого слова от этого человека, чтобы ты был с улыбкой весь день. Чонгуку нравится каждый такой новый день. Наконец, Гук откидывает этот пылесборник и направляется на кухню, почёсывая затылок. Надо чего-нибудь перекусить, потому что, прийдя домой, он так и не кушал ничего. В холодильнике, в принципе, еды хватает, но почему-то парень отмахивается рукой скидываясь на то, что «аля лень это разогревать», и нашёл более простое решение — бутерброд. Можно сказать, что это был даже как гамбургер. В него входило куча ингредиентов: кетчуп, колбаска, зелень, помидорка (само собой, разумеется), да и сверху ещё хлебушек к тому же. Юноша наливает себе ещё молока в стакан и садится за стол, принимаясь есть. Было очень вкусно, но Чонни знал, что его эксперименты с едой так плохо закончатся. Но сейчас это не особо волновало, хоть он и знал, что, если увидит это его любимый Кихён, то чьей-то жопке сегодня будет горячо. Когда пузико было набито, Чонгук облегчённо направился в спальню, где как раз решил переодеться. Пока он орудует в шкафу, его телефон начал во всю издавать звуки подобные вибрации, когда звонят либо приходит какое-либо оповещение. Само собой, Гук подошёл, будучи уже только в одних домашних шортах, и разблокировал экран, на котором появилось весьма короткое смс от Кихёна с текстом «у тебя есть десять минут до моего прихода. жду в постели.», на что парень радуется тому, что возлюбленный наконец будет дома. Кихён — это тот самый прекрасный парень Чонгука, о котором и шла речь. Не во внешности дело, хотя она и так красива. Просто он как Робин-Гуд с другой планеты, который каждый день старается на работе не покладая рук ради того, чтобы его малыш жил с ним в достатке и ни в чём не отказывал себе. Он каждый день делает младшего счастливым, улыбчивым, что заметно по тому, как Чон в припрыжку подходит к дому. Даже соседи напротив удивляются и до сих пор думают, что там живут братья, хотя одна маленькая девочка из той самой семьи уже заметила, как однажды на балконе Чонгук и Кихён творили «плохие дела». Так говорила сама девочка, потому что видеть для неё, как Чон усердно старается языком для Ки снизу, действительно плохо. Но этих шалунов не пугает даже то, что их иногда видят люди. Бесстрашные, так сказать. И вот, Чон уже лежит на кровати, весь такой чистый и красивый. На нём нет ничего, кроме белой длинной рубашки и ошейника с серебряной биркой «мой кролик». Такое сочетание всегда нравилось его парню, который оценивал его образ и даже прикупил пушистый кошачий хвостик, но брал его младший не так уж и часто. Так ему было комфортнее. Парень лежит на кровати в ожидании того, когда же старший придёт домой. Рядом с ним он чувствует себя под защитой и неуязвимым, и это придаёт больше сил. Часто сейчас ходят слухи о том, что по городу шныряют различные маньяки, которые ловят людей и либо продают на органы, либо отправляют в рабство работать в очередном борделе. И если Чон наткнётся когда-нибудь на такого, то ему обязательно нужно быть сильным морально и физически. Хотя и не скажешь, что он слаб. У него прекрасное тело, начиная от ног с подкаченными икрами, до рельефного торса и крепкой груди с плечами и головой. И сам он, красивый. Чёрные, как смоль, волосы, выразительные скулы и губки бантиком, которые дополняют весь его образ. А карие, почти чёрные, глаза внедряли в себя больше загадочности. Его мать была такой же красавицей, весь в неё. В дверном замке слышится щелчок, дверь открывается, и на пороге стоит Ю. В руках как обычно портфель с документами. Он кладёт его на зеркало, а сам проходит в комнату, где и ожидает его младший. — Мм, мой малыш ждал папочку, как я погляжу, — слетает с чужих губ, прежде чем старший, сняв пиджак, навис над парнем и провёлся носом по его скуле. — Да, папочка, я ужасно соскучился, — шепчет он еле слышно, стараясь не выдавать своего лёгкого смущения от подобного. Чонгуку часто было неловко, когда ему приходилось называть Ки папочкой либо участвовать с ним в каких-нибудь ролевых играх. — Ты так напряжён, устал? — Да, но ты, ведь, поможешь мне расслабиться? Или ты уже успел натворить чего-нибудь, чтобы отхватить наказание? — мочку уха Гука прикусывают. — Нет, но расслабиться я точно помогу. Со стороны слышен смешок, и, недавно находившаяся на плечах Ки рубашка, летит куда-то в сторону, куда следом