Безумие

- О, да ты милашка! - восхищённо произносит Чен, когда Сюмин впервые заходит в комнату для допросов. Минсок смущённо поправляет свои очки и игнорирует реплику пациента, следуя инструкциям. В конце концов, завалить это дело было просто нельзя, потому что новости про поимку легендарного Джокера сейчас крутили по всем каналам. - Меня зовут Ким Минсок. С этого дня я ваш- - О да, детка, теперь ты мой, - прерывает его Джокер. Он смотрит хищно, усмехается почти плотоядно, будто перед ним не доктор, а бисквитное пирожное. - Я ваш психиатр, - окончательно смутившись, говорит Сюмин. Парень перед ним молодой, но в его глазах пустота в перемешку с чем-то ещё. Сюмин хочет разгадать, что же это такое в глазах у Ким Чондэ. И попадает в ловушку. Первые две встречи они идут по протоколу, если игнорировать поведения и реплики пациента. И у Минсока почти получается вести себя профессионально. Он пишет в диагнозе порядочный список медицинских терминов, но в душе понимает, что человек перед ним не помещается ни в один из них. Это далеко не шизофрения, это какой-то совершенно другой вид помешательства, новый род сумасшествия. И оно так притягивает, что становится страшно. Когда Сюмин посещает Чена в третий раз, на середине допроса последний начинает напевать: - Я убью всех твоих родных, вот увидишь, мой дорогой, - психиатр замирает, вслушиваясь в слова песни, - я буду стрелять в каждого из них, бэнг-бэнг-бэнг. Чен смотрит ему прямо в глаза, улыбается уголками губ. Из-за этой кошачьей улыбки он почти похож на нормального человека, если бы не смирительная рубашка и слова, вылетавшие из его рта. - Что означает ваша песня? - сглатывая, спрашивает Сюмин. И неожиданно Чен начинает плакать. Он делает это как профессиональный актёр, и если бы Минсок не имел опыт работы с такими людьми, он бы поверил. Однако сердце всё равно больно сжимается, и это уже тогда должно было взволновать его. - Ох, детка, они убили их всех! Они все теперь мертвы, - а потом из всхлипов переходит в истерический смех, - они все теперь мертвы! Сюмин пишет в протокол “припадок” и вызывает санитаров красной кнопкой снизу столешницы, а пока те ещё не пришли, он больно закусывает губу, когда Джокер наклоняется к нему над столом и шепчет: - Подождём ещё чуток, да, котёнок? Амбалы вламываются в комнату с белыми стенами и вкалывают пациенту лошадиную дозу снотворного, удивляясь тому, что тот даже не сопротивляется. Через несколько встреч Сюмин понимает, что начинает чувствовать неистовое желание увидеть Джокера снова, когда покидает допросную. Это пугает, но он игнорирует это, объясняя нездоровую тягу деловым интересом. - Как поживаешь, котёнок? - приветствует его Чен однажды. - Нормально, а ты как? - и это происходит само собой, он больше не использует обращение “вы” по отношению к нему и даже не обращает на это внимания. Чондэ дарит ему безумную улыбку, а в его глазах будто бы злоба и азарт, и как Сюмин смог разглядеть такую комбинацию в них вообще не понятно. Но в Джокере есть что-то такое… Притягательное? Осознание того, что этот парень убил больше людей, чем Минсок знал в своей жизни, не отталкивало, а наоборот подогревало интерес. Ему хотелось отдаться, за ним хотелось идти. И Сюмин не замечает, как становится влекомым. - Детка, ты так хорошо выглядишь сегодня! - Чен осматривает его с ног до головы, как собственную добычу, а Минсок улыбается, краснея. - Спасибо, мистер Джей, - говорит он, подпирая подбородок рукой, - расскажи мне что-нибудь… И тогда Чондэ начинает рассказывать свои страшные сказки, где вместо молочных рек с кисельными берегами, реки крови и замки на костях. Он рассказывает, как пускал пули в сердца и головы людей, как любил смотреть в глаза умирающим, дышать в губы доживающим последние минуты. Когда Сюмин приносит Джокеру по его просьбе игральные