Снова задание. Снова с Дазаем. Непонятно почему, но в этот раз всё идёт не по плану. Возможно, дело в дезертирах, а возможно, в том, что Дазай с самого утра не в себе. Причём, он просто ведёт себя слишком серьёзно, настолько сосредоточенно, будто только и ждёт, как кто-нибудь вонзит кинжал в спину.
Осаму говорит, что это предчувствие, а Чуя думает, что Дазай кого-то подозревает, но молчит. Почему? Накахара не знает, даже спрашивать не станет. Ведь это Дазай, любой, кто попытается подвергнуть сомнению его действия, станет заложником собственного разума. Нет смысла в догадках. И Чуя в который раз доверяется своему напарнику, пусть и бывшему. И плевать, что в этот день Осаму ни разу не попытался пошутить, а первой фразой, вместо приветствия была: «Если я попрошу об одолжении, ты сделаешь?» — Чуя, разумеется, изогнул бровь, ища подвох, а после, усмехнувшись, произнёс: «Только если ты будешь при смерти». Но в данную минуту ситуация действительно была на отметке «всё очень плохо», поэтому вполне вероятно «при смерти» скоро настанет.
— У нас есть только один выход. — всё также совсем безрадостно говорит Осаму, смотря на Накахару. И рыжеволосый кивает. Разве мог быть другой исход на поле битвы, когда превосходство далеко не на стороне Двойного чёрного?
Чуя резко выдыхает, снимает перчатки медленно и осторожно, напоследок говоря Дазаю:
— Убью, если не успеешь.
Он снова погружается во тьму. Произносит контрольную фразу и понимает, как постепенно «управление» забирает
другой. Глаза начинают закатываться, но перед пропастью в бездну Накахара слышит:
— Успею, Чуя!
Этот голос. Несомненно принадлежащий Дазаю голос всё время напоследок говорит то, чего ждёт рыжеволосый. В такие моменты Чуя знает, что должен держаться. Держаться за жизнь, и в какой-то момент придётся бороться с тем другим, ради этого. Накахара уже знает, что его несколько минут в темноте стоят многого там, в том месте, где остались Дазай, его подчиненные, мафия и вообще люди. Сквозь пелену взволнованные голоса звучат приглушённо, но их слышно. Слышно, как кричит
нечто, являющееся частью Накахары. Слышно почти всё, если прислушаться. Чуя ждёт момента, когда туман рассеется. Он непременно ждёт Дазая, который по ту сторону отчего-то в этот раз зовёт его отчаяннее.
— Что не так. — тихо говорит Чуя, но не может пошевелиться. Кажется, именно сейчас настал момент, когда пора снова чуть ли не заталкивать Порчу обратно в себя.
Накахара чувствует, как слабеют руки, а ещё он чувствует волнение. Даже страх. Голос Осаму всё ближе и ближе. Значит, он почти коснулся Чуи. Значит, скоро всё закончится? С великим усилием воли Накахара старается двигаться, пойти навстречу голосу, но тщетно, Порча поглотила и поглощает слишком много энергии, а другой с той стороны только становится сильнее, уничтожая здесь Чую.
— Чуя! — ещё один громкий зов Осаму, Накахара чувствует, что между ними меньше метра, но почему Дазай не торопится?
По губе уже стекает струйка крови — знак, что рыжеволосому осталось катастрофически немного.
Здесь, он не может чувствовать боли.
Здесь у него не должна идти кровь.
Что-то совсем не так.
— Торопись… ты, идиот! — тяжёлое дыхание ещё один признак, и Накахара знать не хочет, что с ним будет дальше, если Дазай не успеет.
Но он всегда успевал.
Сильное и яркое свечение синим ослепило, и Чуя выдохнул, с усилием открыл глаза и уже был в сознании наполовину. Сразу почувствовалась ужасная боль в конечностях и в животе. Накахара вдохнул, практически был готов расслабленно упасть на землю, но внезапно он видит пред собой Осаму и видит свою руку со сферой. С чёрной сферой — чёрной дырой. Начинается паника. Настоящая паника, из-за этого быстро забрать «управление» не выходит, и
другой делает то, что планировал. Ужас застывает в глазах и Чуи, и Осаму. Порча отступила, но чудовищно поздно.
Лицо Дазая в тот миг Чуя не забудет. Он не забудет, как уже своей рукой, бросил прямо в живот Осаму черную дыру, не забудет, как сам вскричал и попытался броситься к Дазаю, но не смог. Упал прямо в метре от Осаму, который тяжело дышал, у которого из места, где должен быть бок, сильными потоками хлестала горячая кровь. Дазай содрогался, а Накахара ошарашено смотрел, не в силах сдвинуться с земли. Не слушались ни руки, ни ноги. Чуя мог только смотреть, кричать, звать на помощь, но никого в радиусе километров не было. В этом треклятом кратере находились только двое живых, и вскоре останется лишь один.
— Дазай! — теперь отчаянно пытался звать Чуя, но Осаму не реагировал.
В тот момент только лютая ненависть заставила Накахару привстать и подползти к дрожащему Дазаю.
Ненависть к себе.
Зрачки у второго почти закатывались, он еле-как держался, глотая через силу воздух и выступившие слёзы. Жгло неимоверно, даже чёртовы вопли боли не могли хотя бы на чуть-чуть прекратить страдания. Дрожащей рукой Дазай пытается дотронуться до раны, а после с ужасом понимает масштабы. Захлёстывает паника. Такая же, как у Чуи. В голове всплывают все разы, когда после миссий Накахара, ворча, перебинтовывал Осаму, но в этот раз, о чёрт возьми, бинты, конечно, не помогут!
