***
Сквозь сон доносились раздражающие звуки. Габриель не сразу придал им значение, но постепенно они становились все громче и настойчивее, врывались в его разум. Пока в конце концов не пробили стену, вынося все наваждение звуками тромбона. Это был веселый гомон ребенка. Габриель приоткрыл один глаз. Через небольшую щелочку между бумагой на его голове и столом он видел лишь темноту комнаты. Мужчина снова прикрыл глаз, поверив внутреннему голосу, который уверял его, что звуки были лишь слуховой галлюцинацией, как они повторились, больно резанув по ушам. Габриель подскочил, испуганно вглядываясь в темноту. Бесполезно. Было видно чуть больше чем ничего, даже на ощупь спросонья он мог нащупать лишь край стола, попутно свалив еще часть бумаг за его пределы. За этим последовал новый радостный вопль ребенка, а затем тишина. Габриель перегнулся через стол и посмотрел вниз, ровно в то место, куда должны были упасть бумаги. Встретившись взглядом с маленьким кучерявым бестием, он отшатнулся, а малыш рассмеялся и продолжил заниматься своими детскими делами. Габриель осторожно разглядывал малыша из дальнего угла комнаты. Глаза уже привыкли к темноте, а сон как рукой сняло. Он не шевелился, наблюдая за хищником, который макал лапу в воду, чтобы напиться. Вернее, ребенок окунал кисть в краску и затем оставлял свои отпечатки на каждом листе на полу, не забывая весело гоготать. Габриель же оставался в оцепенении. Многие из этих листов были его рисунками, и хоть раньше они и были беспорядочно разбросаны по полу и не представляли для него ровным счетом никакой ценности, то сейчас это были его детища, которым он посвятил весь день (а может быть и не один). Он не осознавал, какое сейчас время суток, но что эти рисунки для него последняя надежда, знал точно. Выйдя из ступора, Габриель осторожно прокрался к двери и приоткрыл ее, пытаясь найти молящим о спасении взглядом Натали. Не увидев ее, он полностью открыл дверь и заорал: — Натали! — как вдруг его ноги что-то коснулось. По спине прошлись мурашки, тело онемело, и лишь взгляд пополз вниз, обнаружив малыша, крепко вцепившегося в штанину отца. Сглотнув и собрав всю смелость в кулаке (а заняла она при этом не более четверти всего объема), Габриель нагнулся и поднял ребенка с пола, а затем брезгливо отодвинул его от себя, вытянув руки. — Ну и что ты здесь забыл, Адриан? — серьезно спросил Габриель, на что ребенок серьезно-недоуменно наклонил голову на бок и засунул измазанный в краске палец в нос, а затем весело засмеялся, пуская разноцветные пузыри. Габриель наворачивал круги по комнате и держал перед собой все так же на вытянутых руках маленького Адриана, пытаясь найти выход. К сожалению, он так и не обнаружил ни одного места, куда смог бы пристроить ребенка, поэтому продолжал ходить, всем своим видом давая понять, что ему срочно нужна помощь. Малыш же не терял времени зря и пытался дотянуться до отца и измазать его лицо краской, так как сам уже был измазан весь, а Габриель был чистым холстом прямо у него под носом. Взгляд мужчины скользил от пускающего пузыри и весело гогочущего Адриана к стенам и полу комнаты, затем обратно, как вдруг зацепился за измазанные краской рисунки на полу. Мужчина остановился и застыл, руки сами согнулись, и ребенку наконец стала доступна недосягаемая доселе территория. Правда, это были лишь штаны отца, но Адриан, не унывая, приступил творить искусство, надеясь в будущем подняться выше. Габриель же продолжил стоять, не обращая ни на что внимания, и завис на испорченных эскизах на полу. В голове жужжал рой из мыслей, и громче всех была одна: «Как же я не додумался до этого раньше?» Пятна. Эти пятна на его работах казались ему тем моментом, той упущенной деталью, что так нужна была ему и которой так не доставало. Они запустили, казалось, давно запылившийся механизм, заставляя его отрабатывать за все годы простоя с двойной силой. Мужчина уже видел перед собой легкую и робкую натуру, именуемую музой. В голове проносились все новые и новые образы, мысли роились, накладываясь друг на друга и взрываясь разноцветными фейерверками. Габриель наконец пришел в себя и двинулся к столу, схватил карандаш, первый попавшийся лист бумаги, перевернул его и с нажимом приступил к работе. Карандаш ударился о лист, но лишь слегка поцарапал бумагу, так как грифель так и остался сломанным с прошлого раза. Тогда Габриель взял точилку, увидел у своих ног притихшего и заинтересованно глядящего на отца Адриана, подхватил его одной рукой и усадил к себе на колено, по-отечески нежно прижимая к себе. Другой рукой при этом умудрился наточить карандаш и приступил к работе, подгоняемый заинтересованными