карты, он лишь улыбается, когда Чен восхищается, словно дитя, этому подарку. - Я принёс вам котёнка, - шепчет он, боязливо протягивая пациенту игрушку животного и улыбается так сильно и широко, как может. Улыбается так же, как обычно улыбается Джокер. - Как трогательно, - шепчет Чен, а потом наклоняется вперёд, - у меня есть ещё одна просьба, доктор. - Да, всё, что угодно, - как зачарованный соглашается Сюмин, не желая расстроить Джокера. - Нужен пулемёт. *** Сюмин оказывается целиком и полностью в его власти, согласившись всего лишь раз. - Ты умрёшь за меня? - спрашивает Джокер, у которого краской широченная улыбка на лице и свежие татуировки. У него бордовая рубашка, облегающая подкаченное тело, и коричневая кобура-портупея с пистолетами с обеих сторон. Минсок смотрит и не может отвести взгляд. - Да, - выдыхает он. - Нет, это слишком легко, - бормочет Джокер, будто бы советуясь с самим собой, - будешь… Будешь ли ты жить для меня? - Да, - без колебаний обещает Минсок. Его собственная рубашка мокрая от проливного дождя, а врачебный халат буквально просвечивает. Но он не чувствует холода. В последнее время он вообще мало что чувствует, кроме страсти. Бешенной, безумной, неконтролируемой страсти. - Осторожно, - Чондэ подходит слишком близко, останавливаясь лицом к лицу,и прикладывает указательный палец к чужим губам, - никогда не давай таких обещаний. Страсть приводит к уступкам. Уступки приводят к подчинению. Но Сюмин готов. Готов подчиняться. Он хочет так много. Он хочет убивать, потому что Джокер любит убивать. Он хочет взрывать, потому что Джокер любит взрывать. Он хочет угрожать, пытать, уничтожать людей. потому что Ким Чондэ любит это. Он хочет, чтобы Ким Чондэ любил его. Минсок падает в кипящие химикаты и не ощущает, как кожа клочьями слезает с его лица и тела, как халат растворяется вместе с его скучным серым прошлым в едкой жидкости. А потом он ощущает чужие руки на своей талии, которые вытаскивают его на поверхность. Он открывает глаза и видит безумную улыбку Джокера. И улыбается в ответ. *** Чен смотрит на своего Харли, который в коротких шортах крутит пируэты вокруг шеста для стриптиза, самозабвенно отдаваясь музыке. Все в клубе знают, кому принадлежит этот парень и не смеют подходить близко, молча пуская слюни. Они готовы заплатить миллионы, чтобы он так танцевал для них, но Джокер знает, для кого именно танцует Харли, и для кого всегда будет танцевать, он даже не подвергает это сомнению. Охранник приводит к нему одного из этих многочисленных наркобаронов, которые не держаться на плаву больше двух месяцев и дохнут, как мухи. Чернокожий верзила протягивает ему руку, но Чен игнорирует его. Всё его внимание обращено к крутящемуся на шесте Сюмину. - Он не жмёт руки, - обращается к гостю охранник, - присаживайся, выпей. Минсок проводит ладонями по своим рёбрам, сквозь тонкую шёлковую рубашку видны татуировки на его бледной коже, и это так притягательно, что, увидев однажды, невозможно больше отвести взгляда. - Джокер, - начинает мужчина, как только садится на диван напротив, - от лица всех поздравляю тебя с возвращением! Минсок улыбается безумной дьявольской улыбкой, взлохмачивая пальцами волосы. Сначала Чен считал этого доктора просто мешающейся под ногами букашкой, а потом уже просто не мог без него, как без жизненно важных лекарств. Он сделал себе его сам, слепил из серого пластилина, из тюремного психиатра. Он не мог оставить эту красивую куклу в развалинах больницы, из которой сбежал несколько недель назад. Это была не любовь, но это было что-то гораздо большее. Это было сумасшествие, яд, который они выпивали на брудершафт, сцеловывали у друг друга с губ. Это было с привкусом крови и запахом гари, это блестело, как золотые цепи, которые носил Чен, и пайетки на бомберах Сюмина. А как хорошо он стрелял