***
Ряд палок, торчащих столбиками вертикально из земли, змейкой располагались друг за другом. Парень ловко перепрыгивал с одной деревяшки на другую. С одной на другую. С одной на другую. Вдруг перед ним выросла лоза прямо с небес. Он зацепился за нее и пополз вверх, цепляясь сначала руками по очереди, а потом подтягивая ноги. Вверх — до самых облаков. В какой-то момент на периметре показались очень странные рыбы с хищным клювом. Вероятно, они заметили висящего в воздухе человека, а потом принялись грызть лозу, которая вскоре с визгом резаного ветра полетела вниз, а парень остался раскачиваться, крепко держась за нетронутый кусок растения, и если сначала все происходило произвольно, то потом он начал делать это осознанно. Миг — и руки отпускают лозу, а он уже стоит ногами на облаке, но недолго, ибо начинает проваливаться, ничего не успевает сделать и летит вниз. До тех пор, пока его не подхватывает другое. Парень резко и ловко подымается, разбегается и прыгает. Ему не страшно — он так и несется — с облака на облако. Вот это маленькое, а следующее уже огромное. Перед ним океан белого и воздушного, манящего своей красотой. В грудной клетке поскрипывает и позвенькивает, шестеренки крутятся, задевая органы, и все нутро переполняет от восторга. Он несется, забывая про то, что можно провалиться. Несется и проваливается. И снова летит вниз. Видимо, это было молодое — только отфильтрованное, совсем еще беленькое. Можно было и догадаться — они по-разному ощущаются. Что теперь будет? Ведь внизу ничего, кроме земли. Он готовится разбиться. Но что-то резко хватает ногу парня и тело зависает в воздухе. Сначала он обращает внимание на конечность, потом на странный хобот с выступами, смотрит выше и понимает, что спасителем является морской конек (или скорее воздушный). А так же то, что необходимо карабкаться вверх. Он цепляется за этот хобот, подтягивает себя и оказывается на спине у чудесного существа, которое со скоростью начинает мчаться, задевает его головой, как будто добро улыбаясь и говоря — «Посмотри — мир прекрасен! А я готов мчать тебя на своей спине — ты главное смотри!» Они облетают почти каждый уголок небес — каждая мелочь кажется парню удивительной, от этого всего захватывает дух и позвенькивает в солнечном сплетении. Останавливаются внезапно около пасущихся китов — те жадно всасывают в себя тучи и сначала через дыхало выпускают воду, а дальше отфильтрованные облака. А конек под ним журчит, будто приговаривая — «Я знаю, ты не видел ничего прекраснее».***
Бэкхён приходит и даже не опаздывает. Несмотря на то, что хотелось и что заснуть он смог только к утру. Все же остальное время тревожили сны, и он постоянно просыпался. Его грудную клетку разрывает от волнения, он все еще помнит, как некомфортно было общаться с Пак Чанёлем. Тем не менее, чувства, что должно случиться что-нибудь плохое, не было. Он стучит в дверь странного дома, которая снова открывается с помощью какого-то волшебства. Бэкхен начинает догадываться, что все не просто так и тут может быть замешана магия. И удивляется собственным мыслям, потому что смешно. Магия хоть и есть в их стране, но в таких количествах, что, можно сказать, и нет. Встретить же ее невозможно. Все что есть — под контролем государства. В этот раз Чанёль ждет его недалеко от комнаты, которая вчера так привлекла внимание Бэка, только теперь она была не так заставлена хламом и можно было зайти внутрь, что они и сделали. Начальник поздоровался в этот раз без официоза и сказал, что у них много важной работы впереди. Что имел в виду Чанёль под «важной работой», было совершенно неясно. Потому что только добрых два часа они сидели и смотрели друг на друга, а каждый раз, когда Бэк подрывался узнать, что все-таки происходит, его просили не отвлекаться и просто расслабиться. Через время, с вскриком «Кажется уже можно», Чанёль подорвался с места и улетел в другую комнату, а назад вернулся уже с двумя огромными коробками в руках и почти упал, потому что мало что видно, а ковер все еще вздернут. Аккуратно поставив коробки на пол, он открыл первую. — Я знаю, что тебе не терпится узнать, чем мы все-таки будем заниматься — говорит он неожиданно, отвлекая Бэкхёна от разглядывания внутренностей коробки, затем смотрит на него большими глазами очень загадочно, что Бён запутывается окончательно. — Если честно, то я совсем не понимаю, что происходит. Вам это не кажется… — он закусывает губу, всматриваясь в Чанёля, как будто бы ища подходящее слово в его глазах, но не находит, — странным? — Что? Странным? — его новый начальник так удивляется, что Бэкхён невольно чувствует себя дураком. — Нет. Совсем нет. Сейчас я еще все объясню, — обещает Пак. И объясняет. Хотя происходящее все еще остается непонятным, он узнает, что Чанёль изобретатель, и весь хлам — плоды его бурной деятельности. Ему даже показывают, каким образом работают некоторые, со стороны бесполезные, безделушки, которые можно использовать разве что для развлечения. Пак рассказал, что изредка у него покупают всякие глупости и, в такие моменты, Бэкхён должен заниматься продажей. В основное же время — держать дом в порядке и помогать Паку тестировать изобретения. Последнее немного смутило Бэка, о чем он поспешил рассказать начальнику. Тот же ответил, что подобное довольно безобидно и не стоит ни о чем переживать. Проработав немного, Бэкхён сразу понял, что его новый начальник человек неспокойный. Чанёль, бывало, неделями торчал в своем кабинете, а потом выбегал радостный, но явно не выспавшийся, и они отправлялись проверять его новые игрушки. Так прошел месяц. Погода понемногу стала налаживаться.***
Чанёль ненавидел сидеть без дела. Еще больше он ненавидел только жару, когда с самого рассвета солнце не жалеет никого. Противная футболка становится мокрой от пота и неприятно липнет к телу, вся обувь вдруг превращается в жутко неудобную и капризную и на ногах появляются мозоли, сознание затуманивается, а раскаленная голова, кажется, не способна воспринимать информацию совсем. Что самое противное — ветер в такую погоду непременно куда-то пропадает. И ты плывешь ни рыба, ни мясо по горячему асфальту в надежде найти спасительный тенек, который, к слову, совершенно не спасает, а лишь раздразнивает. Дома тоже ужасно. Открытые окна не помогают, вентиляторы и разные приборы, почему-то, тоже. Уставал Чанёль в пекло очень быстро, продуктивности было никакой. Поэтому каждый такой период он пережидал в абсолютном ничегонеделанье на диване с надеждой, что это поскорее закончится. И всегда было очень скучно, но теперь у него есть Бэкхён. — Так жааарко, Бэкхён-а, сделай с этим чего-нибудь, — раздался протяжный вой-поскуливание откуда-то с гостиной, стоило только Бёну прийти на работу. — Боже, почему вы в одних трусах?! — Чанёль выглядел очень комично, поскольку развалился на маленьком кресле, обмахиваясь крошечной бумажкой. Комично, но будто бы при смерти. — Жарко же, — просопел Пак и начал размахивать листиком еще интенсивнее. — И почему опять на Вы? Я тебе старикашка какой-нибудь что ли, — все то же сопение, но уже обиженное. Бён хотел сказать, что да, старикашка. По крайней мере, ворчания столько же. И ему, между прочим, тоже было жарко, но он никому не ныл. — Ну и что я могу сделать? Это же вы у нас супер-гений-изобретатель, — Бэкхён и сам был уставшим уже с утра и ему тоже ничего не хотелось делать. И внезапно вспомнился холодный кофе, который любила делать его мама в особенно душные летние дни. — Ты! — Ты. — Не знаю. Сделай чего, пожалуйста, иначе я скоро кончусь. «Нужно было все-таки хорошо подумать, прежде чем устраиваться на эту работу» — мысленно вздохнул Бэкхён, еще раз посмотрев на валяющегося Пака. Думать он мог об этом сколько угодно, конечно, но Чанёль все же был приятен. Даже когда чудил что-нибудь странное. Сладко. Но сладость была обманчива и вскоре перебивалась приятной терпкой горечью. Так будто бы ты прыгаешь с облака на облако, легко и задорно, но, порой, они не выдерживают. Вот ты уже летишь вниз, ловишь ветер рукавами, он тебя спасительно обдувает и пеленает, нежно касается. Хочется раствориться в этом удовольствии. И все-таки сладко. С каждым глотком ощущение долгожданной прохлады становилось все отчётливее. Чанёль даже взбодрился, откопал где-то палатку-планетарий. Они смотрели на звезды. И было уже не жарко. «Я знаю, ты не пробовал ничего прекраснее, хотя у мамы получилось бы лучше».***
