Маленький бунт Брайана Финча

В клубе было громко и очень душно. Как, впрочем, и в любом другом. Но конкретно это заведение заинтересовало Эдварда Морру своей нетипичной музыкой, которая была отчётливо слышна даже на улице. При всей своей агрессивности она казалась слишком правильной, почти академичной, будто музыкантов из всемирно известной филармонии заставили играть металл. Или прожженным рокерам выдали по таблетке NZT и велели играть, как в последний раз. — Мы нашли его, — сообщил один из телохранителей. Коротко кивнув, Эдвард раздал своим людям несколько указаний и уверенно направился к сцене. Не нужно было даже выискивать глазами знакомую растрепанную макушку — сенатор знал, кого увидит в центре всеобщего внимания. Так и было. На сцене, заставленной (почти захламленной!) аппаратурой и музыкальными инструментами, в свете софитов обнаружилась причина беспокойства сенатора Морры. Брайан Финч, его информатор в ФБР, с вечера пятницы так ловко избавлялся от слежки, что и Морра, и няньки-федералы потеряли его из виду. За выходные с ним могло произойти, что угодно, тем более, что Финч был склонен сначала действовать, а потом думать. Обычно заканчивалось это плохо. Риск был слишком велик, и когда к исходу воскресенья Брайан так и не объявился, сенатор решил отвлечься от своей предвыборной кампании и лично заняться поисками. Спустя два часа Эдвард понял, что Брайан не в центре — он не засветился ни на одной камере, коих было множество на самых оживленных улицах. Он не пользовался банкоматом. Не заходил в торговые центры или крупные магазины, не загремел в больницу или в полицейский участок (на проверку последних двух догадок пришлось потратить какое-то время и средства). Страну он тоже не покидал: Морра тщательно проверил списки пассажиров на все виды транспорта. Он что-то упускал из виду. Явно что-то очевидное, а уже начинало темнеть. Спасаясь от пустой болтовни своих аналитиков и секретарей, Эдвард вышел на улицу, чтобы глотнуть воздуха. Сразу стало легче. Ему нравилась вечерняя жизнь Нью-Йорка, его огни, свет вывесок и музыка уличных музыкантов. Как будто он возвращался во времена своего… Стоп. Эдди повернул голову на источник звука. Гитара. Уличный музыкант… Конечно. Как он не подумал об этом раньше, прикидывая, где мог пропадать парень с огромными возможностями, возросшим интеллектом и нереализованными детскими мечтами? С Брайаном ничего не случилось. Он застрял в каком-то баре или клубе на окраине, где его вряд ли стали бы искать, и где он смог бы стать наконец настоящей рок-звездой. Хотя бы на время. Получить хотя бы каплю той популярности, о которой грезит любой музыкант. Конечно, оставался еще вариант со звукозаписывающей студией, но нет. Брайану нужен был отклик от реальных людей. Ему нужно было живое выступление. Сенатор щедро отблагодарил гитариста за подсказку и отправил своих людей в рейд по всем злачным местам на окраинах и в пригороде. Пришлось попотеть, потратить несколько часов на бесплодные поиски, но в конце концов сенатору сообщили, что в каком-то клубе с очень неоднозначной репутацией один парень уже второй день зажигает по полной. Эдди хмыкнул, когда узнал название этого клуба. «Сиамские близнецы» — почти как название «сольного проекта» Брайана. Он выбрал его не случайно. Первой мыслью Морра было оставить все, как есть. Позволить Финчу наиграться вдовль, и не встревать в это. Но он заставил Эдварда отвлечься от своих дел, отменить несколько встреч и побегать за ним по городу. Его. Сенатора. Теперь Морра был просто обязан приехать и посмотреть на его выступление, о котором уже ползли слухи. Но надо отдать Брайану должное: посмотреть было на что. На сцене, в окружении толпы почитателей и в свете прожекторов он смотрелся просто великолепно, как будто там было его место. В руках Брайана была электрогитара; его пальцы легко и красиво перемещались вдоль грифа, медиатор с филигранной точностью задевал нужные струны, а у его ног плескался полный зал фанатов. Финч умудрился собрать в этом и без того небольшом клубе, наверное, всю округу, и помещение трещало по швам. Люди танцевали, прыгали и вижжали под заливистые аккорды. Это была чистая, мастерски исполяемая импровизация: парень даже не смотрел на свои руки, не следил за тем, как они двигаются. Ни одной фальшивой ноты. Он будто видел саму музыку. И Морра знал — Брайан видел. Видел и вплетал себя в нее, сливаясь с пульсацией басов, оглушающих ударных, целой россыпи звуковых эффектов. На сцене среди всей сложной аппаратуры и инструментов Брайан был совсем один, но звучание было такое, как будто целая группа выкладывалась по полной, приводя фанатов в бешеный восторг. Как любопытно. Нужно рассмотреть поближе. Но прорваться к сцене было сложнее, чем казалось, даже с помощью телохранителей. Эдвард вклинился в первый ряд у подножия сцены и уже хотел окликнуть парня, даже набрал воздуха. Но против воли застыл на месте, удивлённый и очарованный, словно прикованный взглядом к музыканту. Брайан отдавался выступлению целиком. Искренне и без остатка, почти сгорал. Высокий лоб покрыли мелкие бисеринки пота, длинные светлые