и заразительно смеялся… - Я решил зайти и лично поблагодарить тебя, - продолжает наркобарон, - ты приносишь прибыль мне, а я тебе… Чен усмехается, наконец отводя взгляд от своего Харли. - Зубы заговариваешь? Его Минсок стреляет по толпе из невидимого пистолета, громко смеясь, а потом проводит ладонями вдоль тела так соблазнительно и так томяще. Чен уже не чувствует себя полным без своей детки. Отвлекаться от Сюмина не хотелось совершенно, но если сейчас же не разобраться с этим чернокожим упырём, то могут начаться проблемы, которых и так было дохрена. На фразу Джокера наркобарон реагирует непонимающим лицом и вопросительно поднятыми бровями. - Он мне нравится! - обращается к охраннику Чондэ, - он такой серьёзный! Наркобарон снимает свои тёмные очки, поджимая губы, и осматривает помещение клуба, лишь бы не смотреть в глаза безумному королю Готэм-сити. И натыкается взглядом на королеву. Сюмин ластится грудью к шесту, прогибаясь в пояснице, и будто бы специально смотрит в сторону наблюдающего за ним верзилы. Он закусывает губу, а потом проводит по ней языком, когда на месте сильного укуса выступает кровь. - Мм, - оценивающе мычит наркобарон, - ты счастливчик. Он будто бы сам дьявол. Настроение Чондэ меняется по щелчку. Он больше не улыбается, а злость в его зрачках начинает кипеть. Он будто бы выжидает, пока говорит: - Ооо, так и есть, - он указывает дрожащей рукой в сторону Сюмина, смотря в глаза чернокожему, - огонь моих чресел! Заноза в моём сердце! Один на миллион, роскошный - Харли Квин! Сюмин делает пальцы пистолетом и стреляет себе в висок, безумно улыбаясь. Решая, наконец, оторвать Минсока от понравившемуся ему делу (Чондэ уже решил, что поставит в их апартаментах шест), он свистит, подзывая его к себе. Наркобарон опрокидывает в себя оставшейся в стакане коньяк. - Иди к папочке, - зовёт Джокер, когда Сюмин перекидывается через низкую спинку дивана, ослепительно улыбаясь. - Пудинг! - смеётся Сюмин, наблюдая за своим Джокером. - Вот что! - Чен встаёт, торжественно хлопая в ладоши, - ты - мой подарок этому симпатичному жеребцу! Ты отныне будешь с ним. Минсок улыбается ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда ещё, и идёт прямиком к гостю на колени. Смотрит ему в глаза и клацает зубами около его носа, будто бы желая укусить, а потом смеётся. Казалось бы, куда делся серый докторишка из Аркхема? В Сюмине всё блестит и сверкает, в нём только краски свежей крови, краски карточных мастей, блеск драгоценностей и запах безумия. Ким Минсок умер на развалинах подорванной психушки, когда в руках Чондэ родился Харли Квин. - Зай, - шепчет Сюмин чернокожему, - хочешь меня? Я весь твой… Барон поддаётся вперёд, желая урвать поцелуй, но Харли будто бы специально немного отклоняется, смеясь. Он не создан целовать первых попавшихся, он создан для Джокера. И все должны это знать. На противоположном диване уже порядком рассвирепевший Чен наблюдает за сложившейся картиной, но не говорит ни слова. Знает, что делает. - Я не хочу крови, - боязливо произносит барон, смотря в глаза Джокеру, как овечка волку, пока Минсок всё ещё сидит на нём. - Ты не хочешь крови? Не хочешь крови? - играя интонацией, будто бы смакуя эти слова, повторяет Чондэ. - Я тебе не нравлюсь? Ну так не трать моё время, - недовольно фыркает Харли, вставая с чужих колен. Он садится на диванчик, на котором до этого сидел Джокер, закидывая ногу на ногу. - Он твой, - говорит барон в лицо Чену, будто бы отказываясь от подарка. Харли закусывает губу, с улыбкой предвкушая следующую сцену. - Слушай, ты чем-то недоволен? - агрессивно выдыхает Чондэ. - Н-нет, - трясёт головой гость, - он твой, Джокер. - Ты прав, - лишь произносит Чондэ. А потом достаёт пистолет из кобуры и стреляет в лоб барона. Толпа с танцпола, услышав звуки выстрела, кричит, разбегается по