угу-ками сына. «Черт. Черт-черт-черт», — ругалась про себя Натали, в испуге бегая по комнатам в поисках малыша. — И надо было только прикорнуть на пару минут, — произнесла она вслух, как вдруг остановилась как вкопанная у двери в комнату мсье Агреста. Мысленно она уже припомнила всевозможные мольбы, но понимала, что раз Адриана нигде нет, то он может быть только там. Успев уже попрощаться с жизнью, Натали осторожно приоткрыла дверь. Звуков борьбы слышно не было, и это уже давало небольшие надежды. Заглянув сквозь щелку, Натали увидела такую же темную комнату как раньше, однако на рабочем столе горела лампа, небольшим пятном освещая стопку рисунков в руках старшего Агреста. Натали не удержалась и облегченно выдохнула. Мужчина перебирал рисунки и что-то говорил вслух, будто бы ждал чьей-то реакции. Натали уже было укрепилась в подозрениях, что ее босс за неделю без жены сошел с ума, как разглядела в темноте еще одну фигуру и прислушалась. — А как тебе это? — задал вопрос Габриель, взяв в руки новый эскиз. Ребенок на его колене радостно угукнул, затем стал болтать ножками и ткнул пальцем в рисунок. — Да, я тоже думаю, что шляпа сюда не подходит, но она нарисовалась сама собой, — оправдывался мужчина, хватая новый эскиз. — А этот, мне кажется, очень бы подошел твоей маме. Когда-нибудь я обязательно закажу ее портрет в этом платье, — мечтательно произнес Габриель, чуть поглаживая большим пальцем лист бумаги. Адриан радостно завторил отцу и зевнул, чуть не проглотив свой маленький кулачок. Габриель же продолжил показывать ребенку свои эскизы, ожидая от него дельных замечаний. И, казалось, он даже находил их, потому что на каждый рисунок они вместе определяли что-то, что можно было бы улучшить. Натали подумала, что все еще спит, и ущипнула себя за ногу. Она перестаралась, потому что сразу же почувствовала, как кровь в том месте моментом разлилась, отдавая болью. Сомнений быть не могло — это не сон. Неизвестно, сколько она еще так простояла, упершись лбом о косяк двери и бесшумно наблюдая, но очнулась она только тогда, когда чуть было не заснула в этом положении, глядя на то, как Габриель медленно угасает. Его глаза уже практически были закрыты, слова путались и становились совсем неразборчивыми, но рука все так же крепко и уверенно придерживала уморившегося у него на колене Адриана. Дверь с легким скрипом закрылась, и Натали, прихрамывая, (нога сильно затекла за все то время без движения) направилась по своим делам.***
Габриель расположился чуть поодаль от подиума и сидячих мест. Возле стены, откуда ему прекрасно было видно всех, кто придет, и их реакцию на показ. Он тяжело дышал, но чувствовал себя облегченно. Он успел. Стена была холодная и здорово охлаждала, как раз то, что нужно. Тень удачно закрывала его - все, как он рассчитывал и представлял себе. Все, да не все. — Я смотрю, ты себе не изменяешь, — произнес появившийся из ниоткуда мужчина средних лет. По правде говоря, он совсем не похож на того, кто может появиться незаметно. Сальные длинные волосы, оформившийся живот, растягивающий изображение на шерстяном свитере. Да и походка у мужчины не предполагала быструю и бесшумную ходьбу, скорее - походку вразвалочку (или даже ковыляние). Будто бы человек уже репетирует старость, скрипя половицами. Так что только для Габриеля появление этого человека в непосредственной близости стало неожиданным. — И тебе привет, Антуан, — вздохнул Габриель. Постоять в одиночестве больше не выйдет. — Рад, что ты пришел. Был удивлен, что ты все же решил воспользоваться моим предложением, — произнес Перро, глядя снизу вверх на Габриеля и пытаясь поймать его взгляд своим. Агрест же старался сделать вид, что не замечает своего собеседника. — Как же я мог отказать. Ты ведь ясно дал понять, что это может быть моим последним шансом. — Странно. Я точно помню, что не говорил такого, — озадаченно произнес Антуан, потирая редкую бородку. — Я сказал, что тебе стоит принять это предложение и показать лучшее, на что ты способен! — радостно заключил Перро, вспомнив наконец свои слова. — Правда? — безучастно спросил Габриель. — Значит, я услышал несколько другое. Подготовка тем временем уже почти завершилась. Гости сновали по небольшому помещению, занимая свои места. Производились последние проверки оборудования, декораций, костюмов. Мужчины в тени стояли, соблюдая тишину. — Я думал, ты оденешься более презентабельно, — поделился Перро в тот момент, когда свет в помещении одномоментно погас и тут же зажегся на подиуме. Показ начался. — Я собирался второпях, — бросил Габриель, переведя наконец взгляд на своего собеседника. — Это в чем ты измазал свое лицо? — удивленно