ресницы подрагивали, а движения глаз под полуопущенными веками были неестественно быстрыми. Он и сам двигался пугающе быстро. В одну секунду он мог терзать гитару, создавая сумасшедшие запилы, а в следующую уже бросал ее и устремлялся к диджейскому пульту, чтобы поймать, зациклить затухающее звучание и через мгновение оказаться за барабанной установкой. Он выжимал из инструмента и самого себя все, что мог, взмахи палочек были почти яростными. В воздухе висели, искрились, точно осязаемые, только что сыгранные мотивы, наслаивались на другие, перемешиваясь в причудливый коктейль звука. А затем Брайан брался за следующий инструмент — бас-гитару, синтезатор или то, что попадётся под руку, — и заводил новый мотив. Он писал музыку прямо… На ходу? Накладывал звуковые дорожки друг на друга в реальном времени. Эдвард никогда не видел ничего подобного. Лучшие диджеи мира могли взрывать залы, иметь мировой успех, но они никогда бы ни на йоту не приблизились к тому уровню мастерства и самоотдачи, которое показывал Брайан. Финч метался по сцене от одного инструмента к другому и обратно. Словно в агонии выпиливал головокружительные соло и тут же подхватывал их звучание. Музыка получалась просто фантастическая. Нереальная, составленая из разных кусочков, но эти кусочки удивительно правильно сочетались между собой, были настолько хорошо подогнаны по тональности и темпу, что соединяли в себе одновременно бешеный, задыхающийся ритм и глубокое, проникновенное звучание, что отзывалось глубоко в груди смутным теплом. Наверное, это была не первая в мире музыка, написанная под NZT. Но первая, над пониманием которой Эдди пришлось подумать. Было приятно вылущивать из нее отдельные акценты, слышать каждый компонент по отдельности и понимать, как гармонично и целостно они звучат вместе. У Брайана был дар, таблетка не при чем. Она просто проявила в нем то, что дремало в его сознании, ждало своего часа. Минута, две… Чем дольше Эдвард слушал, тем больше хотелось. Музыка была словно живая — звала за собой, завораживала, обещала. Нужно было только поддаться порыву, как и все присутствующие, стать искрой концентрированного восторга. Забыть свои беды и печали — всего ненадолго. Остаться здесь. И слушать, слышать… Морра, как мог, сопротивлялся такому искушению. Пытался сохранить трезвый рассудок, но был не в силах сказать хоть что-то своим подручным. Оторвать взгляд от Брайана и перестать молча восхищаться. Сейчас, в этом небольшом душном клубе, в окружении протянутых рук, аппаратуры и колонок Финч не был человеком. Он был физическим воплощением музыки, что он играл. Демоном — неудержимым, неукротимым и страшно притягательным. А после того, как он в порыве стянул с себя мокрую футболку и, бросив ее в зал, остался с голым торсом, толпа натурально свихнулась. Морра прерывисто выдохнул. Как будто принял еще одну дозу и заново почувствовал тот момент, когда под действием NZT все стало ярким и красочным. Озорная улыбка осветила лицо Брайана, зажгла в глазах лучистые искры. Его влажная кожа атласно заблестела в острой яркости софитов: синие, красные, розовые огни ложились на его фигуру причудливыми узорами. Финч на мгновение остановился, чтобы отсалютовать зрителям, и те радостно ответили ему оглушительным ревом. Когда он нагнулся, чтобы дать пять нескольким фанатам в зале, каждый напряженный мускул резко очертился на его подтянутом, стройном теле — звонком, как натянутая струна, и сильном, как взведенная пружина. От него волнами исходила бешеная, запредельная энергия. Она передавалась по воздуху, втекала в легкие, вытесняла оттуда кислород. Негнущимися пальцами Морра ослабил галстук. Он даже оглянулся по сторонам: Брайан так действовал только на него или на всех и каждого здесь? Он был прекрасен. Настолько, что можно было забыть себя и раствориться в нем, как в бурном потоке. Переполняясь восторгом, тянуться к нему, как тянется толпа, а дотянувшись, ощутить жар его тела своими ладонями. Почувствовать, как быстро бьется неутомимое сердце, разгоняя кровь. Хотелось послать весь остальной мир к чертям и впиться в его сухие горячие губы. Накрыть ртом тонкую пульсирующую венку на шее. Вонзиться ногтями в его кожу — сильно, до боли, оставляя на ней багровые полумесяцы, — притянуть к себе и окунуться с головой в эту бурлящую энергию, силу и красоту. От неожиданного прикосновения к своему плечу Эдвард вздрогнул. — Сенатор Морра? — Один из его помощников пробился к нему сквозь бушующее море фанатов, — мы нашли Финча, что дальше? Эдвард проморгался, вываливаясь из эйфории, в которую его утянуло, как в воронку. Прежде, чем ответить, он сделал несколько глубоких вздохов, попытался хоть немного прочистить затуманенный разум. — Я увидел достаточно, — выдавил он, развернувшись к помощнику, — нам нужно вернуться к… Это должен был быть последний взгляд на него перед тем, как уйти. Быстрый, мимолетный. Но вдруг их глаза встретились. Ясные, льдисто-голубые глаза Эдди Морры натолкнулись на опасные, совершенно чёрные глаза Брайана Финча. Музыкант не мог не узнать Эдварда в толпе, и теперь смотрел прямо на него, не отрываясь от игры