В один прекрасный день в голове Пак Чанёля зародилась гениальнейшая идея. Он вспомнил, что совсем недавно смастерил палкокрыл, но возможности его опробовать пока не представлялось. Сделав акцент на слове «пока», мужчина радостно вышел из своей комнаты и в предвкушении понесся в комнатку с волшебными вещами, которую Бэкхён почему-то называл «с хламом» или «бесполезной фигней», что возмущало до глубины души. И это Чанёль еще не показал ему свою кладовую и чердак! В комнате Бэкхёна не было, в холле тоже. «Наверное, он еще не пришел» — подумал изобретатель и принялся ждать. Первые пять минут были еще терпимы, дальше же, окрыленный идеей, он чувствовал, что она его сожрет, если сейчас же не приступить к действиям. И поэтому в следующий момент парень подорвался с места и стал носится по всему дому в поисках. Бэкхён, хоть уже и привыкший к периодичным заскокам своего босса (хотя язык не поворачивался так его называть), был совершенно не готов к тому, что, только переступив порог дома в субботнее утро, на него свалится целая гора непонятных вещей. Чанёль, конечно, что-то говорил, что-то объяснял, но, по ощущениям, на марсианском. Потому что было совсем не понятно. Особенно Бэкхёну в восемь часов утра. — Сегодня мы идем тестировать новое изобретение! –посчастливилось ему услышать еще только с порога тридцать три раза. И что дальше? Дальше же ничего не ясно. — Мне обязательно идти? — парню не нравилась эта идея, о которой так неустанно твердил Чанёль. Он бы лучше придремнул часок другой на диване, как обычно, потом заварил себе чай и пошел чихать над пыльными детьми этого ненормального, пытаясь сделать этот дом хоть немного чище. — Нет! — Пак был упрям еще больше, чем обычно, — Коль умирать так вместе, — заключил он с неподдельной радостью на лице, улыбаясь, как безумец. Совершенно безобразно, добавил бы Бэкхён. Передернув начальника, он попросил объяснить все же на человеческом, что происходит. Но Чанёль не был бы Чанелём, если бы не отмазался, мол, все потом, я и так много сказал, пошли, поймешь, при этом постоянно крутясь, чего-то делая и жутко раздражая Бэка. — Так! Все собрал, — гордо вскрикнул Пак и под локоть потащил Бэкхёна в сторону выхода. — Тебе нужно надеть это, — сказал Чанёль, когда они спустились на поляну за домом. Он протянул такую же маску бывалого слесаря, которую сам носит обычно, единственное что — не настолько громоздкую. Пока Бэкхён стоял и разбирался, как засунуть голову в эту штуку, изобретатель же все сделал, при этом нацепив еще и каску ярко-желтого цвета. — Боже, какой же ты медленный — вздохнул Чанёль и принялся помогать с экипировкой Бэкхёну. — Вот и все, — поспешил обрадовать Чанёль, нечаянно задев щеку Бёна. Возился он действительно недолго, но сейчас вдруг остолбенел, удивленно пялясь. И это было очень непривычно, особенно после той суеты еще пять минут назад. Бэкхён принялся смотреть на Чанёля в ответ, ожидая следующих действий — У тебя такая приятная кожа на щеках! Никогда бы не подумал! — сказать, что Бэкхён удивился — не сказать ничего, а еще через пару секунд вернулся прежний Чанёль и начал совершенно бесстыдно трогать его лицо. И если есть в мире яма неловкости, то Бен Бэкхён чувствовал себя в ней. — Прекрати меня трогать, пожалуйста! — Бён был совершенно недоволен. Несколько секунд осознания и изобретатель понимает, что увлекся. Он отдергивает руку и неловко извиняется. Бэкхён думает о том, что, возможно, рано приравнял Пака к братьям марсианам и осталось в нем еще немного от человеческого. А потом слышит новое воодушевлённое — Продолжим исследование! — и вздыхает. — Ну и что это такое? — Бэкхён уже догадывался и, если честно, ответ знать не хотел, потому что эта штука пугала. Перед ним стояла громоздкая конструкция в два метра. Железные палки желтого цвета повторяли очертания куба, а завершением всего стали огромные крылья, раскинувшиеся над ними. Чанёль аккуратно ступил на деревянные доски — основание конструкции, и