летят и носки с брюками. По комнате раздаются различные причмокаивания, от которых обоим голову кружит. Кихён размазывает свои поцелуи по шее и нежному лицу, то и дело оставляя где-то там свои метки и засосы, которые как всегда будут кричать о том, что Чонгук его и только. Кожа у младшего нежная, такая сладкая. Казалось, будто лизнул один раз, и уже передозировка. Но и осторожным быть с этим не хочется, потому что вкусно, и слишком уж это всё манит к себе. И старший то и дело, прижимает чужие руки к кровати, опускаясь языком всё ниже и ниже, лаская тело мальчика. Хочется всегда так. А Чон так и смотрит в его голубые глаза, где видит не себя, а какую-то бесконечность. Где лишь только они с Кихёном. И его парень просто идеален. Абсолютно во всём. Старший нежно целует животик младшего, ладонью поглаживая его сокровенное место, от чего Гукки тихо простонал. И Ю нравилась отзывчивость тела на его ласки, он любил наблюдать за тем, как парень вьётся под ним как змея и ожидает чего-то дальше, в предвкушении. И потом аккуратно оттягивает резинку его боксёров, откидывая куда-то назад. И это он потом так тщательно посасывает у него головку, пальчиками играясь с яичками, и это сам Ки потом вбирает до основания, даря своему Чонни фейверк различных ощущений, где тот чуть ли не теряется. А Чон тихо стонет и изредка толкается в горячий рот, ощущая, как по члену раздаются вибрации от мычания старшего. И ему сейчас ужасно хочется кончить, но такого не дозволено самим его «папочкой», который уже во всю орудует языком у его прохода, вылизывая и смачивая обильно слюной, чтобы потом было легче растянуть. А парень запрокидывает голову назад и стискивает зубы, на зло Кихёну, который наоборот хочет, чтобы темноволосый не сдерживал себя. Кое-как запускает ладонь в его каштановые волосы и перебирает пальцами пряди, пропуская их между ними и слегка оттягивая. Слишком приторно. От всего этого. И хочется унестись сейчас куда-нибудь, вспорхнуть подобно быстрому орлу в небесах и парить, отдаваясь полностью облакам. Старший заканчивает свои игры языком и пропускает спокойно пару пальцев сразу в своего малыша, то и дело, проталкивая их как можно глубже и растягивая на манер ножниц. Добавляет третий и четвёртый, хотя младший вертится и всячески старается привыкать к новым ощущениям, чтобы после, что уже и делает, самому же насаживаться на пальцы и стонать хрипло. Чтобы потом говорить Ки, как он готов и хочет ласк, как он хочет Ю в себе. А Кихён и не думает долго, а входит в него медленно, спокойно, замирая на секунду и вовлекая в умопомрачительный поцелуй, говорящий Гуку о том, что ему стоит расслабиться. Старший ещё толком не двигается в нём, а уже прорастает там корнями настолько, что и вырвать их потом будет оттуда трудно. А надо ли вырывать? Он так не думает. Хочет чувствовать своего Чонгука на губах везде и всегда, только бы не отдать никому и не упустить момент, когда тот сам может пропадать. Гукки смотрит доверчиво в глаза напротив и делает лёгкий кивок, что пора. И тот двигается, дарит своему Чонни невесомые поцелуи на губах и по всему лицу, после чего оставляет вновь метки на шее, на которой итак живого место уже не осталось, наверное. Языком ведёт к соскам, где облизывает каждый, прокручивает слегка и прикусывает, и слышит довольный стон на свои проделки. Звуки младшего ласкают ему слух. Чонгук выгибается ровным счётом тогда, когда головка давит каждый раз по простате и проходится между нежных стеночек ануса. Слышен чуть ли не хруст в позвоночнике, и стоны его слышатся ещё громче, впрочем, как и некоторые вскрики. Он будто скован цепями, которые создал сам же Кихён. И он не хочет от них отбиваться, пытаться сопротивляться. Юноша считает, что так и должно быть, и это всё правильно до невозможности. Настолько доверяет самому старшему, что, даже, если бы кто и спросил у Чона, кому он доверяет больше себя, то, соответственно, произнёс бы его имя. Чонгук довольно мурчит и лениво улыбается, когда они одновременно кончают с Ки. Тот ложится рядом и приобнимает, улыбаясь так же лениво, но не натянуто. Он никогда так не улыбался своему кролику. И сейчас он притягивает его к себе, довольно целуя в висок и накрывая пледом. — Люблю тебя, сладкий, — слышится шёпотом на ушко. — Я тебя тоже, люблю, — чмок в щёчку от младшего, и они оба засыпают.