на синтезаторе. Сенатор замер, не закончив фразу. Он не ошибся, и это не была игра света и тени. Он почти видел в глазах Финча свое отражение — его зрачки были настолько расширенными, глубокими и черными, что почти целиком скрыли собой радужку и казались двумя бездонными колодцами. Он был под NZT, в этом не было сомнений. Но таблетка не расширяет зрачки, она вообще никак внешне себя не проявляет. Только если Брайан не принял что-то ещё. Это могло быть опасно, учитывая то, что только внушительная доза могла оказать такое влияние. — Брайан! — Крикнул Эдвард, стремясь перекричать людей и музыку, — Брайан Финч! — Сенатор Морра! — Он скорее прочёл это по губам парня, чем услышал. Тот довел соло на синтезаторе до логического конца и молниеносно очутился прямо напротив Эдварда. — Я боялся, что вы не придёте, — он опустился на колени и вдруг оказался так близко, что Морра ощутил на своём лице его жаркое сбивчивое дыхание, — как вам, нравится моё маленькое представление? Только вы можете оценить его по достоинству. Ну, знаете… Мы ведь оба принимаем одни и те же витамины. Брайан расплылся в улыбке и по-хулигански подмигнул сенатору. Но тот не был так же игриво настроен. — Ты под кайфом, Брайан. Что ты принял? — приходилось почти кричать, потому что на заднем плане все ещё оглушающе громко грохотала музыка. Финч поморщился и закатил глаза. — Эдди, да вы тот еще зануда. Я здесь и сейчас творю историю, а вы спрашиваете, что я принял? Его голос был низким и срывался на высоких нотках — до того, как начать играть инструментальную музыку, он явно пел, и очень долго. — NZT плохо сочетается с тяжёлыми наркотиками, — Морра хотел попробовать достучаться до его разума. Вывести его отсюда силой он всегда успеет, — сыворотка борется с токсинами, которые сейчас выделяются в твоём организме, но ты накачан дурью под завязку, и она не в силах бороться с эффектами от… — Я ценю вашу заботу, сенатор, — перебил Финч, выпрямляясь, — не волнуйтесь, завтра я буду снова шпионить и предавать для вас, как и раньше! Но сегодня у меня ещё выходной. Он уже развернулся и уже направлялся к брошенной на колонке гитаре, как был остановлен окриком в спину: — Тебе в любой момент может стать хуже! Я знаю, я проходил это! Будет намного, намного мучительнее побочных эффектов.Ты этого хочешь? Финч медленно обернулся. Его красивое лицо исказилось, когда он, вернувшись к краю сцены, навис над сенатором и прошипел ему в лицо: — Какое вам вообще дело, чего я хочу? Я — вещь без голоса и права выбора! Я никто, вам плевать на меня и мои чувства! Брайан в сердцах хотел оттолкнуть Морру, но тому удалось перехватить его запястье. Эдварда бросило в дрожь от прикосновения к его голой коже, будто прошило отраженной молнией. — Брайан, хватит! Остановись. Пойдём со мной. — Отпустите, — придушенно отозвался парень. Он попытался выдернуть руку, но Эдвард держал крепко. Морра почувствовал тот безумный жар, что съедал парня, ощутил его зашкаливающий пульс, увидел лихорадочный блеск к глазах. Спиды? Мет? Экстази? Плохо. Очень плохо. Что могло заставить сторонившегося всякой дряни Брайана закинуться чем-то потяжелее почти безобидной травки? — Я могу помочь тебе, — как можно спокойнее сказал Морра, краем глаза отмечая, как его телохранители ринулись к сцене, и вскинул свободную руку в останавливающем жесте. Пока рано, — выведу токсины, сделаю инъекцию. Остановись. Прекрати этот цирк. Когда ты последний раз ел? Сколько дней ты не спал? Ты измотан. Идём со мной. — Когда я последний раз вам доверился, я потерял контроль над своей жизнью, — прорычал Финч. Воспользовавшись секундным замешательством сенатора, резко вырвал свою руку из его хватки, — вы угрожали мне и моей семье. Заставляли делать ужасные вещи. Я ни за что не поверю, что вы просто хотите помочь. Будущий мистер президент. Брайан пружинисто выпрямился и вскинул голову, чтобы увидеть, что по обоим бокам сцены стоят люди в чёрных костюмах и маленькими раковинами наушников. Он понимал, что им будет достаточно одной команды. Финч вдруг криво усмехнулся и взял в руки микрофон. — Как дела, народ? Хорошо проводите время? — Бодро спросил он у зала. Толпа одобрительно загудела в ответ, и музыкант ослепительно улыбнулся, — отлично! Рад вам сообщить, что к нам присоединился мой хороший друг в сенате, Эдди Морра! Что он делает? Сенатор внезапно оказался в ярко-белом пятне света: на него перевели луч прожектора. Отлично, Финч, вскоре весь город будет знать о том, что кандидат в президенты расхаживает по клубам с сомнительной репутацией, да еще и в сопровождении внушительной свиты. Желваки на его скулах заиграли. «Я ещё припомню тебе эту выходку». — Хэй, у нас впереди ещё вся ночь, так что погнали! — Музыкант нажал пару кнопок на диджейском пульте, и весь клуб тряхнуло от пульсации басов. Фанаты с восторгом встретили новый трек, а Финч тем временем бросил выстрый взгляд в сторону Эдварда и заявил, — эта песня посвящается Эдди Морра. Она называется «Иди к черту!». Фанаты заревели, предвкушая новый хит. Брайан пощелкал клавишами, а когда клуб наполнился заливистым звучанием электрогитары, запел. Громко, с