пробормотал себе под нос «палкокрыл». Он внимательно осмотрел поручень и рычаг, по всей видимости, для включения. Оставшись довольным, подозвал Бэкхёна, которому по-прежнему эта идея казалась крайне сомнительной, но тот пошел. — Ты уверен, что мы не умрем? — На 99 процентов, — сказал Чанёль, дернул за рычаг и махина оторвалась от земли. Что-то заставляло Бэкхёна сомневаться в уверенности Пака, но они уже поднимались в воздух. Бену стало жутко, и он вцепился в поручень, зажмурившись. В его голове проносились десятки картин развития этой ситуации и каждая, сильнее предыдущей, заставляла вздрагивать. А что если они упадут? Они уже поднялись достаточно высоко, чтобы разбиться? Что-то подсказывало, что да. Бэкхён бы не рискнул взглянуть. Или рискнул? А что если они зависли в воздухе недалеко от земли? И с каждой такой мыслью интерес разгорался. В какой-то момент Бэкхён не выдержал и любопытство победило. Он нерешительно приоткрыл один глаз, а потом в изумлении и второй. Они парили над лесом. Не очень высоко, но, не касаясь макушек деревьев. Картина, что открылась перед Бэкхёном, поражала. Океан из зелени всех оттенков простирался, начиная от далекого севера и заканчивая немного к югу, дальше бежала маленькая речушка, которая перерастала в широкую и могучую реку. Они летели, кажется, к ней. Совсем вдали виднелись небольшие каменные нагорья, поросшие соснами. Бэкхён совсем забыл про страх, удивленный красотой этих мест. По мере приближения к одному из холмов, их «палкокрыл» опускался все ниже и ниже и наконец-то встал своим основанием на землю. — Я хотел показать тебе это место, — начал Чанель будто нагруженный какими-то мыслями, усаживаясь на траву. Бэкхён последовал за ним, но, кажется, немного поторопился. -Тут очень красивые закаты, — сказал Пак немного с сожалением. В фантазии закаты тоже были красивые, бесспорно. Настолько, что хотелось прилететь сюда еще и вечером. О чем Бэкхен и поторопился сообщить. Больше они не говорили. Спокойный летний бриз немного играл с волосами Чанёля, и они, по-смешному, разлетались в разные стороны, сам же мужчина смотрел на то, как солнце растекается по воде золотом. «По волосам тоже золотом» — подумал Бэкхён — «И по коже». Для него было непривычно смотреть с такой открытостью на человека, да он никогда этого и не делал, если честно, но на Пака почему-то хотелось. Это был момент спокойствия. Когда пальцы зарываются во влажную от росы траву, мягко журчит вода почти что под ногами, редкая рыбка сообщает о своем присутствии звонким всплеском, а солнце только проснувшееся любит весь мир. Когда не хочется предаваться мыслям о том, что будет или что было, да и не думается как-то, а сидеть вот так вот и слушать, и ощущать трепет между яремной впадиной и солнечным сплетением. «Я знаю, ты не видел ничего прекраснее» — Бэкхён… — Да? — Расскажи мне о своем прошлом, — Чанёль заговорил внезапно и на тему, о которой не очень хотелось думать. Но, вдруг, правда захотелось рассказать. Вообще-то все было неплохо — целая куча друзей, активная жизнь в школе, прекрасные вроде бы родители. Неплохо вплоть до переезда в другой город. Хотя и там одно время было хорошо, а потом начались финансовые трудности. Многое вещи вдруг открывались для Бэкхёна с других сторон, чаще всего неприятных. И он потихоньку начал замыкаться в себе. А дальше было неинтересно — новые работы, увольнения, попытки прожить на гроши. А Чанёль рассказывал в непривычной для него манере — серьезно, но все казалось таким естественным, как будто так и было всегда. И о матери, которая растила его, но отчего-то не знала и не понимала. Не хотела, скорее всего. Об отце, который был еще более равнодушным. Мать хотя бы любила, а он был вечно в своих делах, вечно занят. Об одноклассниках, которым очень нравилось донимать парня из-за его увлечения, но, слава богу, не часто. А все вокруг твердили «Подростки жестокие». Да, жестокие. Но не только подростки. Они все смотрели на него, как на дивную зверюшку, как на странного подростка, как на пришельца с Марса. Чанёль видел этот взгляд и у Бэкхёна сначала. Обижался очень, а потом все прошло, и