I really feel That I'm losing my best friend I can't believe This could be the end ©No Doubt - Don't Speak
Зелёная лужайка перед домом, где живёт команда Cloud9. Безоблачное ночное небо, усыпанное тысячами ярких звёзд. Спросил бы кто у Майка пару дней назад, что он считает по поводу такой картины, то он бы не задумываясь ответил, что это довольно романтичный пейзаж для первого свидания. Стоя на коленях и опираясь руками о землю, Гржесик с ненавистью смотрел на окровавленные лепестки плюмерии. Горло дико саднило, во рту стоял привкус металла с примесью солёных слез, — Шрауд пытался отдышаться, но при каждом вдохе горло резало от боли, что просто хотелось умереть, лишь бы этого не чувствовать. Завалившись сначала на бок рядом со свидетельством своей безответной любви, Майк перевернулся на спину, обратив свой взгляд к звёздам. Если бы ему кто-нибудь сказал, что он будет так мучиться от безответной любви — он бы просто рассмеялся от такого заявления. Звонко. Громко. В лицо сказавшему такую глупость. Точно так же, как смеялся сам над своими одноклассницами, когда те мечтательно вздыхали, считая эту болезнь очень романтичной. Однако это было совсем не романтично: корчиться от боли, задыхаясь, молясь всем богам одновременно, чтобы очередной приступ тебя не убил. Шрауд не раз задавался вопросом: как могло так случиться, что он, полностью отдаваясь чувствам, что он испытывает к своей девушке, которая любит его ничуть ни меньше, будет так страдать. И сколько бы раз он не пытался отыскать ответ на этот вопрос, каждый раз воспоминания вырисовывали одну и ту же картину; любовь к своему тиммейту не в том привычном виде, в котором люди привыкли принимать любовь к другому человеку, — скорее это было желание всегда ощущать ту моральную поддержку, быть рядом в печали и радости, а не испытывать ту всепоглощающую страсть, которая выжигает чувства и сердца до тла. Разглядывая звездное небо, Майк думал о том, почему многие люди, которые страдают ханахаки, кричат во всеуслышание, что они ненавидят объект своей любви. И он знал из многих научных статей, которые он успел перечитать с того момента как заболел, что непринятие своих чувств, желание навязать себе противоположные эмоции к своей безответной любви, — все это ускоряло развитие болезни и приводило к быстрой кончине. Иногда Гржесика посещали такие мысли, но он слишком любил и уважал Тимати, чтобы навязать себе ненависть к нему. Скрип открывающейся калитки вернул Майка из размышлений в реальный мир. Насинг вернулся с очередной попойки. Шрауд не хотел, чтобы кто-нибудь из его тиммейтов узнал о его недуге, однако сил и желания скрываться от Джордана совершенно не было. — Майк, с тобой все нормально? — голос Джордана нарушил тишину, отчего Шрауд недовольно поморщился. — Не-е-ет, — протянул Майк, снова заходясь кашлем — на этот раз обошлось без цветов. Гилберт подошел ближе к Майку: в глаза бросились окровавленные лепестки, лежащие на траве рядом с головой его товарища. Джордан испуганно перевёл взгляд на Шрауда, сразу заметив, что ладони и рот товарища были в крови. — Дерьмово выгляжу? — усмехнулся Гржесик, смотря как на лице Насинга одна эмоция сменяет другую: удивление, страх, испуг, сочувствие, шок и снова сочувствие. — Я думал как-нибудь пошутить, — Джордан уселся рядом, осторожно двумя пальцами поднимая с травы один окровавленный листок и рассматривая его, — но вспомнил, что это очень дерьмово. Шрауд смотрел как Джордан изучает без особой брезгливости лепесток, явно пытаясь понять, что это за растение. Глубоко вздохнув, Майк снова перевёл взгляд на звезды: пока приступ отступил, у него осталась возможность насладиться красивым видом ночного неба. — Не подумал бы, что у вас с Джесс… — задумчиво произнёс Гилберт, положив обратно лепесток, — думал, что она тебя любит. — Я тоже думал, что кроме неё никого не смогу полюбить. Мысль о том, что Майк об это еще пожалеет, била набатом в голове, но он слишком сильно устал держать все в себе. И воспользовавшись замешательством Джордана, Шрауд продолжил: — Это Тимати, — Майк прикрыл глаза, — я даже не заметил, как оно все случилось, с чего началось… — он замолчал, пытаясь подобрать слова, чтобы продолжить рассказ. Однако давалось это с трудом, когда он почувствовал, как глаза защипали от слез. Гилберт с недоверием посмотрел на Майка, осознание свалившейся информации до него доходило медленно. Но чем больше в памяти всплывало моментов, связанных с Тимати и Майком, тем больше у него появлялось свидетельств того, что эта болезнь появилась у Шрауда не спонтанно, как было у него самого, когда он впервые повстречал свою девушку. — А знаешь, что из этого всего самое страшное? — поднимаясь на локтях спросил Майк, смотря Джордану в глаза. Тот молча кивнул в ответ, — самое страшное, что первый приступ случился, когда мы с Джесс были в ресторане и я собирался сделать ей предложение. — Майк уселся напротив Насинга: — Я тогда дико испугался. Сначала подумал, что вот я мудак, хотел жениться на девушке, а она меня не любит. Но когда мы вернулись домой, — Шрауд шмыгнул носом, и только сейчас Джордан обратил внимание, что по лицу Майка текли слезы, — она заплакала. И тогда я понял, что я облажался. И мне до сих пор стыдно перед Джесс, что я люблю кого-то больше, чем её. — А ты с Тимом говорил? — спросил Гилберт спустя несколько минут, когда смог в полной мере осознать свалившуюся на него информацию. — Ты второй, кто об этом узнал, — размазывая по лицу слезы кровавыми руками ответил Шрауд, — и я не знаю, что с этим делать. Джордан придвинулся к Майку. Он знал, что в таких ситуациях слова — самая бесполезная вещь в мире, поэтому он просто крепко обнял Шрауда. И ему было все равно, если придется так просидеть всю ночь — если это поможет Майку успокоиться, он готов на это.***
С того момента, как Майк рассказал все Джордану, прошло больше месяца. Отношения с Джессикой удалось сохранить: со временем она смогла принять то, что в жизни ее парня есть человек, который помог ему в трудную минуту. Только вот болезнь продолжала прогрессировать. И самым мучительным для Шрауда были медиадни. Находиться постоянно в окружении множества людей, от которых трудно скрыться при приступе. Очередной приступ настиг Майка во время стрима — первый раз, когда он чуть не выдал огромной публике свою главную тайну. Сдерживая подступающий кашель, Шрауд, стараясь сохранить на лице маску невозмутимости, вышел в коридор из своей комнаты, закрыв за собой дверь. В тот день, когда в дом команды приехала съемочная группа от HyperX, Майк чувствовал себя особо отвратительно. Проснувшись ночью от сильного приступа, он так и не смог больше уснуть. Из-за съемок слоняться по дому без дела он опасался — если начнется кашель, то его точно кто-нибудь заметит, и тогда начнутся ненужные вопросы. Стоя на лестнице, Майк наблюдал за последними приготовлениям к съемкам: настройка света, как гримируют Автоматика. Вопросы, что задавали Тимати, казались Шрауду скучными, кроме вопроса про любовь и доверие. Шрауд усмехнулся: почему он в свое время не смог выбрать доверие, а выбрал любовь? — Что тебя пугает больше всего? — выкрикнул Майк, и вся съемочная группа обернулась на него. До него не сразу дошло осознание того, что он задал этот вопрос вслух. — Потерять нашу с тобой связь… — ответ Тимати не заставил себя долго ждать, — я действительно наслаждаюсь нашим общением. — Что из того, что ты сделал, ты бы не хотел повторить? — к удивлению Гржесика, съемку из-за его выходки не остановили, и он решил задать еще вопрос. — Что ж, я позволил тебе уйти, и больше я этого не допущу. Потому что я очень скучал. — Ответ Тимати застал Майка врасплох. Такого откровения на камеру он точно не ожидал. Как и не ожидал, что от таких слов, приступ вернется с новой силой. С каждым днем болезнь прогрессировала все сильней, и Майк уже принял свою участь, что в один прекрасный момент его легкие и гортань будут настолько забиты плюмерией, что он попросту задохнется. Однако такие ответы Автоматика давали надежде в его груди тихонько теплиться. Что может ему повезет и его чувства взаимны, стоит только услышать три заветных слова, которые должны идти от чистого сердца. Шрауд в душе надеялся, что он их может услышать, — а сам, закрывшись в ванной, смывал в раковину кровавые лепестки, прилипшие к ладоням. — Майк, — стук в дверь и голос Скадудла заставили Шрауда вздрогнуть, — тебя тут ищут. Хотят вас с Авти снять. — Сейчас буду, — умывшись, Гржесик вышел из ванной и направился в гостиную. Тимати стоял в центре комнаты, всем своим видом показывая, что ему несколько неловко. Оператор подозвал к себе Майка, чтобы показать последний отснятый материал и объяснить, что от них требуется. «… потому что я люблю тебя.» Шрауду казалось, что его сердце вот-вот от счастья вырвется из груди, но того чувства облегчения, которое описывали люди при ответных чувствах, он не испытывал. «Наверно, нужно чтобы он сам это сказал мне в лицо», — подумал Майк, выслушав оператора и подходя к Автоматику. — Давай еще раз, повтори последнюю фразу и обними его, — громкий голос оператора резал Майку слух, но бешеный стук сердца заглушал все. — Потому что я люблю тебя, — тихо произнес Автоматик, крепко обняв Шрауда. Майк обнял Тимати в ответ, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Гржесик давно принял то, что ему суждено умереть от ханахаки молодым парнем. И когда услышав те заветные слова, стоя в объятиях своей безответной любви, он чувствовал, что приступ, который наступит в любую секунду, станет для него последним. Майк не хотел плакать. Он просто рад, что скоро все закончится.