надрывом, не щадя ни севшего голоса, ни надрывающихся легких: Кто я такой, все никак не пойму, И как угодил я в эту тюрьму. Клетка закрыта, и выхода нет Твоя тень заслоняет собою весь свет. Всегда под контролем, всегда под замком, А вчера ещё все шло своим чередом Теперь все иначе, я словно в бреду, И ночью, и днём моя жизнь на кону. Пре­датель, прес­тупник, прит­ворщик и лжец, Один лиш­ний шаг — и вот я мер­твец. Твои гла­за всю­ду, твоё сло­во — за­кон, Что б я не сде­лал, я уже по­беж­ден. Брайан пел, метался по всей сцене, глядя в зал, а его дикий, мстительный взгляд то и дело останавливался на Эдварде, недвижимо застывшем на месте, словно мраморная статуя. Его кулаки было крепко сжаты, а губы вытянулись в одну тонкую линию. Что нашло на Финча? Сначала он исчез на все выходные, а теперь открыто провоцировал самого могущественного и опасного человека в этой части света. Что им двигало? Чего он добивался? Тем временем Брайан продолжал свою исповедь, перегнувшись через край сцены и протягивая руку в зал. Микрофон в его руке дрожал: Для тебя я лишь пешка, никто, пустой звук, Ещё один парень из тысячи слуг. Хотел бы сбежать, но меня ждет капкан, Я попал в твои сети, где улыбка — обман. Морра оглянулся на своего помощника и отдал ему короткий приказ. Тот отрывисто кивнул и бросился выполнять поручение. Люди сенатора ждали его команды, и отреагировали очень быстро — сплошной стеной выстроились перед сценой, закрывая музыканта от толпы фанатов, ещё несколько перекрыли выходы из клуба. Эдвард не хотел этого делать, но Финч не оставил ему выбора. Я просыпаюсь, но вижу кошмар. Я твоя собственность, аксессуар. Бесполезны мольбы и нет толку кричать, Уже слишком поздно пускать время вспять. Ты как веревка, на шее петля, На шаг впереди и всегда у руля. Я, сжав кулаки, проклинаю судьбу, Свобода горит алой точкой во лбу. Брайан заметил, что к нему с обеих сторон приближаются чёрные фигуры, и, одним ловким прыжком забравшись на высокую колонку, запел ещё громче: Я могу быть полезен, могу быть умён, Какой в этом смысл, ведь мой рейс отменен. Вы скажете: «Брайан, какой ты крутой!» Но это неправда. Мной быть — отстой. Он отвел микрофон от губ. Выставил руку в сторону и нарочито медленно разжал пальцы. Микрофон с грохотом упал на сцену. А в следующий миг Финча стащили с колонки, схватили и заломали руки за спину. Он не сопротивлялся. Только сжимал губы, чтобы они не растянулись в издевательской усмешке, и неотрывно смотрел на потемневшее лицо Эдварда Морра, упиваясь произведенным эффектом. В зале впервые за выходные воцарилась звенящая тишина, разрываемая только тихим шипением работающей аппаратуры. Так продолжалось несколько мучительных секунд, пока помощник сенатора не взял в руки рупор. — Внимание! Просьба немедленно покинуть здание, сохраняйте спокойствие, — сообщил он холодным отстраненным тоном, будто зачитывал прогноз погоды, — клуб заминирован. Это не учения. Повторяю, в клубе бомба, немедленно покиньте здание. Кто-то закричал первым. Потом к крику добавились ещё голоса, много голосов. Воцарилась паника. Люди Морра у выходов пытались не допустить давки, упорядочивая поток растерявшихся посетителей и выпуская людей по одному, оставшиеся внутри телохранители следили за эвакуацией. Погода портилась очень быстро. Совсем недавно небо только хмурилось набежавшими тучами и ворчало далекими раскатами грома, а сейчас молния вдруг ударила в громоотвод на соседней жилой высотке, и сразу после этого квартал накрыла стена дождя. Эдварду совсем не хотелось вспоминать былое. Жесткие, временами даже жестокие методы остались в прошлом, но выходка Финча ставила под удар их обоих, и сенатору пришлось долго и обстоятельно побеседовать с хозяином клуба, что выскочил на улицу вместе со всеми, вовсю ругался с кем-то по телефону, крича и матерясь под громовые раскаты. К тому времени, как клуб «Сиамские близнецы», который все выходные гудел и сотрясался от криков фанатов и музыки, опустел, его владелец был готов рассказать властям что угодно, что ему прикажет Эдвард Морра. А потом к сенатору привели Брайана Финча. Очень помятого и насквозь мокрого. — Я же говорил, нежнее с ним. Морра бросил укоризненный взгляд на двух амбалов, что крепко держали музыканта под локти. Один из амбалов, Тедди, был славным малым — бывшим боксером, которого дисквалифицировали за неспортивное поведение. Если бы не Эдвард, он кончил бы как подпольный боец без правил и испустил бы дух в темной подворотне из-за сорванной ставки. Сенатор не сомневался, что кровоподтеки на ребрах Финча оставил именно тяжелый кулак Тэдди. А разбитая губа — дело рук Фрэда, его брата и напарника. Сенатор запрятал всколыхнувшуюся в груди волну раздражения подальше. С этими двумя он обязательно разберется позже. — Извини моих людей за грубость, Брайан. Они не хотели применять силу, — Морра с тяжёлым сердцем смотрел на дрожащего то ли от холода, то ли от слабости парня, который едва стоял на ногах. Если бы Фрэд и Тедди не держали его, он, верно, упал бы. Его страшно мутило — бледное лицо приобрело нездоровый оттенок, с мокрых волос срывались крупные