спросил Перро, потянувшись рукой к Габриелю. — Неужели графит? Ты что, уснул возле печки? — произнес мужчина и рассмеялся, но быстро перестал и зашелся кашлем, затем достал из пиджака ингалятор и брызнул пару раз в рот. А Габриель тем временем думал, что ответить. Рано утром он подорвался и обнаружил себя в новой горе бумаг. Быстренько перебрав их, он вспомнил вчерашний день, а вернее ночь. Натали все же проникла в комнату и освободила окна из плена пыльной черной ткани, так что теперь комната была освещена утренним светом и приобретала совершенно иной вид. Габриель быстро собрал нужные эскизы. Очистил пару из них от слюны (детской или его собственной, история умалчивает) и засунул все в потрепанный портфель. Накинув первое попавшееся из гардероба, он пулей вылетел из дома и поспешил к ближайшему ателье. Времени было совсем мало. Ему повезло, и нужные работы были выполнены в кратчайшие сроки. Так в руках мужчины оказалась пара нарядов, а карманы совсем опустели и перестали оттягивать пропахшие краской джинсы, так что забытый дома ремень уже не был такой катастрофой. Зато ею стали пятна краски, оставленные Адрианом по всем штанинам равномерно. Однако времени не было, и Габриель поспешил дальше. Помимо этого ему пришлось пробежать половину города (так, по крайней мере, казалось по ощущениям), добежать до места показа и договориться с моделями, записаться в программу и поприсутствовать на репетиции. И все это закончилось буквально за пятнадцать минут до того, как подошел его друг. — Я совсем забыл про это, — непринужденно ответил Габриель, когда Перро потерял всякую надежду на реакцию Агреста. Тем более он был удивлен и уже не помнил своего вопроса, так что эти слова ввели его только в большее замешательство. — Знай я, что ты принесешь, — произнес мужчина, акцентируя внимание на слове «что» как на чем-то ужасающем, — я бы ни в жизнь не пустил тебя на показ. Но я обещал твоей жене. — Ты проиграл мне это в карты, я точно помню, — поправил друга Габриель. — Да ты тогда был в таком состоянии, что даже если бы мой живот был достаточно большим, чтобы закрыть весь стол с картами, это было бы почти невыполнимой задачей, — произнес мужчина и, улыбаясь, посмотрел на свой растянувшийся от форм свитер, мысленно пообещав себе в следующем году начать тренироваться. — Так что это было невероятно сложно, - гордо закончил мужчина. — Постой, то есть, это Эмили уговорила тебя? — Габриель удивленно повел бровью, обернувшись. Кажется, до него начало доходить, но Перро быстро схватил его за плечи и повернул в сторону подиума, где как раз вот-вот должны были появиться его модели. И этот маневр возымел свое действие. Вышли две модели: мужчина высокого роста и худощавого телосложения, с бледным лицом и впалыми щеками, и женщина с хрупкой и под стать парню бледной внешностью. Их костюмы сразу вызвали удивление толпы и повлекли множество обсуждений. Они шли парой и оба были одеты в наряды, которые можно было сравнить разве что с искомканной бумагой. Несуразные, необычные и несимметричные. А дополняли все ровные пятна краски у каждого на фоне белой ткани: маленькая пятерня. Левая у него, и правая у нее. Перро потерял дар речи. Сказать сложно, было ли это из-за удивления от увиденного или шока, но челюсть его повисла и не хотела закрываться, обнажая нижний ряд зубов. Габриель внимательно следил за реакцией людей, и когда модели развернулись и пошли обратно, до его слуха донеслись первые комментарии. — А это довольно интересно, — произнес лощеный голос, принадлежащий худощавому парню в синем костюме, — и задумка с парностью любопытна. А количеством пятен можно показывать число детей в семье? — улыбаясь, спросил собравшихся он, и его настрой быстро переняли. — Еще бы. Ожидать меньшего от самого Клемента Шабо было бы преступлением. — А это его модели? — воскликнул удивленно мужчина с соседнего ряда и от напряжения даже привстал с места. — Точно тебе говорю. Его стиль не спутать ни с чем! — подтвердил тот же мужчина, а остальные понимающе закивали. — Это… — попытался сказать Перро, но понял, что слишком рано ему еще открывать рот, так как дар речи все еще не вернулся, и лишь беспомощно прикрыл рот, уставившись удивленными зенками на своего друга. Габриель же казался совершенно обычным. Обычным для него сутулым, с невыразительным лицом, но внутри творилась настоящая пляска. Мысленно он уже нафантазировал и наобещал себе столько всего, уверовал в свои силы и понял, на что он действительно способен. Это событие стало для него одним толчком в вечно спешащий и непредсказуемый мир большой моды, где он верил, что быстро найдет свое место. Так, впрочем, и вышло.