помещению, плачет, и во всей этой какофонии звуков чистым кажется лишь безумный смех Сюмина. *** Это скорее зависимость. Они едут на скоростной машине по Готэм-сити, по улицам эхом разносится их бесчувственный сумасшедший смех. Чен сжимает колено Сюмина до синяков, желая почувствовать его тепло. Отчасти, Джокер терпеть не может тот факт, что его Харли убивает и обращается с оружием, как с детскими игрушками. С другой стороны, он наслаждается его мастерством, его хладнокровностью и бесчувственностью. Ведь только с ним, с Джокером, Харли проявляет человеческие чувства. Он ластится под чужие руки, мурлычет, как самый настоящий котёнок, под чужими ласками. Прокалывает пальцы, чтобы соблазнить Чондэ, который заводится от вида крови, и играет с ним в догонялки по дому, которые заканчиваются страстными поцелуями и громкими стонами где-нибудь на бесполезной кухне. Он целует его белую кожу, и Чондэ чувствует тепло, хотя, казалось бы, давно забыл что это такое. Несмотря на их сумасшествие, на умопомешательство и безумие, они спят по ночам (если не едут убивать кого-нибудь), любят валяться в кровати и обсуждать всякую фигню, помимо убийств. Это совершенно не вяжется с образом Джокера, которого крутят по телевизору, теперь добавляя, что с ним в напарниках молодой психиатр, и Чондэ очень злиться, что они прознали про Харли. Он обещает Сюмину, что подарит ему целый мир, головы всех его врагов, сердца всех его поклонников, всё. Но Сюмину ничего не надо, кроме него самого. *** Их счастливая жизнь заканчивается через полгода после появления Харли. Сюмина ловят, когда на ограбление банка приезжает наряд ОМОНа, а Джокер теряет его из виду всего на секунду. Впоследствии Чен разносит полдома в истерическом припадке и убивает двоих своих людей, потому что не может без своего Харли. А Минсока в психушке водят под руки его знакомые санитары, которых он вызывал на задержание Джокера когда-то во время одного из допросов. - Привет, мальчики, - щебечет он, облизывая губы, и улыбается широко-широко. Эта улыбка напоминает ему о Джокере и ему становится грустно. И от этого он становится злой. - Если вы сейчас же меня не отпустите, я убью вас всех, - говорит он из клетки, в которую его сажают. Он делает пальцы пистолетом и целится в охранников, - бэнг-бэнг-бэнг! Но мускулистые парни только смеются на такие заявления достаточно хрупкого Минсока. Спустя несколько дней Сюмин погружается в состояние растения. Он не ест таблетки, которые ему пихают, игнорирует допросы и приёмы пищи. Охранники по вечерам в первые дни порывались залезть к нему в клетку, желая проверить, правдивы ли все байки про Харли Квин и его гибкость, но получали лишь горстку синяков и ушибов, а один особенно настойчивый перелом рёбер. Он рассматривает прутья клетки, размышляя о своём Джокере. Харли вспоминает его полные эмоций и одновременно пустые глаза, а также вспоминает, как ещё будучи Ким Минсоком хотел разгадать их загадку. Загадка была простой - Ким Чондэ и есть безумие. Он - вирус, поедающий кору головного мозга, сводящий с ума, зовущий из тьмы. Сюмин уже давно поселил безумие в своём сердце. Неожиданно одна из стен подрывается снаружи, а дверь в его клетку открывается после одного удара кувалдой по ней. Он сжимается в клубок, прикрывая голову, когда безумная улыбка начинает расплываться у него на лице. Охранники, унижающие его, в ужасе разбегаются, пока не получают пулю прямо в голову. А потом выходит он. В пиджаке и излюбленной бордовой рубашке с кобурой-портупеей. У него серьёзный взгляд, который сканирует помещение и останавливается на Сюмине. Губы тут же расплываются в широкой безумной улыбке. Он входи внутрь, когда Сюмин с блестящими глазами поднимается с пола, придирчиво отряхивая пыль со своей больничной рубашки. Джокер протягивает ему руку: - Пошли домой, котёнок.