капли воды. — Он пытался сбежать, — прогремел Тэдди, оправдываясь. — Снял с себя наручники, сломал нос одному из охранников, вырубил еще двоих и выбежал на улицу. Почти ушел. — Пришлось связать ему руки телефонным проводом, чтобы он и его не снял, — добавил Фрэд. Гнев прилил к лицу сенатора, искажая его правильные черты. Под его суровым взглядом двое амбалов стушевались и съежились, будто уменьшившись в размерах. — Освободите ему руки. — Но сенатор Морра… — Живо, — его тон был почти спокойным, но в голосе звенел металл. Они повиновались. Лезвие ножа с хрустом разрезало жесткий телефонный провод, что до красноты впился в запястья Финча. Когда бульдожьи хватки амбалов разжались, он лишился опоры и рухнул на грязный пол клуба, едва успев выставить вперед руки. Застонав от боли, закашлялся, с трудом сплюнул кровь. — Хэй… А где ваш цербер, Сандс? — Прохрипел Финч, — сегодня обойдёмся без него? Искусственная бодрость покинула его, оставив после себя только горечь, пустоту в голове и тошноту. Эдвард знал это чувство, когда тебя выворачивает наизнанку. — Брайан. Что ты творишь? — Морра опустился на пол перед ним. Поддел подбородок и, обняв ладонями его лицо, заставил посмотреть на себя, — это не похоже на тебя. Что ты принял? И кто-нибудь, дайте уже ему полотенце. — Я не помню, — ответил он едва слышно. Парень едва мог фокусировать взгляд; его зрачки были двумя темными провалами на фоне покрасневших белков. Один из подошедших телохранителей набросил на него полотенце, в котрое он немедленно укутался, — возможно, метамфетамин. Экстази. Или это был LSD? Несколько таблеток… Коробка энергетиков? Может, тройная доза NZT. А может, и все вместе… — Боже, Брайан! — Воскликнул сенатор, едва сдерживаясь, чтобы не накричать на него, как на неразумного ребёнка. Его следовало перегнуть через колено, показательно выпороть, а потом сделать кое-что посущественнее, — что ты пытался сделать? Убить себя? Финч промолчал, но ему и не нужно было что-то говорить. В груди Морры развернулась болезненная, сосущая пустота. Стало тяжело сделать вдох. Не при всех. — В лабораторию его, срочно, — скомандовал Эдвард, подозвав помощника, — у него тяжелая интоксикация. Если не промыть желудок и не очистить кровь, до утра он не протянет. Он обернулся к двум бугаям; те напряглись, чуть не попятились. — Ты и ты. Доставьте Финча в клинику. Очень аккуратно и внимательно. Дайте сухую одежду. И если хоть один волос упадет с его головы — я уничтожу вас обоих, — горячо пообещал он, и те поняли: босс не шутит. Братья переглянулись и рьяно бросились выполнять приказ. Смотреть на то, как теряющего сознание Брайана уволакивают и сажают в грузовик, не было никаких сил, и Морра устало опустился в кресло у бара. Внутри клуба теперь стояла странная тишина. Сцена выглядела пустой и заброшенной, упавший микрофон сиротливо поблескивал из-под синтезатора. Полумрак давил на глаза. Пыльным воздухом нельзя было надышаться, а снаружи, подстать настроению Эдди Морра, бушевала стихия, обрушивая на город тонны влаги, перемешанной со вспышками молний и громовыми раскатами. Эдвард чувствовал себя виноватым. Это было иррационально, необъяснимо и нелогично, но в горле словно застрял острый сухой ком. Он был виноват в том, что случилось. Не Брайан, которого даже вседозволенность NZT не превратила в жестокого эгоиста, огнем и мечом пробивающего себе дорогу к власти и идущего по головам, и даже не вездесущие ФБРовцы. Только он сам. — Сенатор Морра. Мы вывели всех из здания. Оцепили периметр. Посетителей не отпускаем по домам, ждем вашей команды. Эдвард потер переносицу и медленно выдохнул, рассеянно кивнув помощнику. У него жутко болела голова, что с непривычки было просто ужасно. Он давно не чувствовал себя таким разбитым. — Спасибо, Дэвид. Что-то еще? — Здесь полицейские. И, кажется, люди из ФБР. — Я поговорю с ними, — сенатор поднялся с кресла. Ему не впервой быть на острие ножа, и было бы странно, если бы на этот раз он решил просто скрыться. Его видели здесь, так что самое время было придумать подходящую легенду. Он собрался. Сконцентрировался на фактах, которые не мог опровергнуть, и на них построил свою версию событий. Это едва ли заняло пару минут. Затем передал своим людям несколько сообщений по рации, раздал важные указания касаемо гостей клуба и того, что они должны говорить полиции (и что будет с ними в противном случае), поправил и так идеально завязанный галстук и только после этого вышел под хмурое, напитанное дождём небо. К нему подошли двое: мужчина и женщина, судя по выправке и манере держаться — федералы. Они явно были коллегами, держались на равных, но зонтик нес мужчина, закрывая от дождя больше свою спутницу, чем самого себя. А еще их лица, на которых было написано тщательно скрываемое беспокойство, были смутно знакомы Эдварду. Это с ними работал Брайан. — Сенатор Морра? Не ожидали вас здесь увидеть. — Я и сам не планировал задерживаться, — он легко, одними уголками губ улыбнулся агентам, — хотел навестить одного старого друга, проезжал мимо. Затем увидел, что собралась толпа, и не смог остаться в стороне. — Я Ребекка