они теперь, кажется, хорошие друзья. И Бэку стало стыдно за себя. Ведь он до сих пор называл мужчину «ненормальным» в своих мыслях, хоть это давно уже было несерьезно. Чанёль ему нравился. Не было момента, когда парню бы захотелось говорить о своих чувствах. По крайней мере, до знакомства с Паком точно. А потом все вдруг перевернулось? И ощущалось это так же странно, какой и была ситуация в целом. По мнению Бэкхёна. В Чанёле этого не наблюдалось вообще. Он порой вел себя очень чудаковато, и многие думали, что он такой на самом деле. Бён был твердо уверен — это не было правдой. А если и было, то не полностью. Он так чувствовал. Потому что общался с этим человеком уже больше полугода, потому что именно его Бэкхён желал подпустить к себе ближе, чем кого-либо, однако совершенно не мог понять. Никогда не было ясно, что творится в голове изобретателя, о чем он думает. Как и сейчас. Несмотря на то, что к обеду солнце нещадно начало жалить, день выдался прекрасным. Все как будто было на своих местах — легкие разговоры о жизни, невесомое трепетание и спокойствие. Приятное блаженное спокойствие.***
Прошло около года работы на Чанёля. Он уже давно не казался Бёну чудиком или пришельцем. Просто немного своеобразным, но в этом было свое очарование. Странными казались люди, которые в отвращении отворачивали головы или обсуждали за глаза. От таких, мягко говоря, подташнивало. А Чанёля хотелось защищать и не давать обиду. На удивление, он был очень ранимый. Рабочий день почти подошел к концу и Бэкхён собирался домой. Он стоял в прихожей недалеко от гостиной и складывал вещи в сумку. — Бэкхён-и, — отвлек его Пак, но как-то нерешительно, переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках коричневый мешочек. На него было непохоже. — Что такое? Опять проверяем твое изобретение? — Ну можно сказать и так — промычал себе под нос Чанёль, и с каждой секундой ситуация настораживала все больше. Было отчетливое ощущение, будто сейчас произойдет что-то очень значительное. И Бэкхён тоже заметно напрягся, — В общем, это порошок, — по всей видимости, мужчине слова давались с трудом, — для чтения мыслей. И я хотел, чтобы мы его проверили. Ну ты его вдохнешь, а я буду чего-нибудь себе думать и посмотрим, что получится. Внезапно Чанёль стал похож на тарахтелку. Что он говорил, было не всегда ясно, Бэкхён за ним еле успевал. И чего спрашивается так нервничать? Еще пять минут изобретатель что-то взволнованно объяснял, при этом размахивая руками, а потом внезапно замолк, развязал мешочек, высыпал порошок на ладонь, и ее же сунул Бэкхену под нос. — И что мне с этим делать? Прям так нюхать? — сплошные неожиданности за вечер, и Бёну становилось от этого не по себе. — Ну, я же только рассказал что и как, — недовольно проворчал Пак. Складывалось впечатление, будто бы ему поскорее хотелось закончить. Он был слегка тороплив. — Да, пожалуйста, просто вдохни. И Бэкхён вдохнул, но, с непривычки, начал чихать. Он не осознавал до конца, но если этот порошок действительно работает, то он сейчас узнает, о чем думает Пак. Хотя ни через минуту, ни через две, ни через пять ничего не произошло. Бен стал сомневаться, что вообще получится. — Ты уверен, что эта штука работает? — спросил он. — Нужно подождать. И ты меня совсем не слушал, да? — снова возмутился Чанёль. А возмущался он очень мило, добавил бы Бэкхён. Когда это началось, было непонятно ничего. Мыслей много, они плыли навстречу друг другу, постоянно врезаясь, смешиваясь с одну большую кашу. «И неудивительно» — подумал Бён. А дальше на первый план вышло отчетливое… отчетливое… отчетливое… — Ну, ты серьезно, Пак Чанёль? — сказал Бэкхён и снова чихнул. Он совсем не ожидал, что все будет так. — Извини, возможно, тебе не хотелось знать. А я … — Я вообще-то хотел признаться первым, — изобретатель выглядел очень растерянным, когда услышал это. Настолько, что Бэкхён не мог не улыбаться. Если честно, он так и знал, что нужно было действовать раньше. Но что оставалось теперь? Подойти поближе, обнять и тихо прошептать на ухо, — Ты мне тоже нравишься, Пак Чанёль. «И я знаю, ты не видел никого прекраснее»