***
— Повернись. — приказал Чуя, держа в руках антисептик и огромный шмат бинта.
— Ты же не хочешь вылить мне на открытую рану это? — усмехнулся Дазай.
— А что я должен, по-твоему, сделать? Зашить её тебе, что ли? — раздражённо выплюнул Накахара, затем взглянул на Осаму и снова выругался. — Ты издеваешься?! Я не смогу зашить её!
— Сможешь, я помогу, только вколи мне сначала обезболивающее.
Чуя делает укол, и спустя пару минут Дазай перестаёт хмуриться от боли, ещё через минуту он перестаёт чувствовать правую руку. Задаваться вопросом, откуда у Накахары в квартире так много различных медикаментов, не приходится. Они оба знают ответ. Ещё со времён подросткового возраста именно Чуя помогал с этим всем. И только Чуя снова и снова вытаскивал Осаму с того света, чтобы сначала как следует наорать, а потом, схватившись за шприцы, антисептики, пластыри и бинты, начать аккуратно всё обрабатывать. Было ли дело в том, что только Дазай мог, если что, аннулировать Порчу, или в чём-то другом, Накахара себе не ответит. Пф, он даже задаваться этим вопросом не станет. А просто в очередной раз, под советы Осаму возьмёт иглу и нить.
— А ведь это из-за тебя у меня ещё один шрам будет. — вдруг надулся Дазай, застывая с задумчивой моськой.
— Чего?! — вскричал Чуя. — Если бы я тебя не оттолкнул, пуля бы прошлась не вскользь, а насквозь! Да ещё и в башку твою дебильную! Да ты просто…
— Всё-всё! Не отвлекайся! Делай свою работу, раб. — тихо засмеялся шатен.
— Я сейчас просто возьму и пришью тебе твою поганую рожу к заднице! — рявкнул Накахара, но продолжил аккуратно, стежком за стежком, зашивать.
— Интересно, как ты это сделаешь? — снова наиграно задумался Дазай, не снимая фирменной улыбки.
— Как?! Ты спрашиваешь, как? Да жопой об косяк! — Осаму открыто засмеялся, а после резко скривился. — Ну что, больно, Ебазай? — ехидно спросил Чуя. — А вот меньше рот свой надо открывать!
— Зашивай уже, хирург, блин!
***
Что в этот раз пошло не так?
— Дазай! Дазай, не закрывай глаза!
Голос у рыжеволосого сорвался, горло ужасно саднило, и голова трещала так, будто сейчас взорвется. Но для него это не имело значения, потому что на руках лежит человек. Не просто какой-то, а тот, что множество раз приходил на помощь.
Всегда приходил.
Человек, который, так или иначе, был дорог! Знакомый с подросткового возраста, ни разу не оставивший в беде, раздражающий, но близкий! Сейчас он по вине самого же Накахары сплёвывает кровь и, похоже, впервые в жизни действительно боится умереть.
— У… — на вдохе пытается сказать Осаму, но чувствует подступившую к горлу кровь.
— Черт! Держись! Слышишь, Дазай, держишь! — порвав рубашку, Чуя завязывает ткань, делая жгут, но такой ране это не поможет. Его руки трясутся не слабее, чем у Осаму, а в глазах ошалелый страх. Думать рационально в такой ситуации невозможно. Хочется плакать. И Накахара не сдерживается. Что-то шепчет под нос, адресованное Дазаю, и не может унять панику.
— Чуя… — хрипит Осаму. Накахара не реагирует. Не в состоянии. В его ушах звенит, и осознанность приходит только тогда, когда холодная рука касается его плеча. — Чуя… — кровавый кашель раздирает всё изнутри, но Дазай продолжает. Так же отчаянно и с ужасом продолжает. — Уходи, — он с усилием вдыхает воздух, понимая, что его последние минуты настали.
— Что?! Я не брошу тебя!
«Нет! Нет! Только не сейчас! Только не тогда, когда…» — Чуя всхлипывает, понимая, что по его вине всё происходит.
— Из мафии, — выдыхает Дазай, а его рука постепенно перестаёт слушаться. — Ты должен…
— Не говори! — перебивает Чуя, замечая, что кровавые потоки от этого только усиливаются. — Прошу тебя!
— Обещать мне. — заканчивает Осаму. В его мыслях Одасаку. В его душе волнений больше, чем у Накахары в тот момент, потому что он давно должен был сказать эти слова рыжеволосому.
Чересчур давно.
Дазай смотрит выжидающее, так, как может только он, и Чуя захлёбывается слезами. Он не понимает. Совсем ничего не понимает. Одна пустота царит в его голове, а на сердце давит вина. Он не может видеть это. Не может остановить происходящее, это слишком больно.
— Чуя..?
— Да! Только перестань говорить! — Дазай кивает, облегчённо выдыхая. — Эй! Нет-нет! Не закрывай глаза! Дазай! Прошу! Не закрывай глаза! — Накахара хватается за совсем ослабшую руку. Кричит. Умоляет. Но Осаму уже не может держаться. Уже не может противиться.
А затем пустота. Холодная. Обжигающая своим льдом. Чуя ничего не чувствует. Совсем ничего, кроме этой пустоты. Он опускает веки Осаму и падает рядом. Беззвучно льются слёзы, Накахара смотрит в ночное небо, чувствуя чьё-то присутствие.
«Это душа Дазая?»
Нет. Это другой становится главным.