Харрис, это — агент Спеллман Бойл. Мы из… — ФБР, мне уже передали, — Морра вскинул ладонь, пресекая дальнейшие пояснения, — вы прибыли на вызов? Прежде, чем ответить, женщина, представившаяся Ребеккой, поколебалась. — Да, нам сообщили о бомбе. И у нас есть основания полагать, что один из наших… внештатных сотрудников мог быть здесь. Эдди Морра умел великолепно контролировать себя и выражение своего лица. Но сейчас даже ему было тяжело придать себе полуудивленный вид: — Его имя не Брайан Финч? Харрис и Спеллман переглянулись. — Да, это он! — Этот парень — герой. Можете гордиться им, — Морра спрятал руки в карманы брюк, принимая расслабленно-уверенную позу. И одно небо знало, каких усилий ему это стоило. Позади него вырос вездесущий Дэвид с зонтом, слышался гул моторов и разговоры полицейских. Совсем скоро это место превратится в улей, — когда мой кортеж остановился возле клуба, Финч уже организовал эвакуацию людей из здания. Мои люди помогли оцепить периметр. Похоже, это была террористическая атака, и Брайан сумел предотвратить её. Ребекка даже не пыталась скрыть своего облегчения. Спеллман был посдержанней: — Известно, кто установил бомбу? — Да, уже объявили в розыск. Им оказался тридцатидвухлетний Джаасир Ахмад из Пакистана. По предварительной версии отправлен в Штаты Талибаном. Финч пытался его задержать, но… — Эдвард медленно выдохнул, — безуспешно. У террориста не оказалось огнестрельного оружия, но был нож. Лицо Ребекки стремительно побледнело. — Финч ранен? — Уточнил Бойл. — Несколько неглубоких ножевых, ничего серьёзного. — Боже, — Харрис закрыла рот ладонью, — где он? В больнице? — Нет, в частной клинике, которую я спонсирую. Не беспокойтесь, мои лучшие врачи занимаются его ранениями прямо сейчас. — Где это? Я хочу его увидеть. — Нет необходимости, — Ребекка отреагировала так резко, что Эдвард, сощурившись, присмотрелся к ней повнимательнее. Их связывают отношения? Почему ее реакция намного ярче, чем у коллеги? — Сейчас он под наркозом, ему накладывают швы. Не думаю, что он в состоянии принимать посетителей. — Я его куратор, и я хочу его увидеть, — женщина с вызовом посмотрела на сенатора, и тот понял, что если та захочет, то прорвется и через патрульные кордоны, и через запертые двери, и никакой Эдди Морра её не удержит. — Разумеется. Вы можете прямо сейчас поехать к нему, но тогда вся эта история с террактом ляжет на плечи полиции, а те сведения, что раздобыл Финч, достанутся им, как и его заслуги. Бойл опустил руку на плечо коллеги: — Ребекка, он прав. У нас есть работа. А к Брайану мы можем поехать завтра. — Уверен, к тому времени он уже очнется, — Эдвард позволил себе легкую ненавязчивую улыбку, — я вам еще нужен здесь, агенты? Харрис чуть помедлила, но быстро сдалась. Глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и покачала головой: — Нет, можете ехать. Мы свяжемся с вами, если будут вопросы. — Вы очень помогли нам и Брайану, — добавил Бойл, — то, что вы оказались в нужное время в нужном месте — большая удача. — Всегда рад помочь, — Морра пожал руки агентам, задержавшись взглядом на Ребекке на полсекунды дольше, чем было необходимо, и вежливо попрощался. Очень вежливо. А потом с сел в личную машину и с большим удовольствием покинул оцепленный полицией квартал. Головная боль усиливалась.

***

Смотреть на него было тяжело. Тяжелее, чем полагал Эдвард — в груди будто змеёй извивалось что-то гадкое и шипастое, не давая покоя, подтачивая его уверенность и рождая сомнения. Там, за стеклом, в стерильно-белой палате, увитый трубками капельниц и проводами многочисленных датчиков лежал парень, который странным образом был ему дорог. От которого он хотел слишком многого. Больше, чем тот смог бы дать. Он издали услышал шаги, эхом звучащие в пустом корридоре, но все равно смотрел через стекло, не отрываясь. — Мистер Морра, — к нему подошла врач с планшетом в руках. Немолодая темнокожая женщина со спокойным взглядом и умением хранить секреты. Она, видимо, хотела что-то сказать, но не стала, остановившись на почтительном расстоянии от сенатора. Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Действие NZT кончилось, но принимать еще таблетку не хотелось. Сейчас ему было тошно даже думать об этом. — Он придёт в норму? — Наконец спросил Морра, втайне надеясь, что врач не станет тянуть с ответом и изворачиваться. Она не стала. — Да, через несколько дней. Мы вовремя взялись за него. Налицо физическое и психологическое истощение. Анализы показали критическое содержание психотропных веществ в организме с примесью алкоголя. Его восстановление займёт… какое-то время. Эдвард нахмурился. — Ножевые ранения? — Несерьезные, угрозы жизни нет, — сориентировалась врач. Что за умница. Ее бы острый ум — и Брайану в голову, — швы и перевязка? — Швы и перевязка, — подтвердил Эдвард, отводя глаза от распластанного на больничной кровати Финча, — должно выглядеть убедительно. — Да, сэр. — Он спит? — Урывками. Часто просыпается и бредит. Зовет вас. Внимательные глаза врача смотрели слишком остро, и Эдди Морра промолчал. Когда он зашел в палату, Брайан не повернул голову в его