Полёт ежа

— Так ты говоришь, что летал к Звёздам? — спрашивает Снусмумрик, поправляя на макушке шляпу. Напротив него, по ту сторону почти догоревшего костра сидит Ёж в очках и серебристых башмаках; он сосредоточенно поворачивает ореховые прутья, чтобы нанизанные на них дикие яблоки и груши пропеклись равномерно. Вместе с горстью свежего фундука они составят сегодня вечером их ужин. — Ага, — кивает Ёж. — Построил ракету и полетел… в самую гущу Звёзд! Он отвлёкся на минуту от пекущихся фруктов, чтобы показать Снусмумрику, как это было. Вот от держит свою лапку (ракету) совсем горизонтально. Чуть погодя она начинает движение и, набирая скорость, кренится к небосводу всё сильнее и сильнее. И вот, всего через несколько мгновений ракета… — Фржых! — озвучивает Ёж. … и мчится ввысь по экспоненте. (О том, что такое экспонента, Снусмумрик узнал как-то зимой в дупле старого филина по имени Фомас, но это уже совсем другая история.*) Ёж и Снусмумрик запрокидывают головы (второй — чуть придерживая шляпу), чтобы проводить взглядом невидимую ракету, отважно пронзающую воздух на пути к дрожащей в жаре над костром россыпи Звёзд. Какое-то время они вместе молчат, после чего Снусмумрик продолжает глядеть в глубину неба, а его новый колючий знакомый возвращается к готовке. Вокруг них кружат седые мотыльки и мелкая мошкара, на молодых сосновых лапах цикады поют свои бесконечные куплеты. Над головами бесшумно проносятся летучие мыши, во время полёта заслоняя своими крыльями Звёзды. — И как там? — спрашивает Снусмумрик, принимая от Ежа свой прутик с горячими и, судя по запаху, невероятно сладкими фруктами, наконец снятыми с огня. Они уселись с готовым ужином поудобнее, предварительно подкинув в костёр побольше хвороста. Когда сухие сосновые ветви занялись смолистым пламенем и в воздух поднялась волна хвойного дыма, то Ёж задумчиво откликнулся: — Ты когда-нибудь видел снегопад ночью? Снусмумрик молча кивает, решая не удивляться такому вопросу от ежа, летавшего к Звёздам, хоть и все остальные его знакомые ежи в зимнюю пору, насколько ему известно, крепко спят. — Так вот, когда долетаешь до Неба, то там похоже… на снегопад. Только вместо снежинок Звёзды. Они летят, кружатся и танцуют — над ногами и под головой, со всех возможных и невозможных сторон. Они собираются в серебристые вихри и завиваются в спирали, точно гигантские морские ракушки, а звёздная пыль охватывает их удивительным туманом — розовым, как утренний туман над лесной речкой, и зелёным, как дымка весенней листвы на проснувшихся берёзах… Ёж дует на грушу и откусывает от неё немного. Его влажные глаза мерцают в отсветах пламени. — И Звёзд там как снежинок в снегопад. Несчётное множество! Куда ни взгляни, какой маленький кружок ни проведи — приглядишься, и увидишь там звёздочку. Снусмумрик снова кивает. Это, должно быть, как выйти снежной ночью в поле и попытаться отыскать там, вдалеке, в глубине, конец снегопада. Не получится. — И вертишь головой изо всех сил: Звёзды ярче месяца в полнолунье, они будто миллионы крошечных самоцветов на дне чёрного омута — их хочется потрогать, набрать целую горсть и пересыпать из лапы в лапу… но, как и с самоцветами, с берега не дотянешься, а плавать не умеешь. Ёж запускает ладошку в мешочек с фундуком и медленно её вытаскивает, пропуская орешки сквозь пальцы — вот так бы он хотел делать со Звёздами. — Там так красиво! Какое-то время они кушают молча. Сладкий сок, остыв, сверкает янтарной карамелью на почерневшей яблочной кожице; свежие орешки мягко хрустят на зубах; в золотистых грушах есть привкус соснового дыма. Тут Ёж как-то немного грустно вздыхает: — Но знаешь… Там очень тихо. Звёзды что-то шепчут, но их, как рыб в чёрном омуте, совсем не слышно. А от холода мёрзнут иголки и всё вокруг покрывается инеем. Вот, — он указывает на свои серебристые башмаки, — они всё никак не оттают. Можешь потрогать. Снусмумрик дотронулся пальцами до серебристой поверхности ежиных башмаков. И впрямь ледяные. — Но в них почему-то никогда не бывает холодно, а в жару совсем не жарко. Снусмумрик с большим интересом проводит ногтём по ботинку — под ногтём на мгновение остаётся чуть-чуть соскобленного инея, который на глазах обращается в воду. Он впечатлённо хмыкает. — И самое главное, — продолжает Ёж после небольшой паузы, — там, среди Звёзд, смертельно одиноко. Совершенно невыносимо. Вот поэтому я и решил вернуться. — А где же теперь твоя ракета? — О, ракеты больше нет, — ответил он и немного смущённо начал пояснять: — Я не учёл погрешность в расчётах траектории приземления, а в атмосфере забарахлили тормозные двигатели… В общем, ракета упала в какое-то очень большое и глубокое озеро. Плавать я не умею, но в лётном скафандре смог добраться по дну до берега. Башмаки, вот, остались. Ёж улыбнулся и бросил опустевший ореховый прутик в догорающий костёр. В алых углях он почти мгновенно вспыхивает. Снусмумрик следует его примеру, после чего, сняв шляпу и достав из кармана губную гармошку, ложится на спину на расстеленный плащ. — Удивительная история, — говорит он, глядя на звёздное небо, и берёт несколько тихих, пробных нот. — Пожалуй, я даже сочиню песню. — И как же она будет называться? — интересуется недавний рассказчик, обрадовавшись, что его товарищ умеет музицировать. Он свернулся клубком чуть поодаль и уже приготовился слушать. — Хм… Дай-ка подумать. Как насчёт: «Полёт Ежа»?