сторону. Экран, мониторящий пульс, показывал довольно низкие значения — Финч спал. После того, что он с собой сделал, это было самым лучшим лекарством. Тишина здесь немного угнетала. Жалюзи были опущены, закрывая помещение от ночного черного неба, а на небольшом столике горела настольная лампа, заливая половину комнаты теплым желтоватым светом. В таком освещении кожа Финча не казалась такой нездоровой и мертвенно-бледной. Эдвард сел в кресло подле его кровати, чуть наклонившись вперед. — Ты напугал меня, — тихо произнес он, скользя взглядом по лицу Финча. Ссадина на скуле, разбитая губа, залегшие под глазами темные тени. Короткая щетина. Упрямая линия подбородка. Трогательно подрагивающие светлые ресницы, медленно вздымающаяся от дыхания грудь, рисунок вен на предплечье, прерывающийся тревожно-белым квадратом пластыря с введенной иглой капельницы. Он был непохож на того Брайана в клубе, который горел своей музыкой и жаждой бунта против жестких рамок, куда ему приходилось себя вписывать. Непохож на того опасного типа, что мог уничтожить себя за одну ночь. У него ведь почти получилось. Хотел ли Брайан именно этого? Или он просто наплевал на все условности и ответственность? Что он хотел сказать этим Эдварду? Ответов не было, и это пугало ещё больше. — Ты здорово играешь на гитаре. Мне понравилось, — признался Морра, не надеясь на ответ и не ожидая его, — ты мог бы стать очень известным, если бы захотел. — Правда? — Веки Брайана дрогнули и чуть приподнялись, открывая замутненную усталостью и медикаменами серо-зеленую радужку. Зрачки были узкие. — Конечно, — с легкой улыбкой отозвался Эдвард, будто совсем не удивился тому, что парень его слышит. Улыбка вышла искренней, — и у тебя хороший голос для солиста. — М-м-м, — довольно протянул парень, и это очень напомнило Морре хриплое низкое мурлыканье, — а знаете… Я все ждал, когда вы наконец мне приснитесь. Я уже всех видел. Отца, маму, сестру… Ребекку. Она меня сразу же отругала. Думаю, я это заслужил. Его голос был слабым и тихим, язык заплетался. Брайан говорил медленно, словно и он сам был во сне. — Ребекка мне нравится. Она очень умная и крутая. — Блед­ные гу­бы Фин­ча рас­тя­нулись в ши­рокой улыб­ке, а Эд­вард ощу­тил лег­кий хо­лодок. Укол рев­ности? — Слишком крутая для меня. А вот Бойл меня недолюбливает, хоть ему и приходится мириться с тем, что под NZT я чертов Шерлок Холмс. Но он все равно приходил. В смысле, Бойл, а не Холмс. Привел с собой Майка и Айка. Люблю этих ребят. О, а еще я видел Нес. Она обещала, что у меня будет свой значок и пушка! Круто, правда? Эдвард хмыкнул, придвигаясь поближе. Он облокотился о край кровати, рассматривая профиль Финча, что красиво вырисовывался на фоне залитой золотистым светом стены. — Сандс. Даже он мне приснился. Как всегда, такой весь… Важный и грозный, — Брайан нахмурился и скривил губы, кривляясь, — говорил, что размажет меня по стенке за ту песню в клубе. А я… Просто дурачился. — Дурачился? — Да, — легко ответил Брайан, перекатываясь головой по подушке и заглядывая сенатору в глаза, — я не хотел вас обидеть. Просто мне снесло крышу от всего, чем я закинулся. Вот сгоряча и наговорил… Напел. Всякого. Хотелось устроить маленький бунт. Ну… Знаете, мне ведь некуда бежать. С одной стороны вы со своими угрозами и сывороткой, с другой — ФБР и NZT. А между вами — моя семья и все, кого я люблю. Я хотел свою жизнь обратно. Хотя бы на выходные. Возможность решать самому, а не по чьей-то указке, и не думать о том, что будет завтра. — Я понимаю, — вырвалось у Эдварда, — я отнял это у тебя. — А я отдал. И теперь мне кажется, что я сделал бы это снова, даже если бы знал, к чему это приведёт. Они помолчали, сидя в тишине, каждый в своих мыслях. И эта тишина, разделенная на двоих, не была напряжённым отсутствием звуков, а чем-то бОльшим и куда более важным. — Зря я принял три таблетки, — вдруг сказал Брайан, и в его голосе сквозило сожаление, — Да и все остальное… Тоже. Ощущения, как будто тебя сбросили с обрыва, а потом окунули в цистерну спирта. Ты становишься неуязвимым. Можешь все на свете и ничего не боишься. Но вы, наверное, это и так знаете. Вместо ответа сенатор чуть прищурился и медленно кивнул, ласково и одновременно грустно глядя на Финча. Придвинулся к нему совсем близко, упираясь в край кровати обеими руками. Сидеть так было одновременно и болезненно, и мучительно-приятно. — А вблизи вы не такой страшный, — Брайан сонно, тепло улыбнулся, и в его прищуренных глазах янтарными отблесками отразился свет лампы, — даже красивый. — Но я — всего лишь твой сон, помнишь? — Морра подпер щеку рукой. Он не мог не улыбаться Брайану в ответ, — во сне все красивые. — Вы — нет. Вы всегда такой. Взгляд парня вдруг стал серьезным и немного отстраненным. Эдвард напрягся, но никак не показал этого, когда Финч продолжил: — Вы всегда смотрите так… Внимательно. Глубоко. Как будто вам не все равно. Как будто вам есть дело до меня. — Это так, Брайан, — негромко, но твердо ответил он, — мне действительно не все равно. — Когда вы так посмотрели на меня… тогда, на крыше… Когда я сказал, что не буду предавать Ребекку… Вы сказали, что я могу стать вашим партнёром. Что вы имели в виду? Эдвард чуть пожал плечами, вскинув брови: — Спроси меня об этом, когда проснёшься. — Что? Пф, не-а, — фыркнул Финч, откидываясь на подушки и глядя в потолок, — я буду полным придурком, если задам такой вопрос будущему президенту США. — Ты будешь полным придурком, если не задашь его. — Это будет самой безумной, самой тупой, самой бредовой и безответственной вещью, которую я когда-либо делал. — Еще более безответственной, чем срывать передо мной футболку на глазах у толпы ошалелых фанатов? Брайан тихо рассмеялся, и его смех наполнил собой безжизненный полумрак палаты. — Ещё более безответственной, чем-то, что ты хочешь сделать? — на этих словах Финч перестал смеяться. Посмотрел на сенатора робко и испуганно, будто спалился на чем-то неприличном. Эдди понял, что попал в цель. Негромко хохотнул, торжествуя и наслаждаясь произведённым эффектом. Оба были не под NZT, и к удивлению сенатора, вести диалоги в таком состоянии было куда интереснее. — Мы в твоем сне, Брайан. Здесь возможно все. Я могу закрыть глаза, если хочешь. — Да. Пожалуйста. Мир вокруг растворился и перестал существовать. Вселенная сжалась до пределов маленькой комнаты, освещенной только теплым светом настольной лампы, наполненной уютной тишиной и едва слышным гудением аппаратуры. Не было ни интриг, ни заговоров, ни чувства раздвоенности и разбитости на части. Только здесь можно было говорить свободно и не бояться быть услышанным. Только здесь, под хрупкой скорлупой чужого сна, Эдвард Морра нашел то, что давно прятал от окружающих и самого себя. Чувства Эдварда сказали ему, что Брайан подобрался к нему очень близко. Опасно близко. Какая-то часть сенатора все ещё сопротивлялась, скреблась острыми когтями на задворках сознания, побуждала бежать отсюда и никогда не возвращаться, но она утихла от осторожного тепла чужой руки. Он открыл глаза. Брайан медленно, несмело касался его лица кончиками пальцев, будто изучая. Гладил по щеке, проводил по скулам, очерчивал линию губ. Эдвард замер, забыв сделать вдох, и ощутил, как ледяная хватка чего-то неотвратимого и страшного отпускает его горло, и талая вода, нагревшись, стекает по шее и груди, затекает в глубокие пустоты в душе и заполняет их своим призрачным золотистым светом. Эдвард Морра не отстранился, когда Брайан, привстав на локте, потянулся к нему. Касание его губ отозвалось в теле большой волной тихого восторга, какой бывает, когда в жаркий день с головой ныряешь в прохладную голубую воду. Он почувствовал руки Финча, обнимающие его шею, и крепко прижал парня к себе, отвечая на поцелуй. Легкая горечь и влажное тепло его рта пьянили. Брайан был таким открытым, искренним и незащищенным перед ним, что это казалось преступлением. Если подумать, он был таким всегда. Но это не делало его слабым. Способность верить и доверять, рисковать собой ради помощи незнакомым людям, не прося ничего взамен, восхищали. А то, куда его втянул Морра… И этот украденный у сна поцелуй… Сенатор не успел подумать, куда приведет их эта дорога, как Брайан с тихим стоном оторвался от его губ. Он очень устал. В груди Эдварда сладко заныло от отзвука этого стона. Он подумал, что хотел бы заставить Брайана стонать ещё чаще и громче, вот так обнимая его за шею и прижимаясь всем телом. Но не сегодня. Не в этой вселенной. — Хорошо, что мне это только снится, — прошептал он, когда Эдвард уложил его обратно на кровать. Глаза парня слипались, тело совсем не слушалось, а голос слабел, — иначе… — Спи, — Мягко прервал его Эдвард, — завтра тебе придется быть героем. А теперь — спи. Брайан ответил едва заметной улыбкой, спрятавшейся в уголках губ, и моментально уснул. Больше в ту ночь ему ничего не снилось. Сенатор Эдвард Морра еще долго сидел подле него, пытаясь размышлять обо всем сразу, но все больше путаясь и увязая в своих мыслях. Ближе к рассвету он встал со своего места, пригладил волосы, растрепанные рукой Брайана, одернул смявшуюся рубашку и тихо вышел из палаты. Возле входа в клинику его ждала машина с водителем. Бедняга отключился с надвинутой на глаза кепкой, не дождавшись своего босса, а от хлопка двери встрепенулся и почти испуганно уставился на сенатора в зеркало заднего вида. — Куда едем, господин сенатор? Морра помедлил немного, с тоской в сердце глядя на единственное освещенное лампой окно на верхнем этаже. Золотистое тепло и призрачные ощущения рук на лице таяли, исчезали вместе с темнотой ночи, выветривались с кожи нестойким и едва слышным запахом. Случится ли это снова? Было ли место для Брайана Финча в сложном, темном и запутанном мире Эдварда Морры? И было ли у него право приглашать парня в этот ад, в это непрекращающееся сражение с прогнившим миром, который не хотел, чтобы его спасали? Он должен поступить правильно. Ради Брайана. Ради себя самого. — В мою резиденцию. Мне нужно сменить рубашку. — Да, сэр. Машина завелась и, по-утреннему бодро рыкнув, поплыла вдоль сонных улиц, оставляя позади все события этой ночи, все сожаления и ответы на незаданные вопросы. У сенатора Эдварда Морры было еще много, очень много работы.