***
Когда Беллами закрыл люк ракеты и оставил Кларк умирать шесть лет назад, он ее любил. За шесть лет на Кольце, без войны и угроз для жизни, без предательств, смертей и ужасного выбора, отвлекающих его, он наконец обрел в этом уверенность. Возможно, сознательно он этого еще не понял, возможно, он не смог бы произнести этого, если бы кто-то прямо его спросил, но это было очевидно, когда он смотрел назад, в прошлое. Это было в ощущении, когда он в своем кислородном костюме обнимал ее, в его руке на ее плече, когда она решала, кто будет жить и кто умрет, в ужасном чувстве злости на нее и неспособности ее ненавидеть, о ней в его руках, когда они не виделись чуть ли не целую жизнь. Для него все началось именно тогда. Он не знает, что он собирался сказать ей тогда на пляже. Возможно, слова слетели бы с его губ прежде, чем он смог бы понять, что они означают. Возможно, он бы просто что-то забормотал и сказал бы, что все это ерунда. Он одновременно расстроен и рад, что она не дала ему закончить. Рад, потому что как бы он смог жить, оплакивать ее, скучать по ней, зная, что она не чувствует то же самое? Расстроен, потому что она заслуживала знать о его чувствах до того, как он потерял ее. У Беллами было шесть лет, чтобы ко всему этому прийти. Шесть лет, чтобы осознать, шесть лет, чтобы оплакать ее, шесть лет, чтобы последовать ее последним словам. Он видел ее во всех членах его семьи на Кольце. В упорстве Рейвен, в материнской заботе Харпер, в изобретательных предложениях Монти, в стремлении к учебе Эмори, в растущем желании к одиночеству Мерфи. Возможно, именно поэтому он так сблизился с Эхо. Потому что в ней не было ничего, к чему он так стремился, но она также желала прощения. Так же, как он и Кларк много раз до этого. И каким-то образом, в какой-то неуловимый момент, ужасная скорбь в его сердце утихла; Кларк все еще была внутри, но уже в виде глухой боли. Он возвел вокруг себя стены. Он начал двигаться дальше. И затем появилась Мади, чтобы спасти их от такой глупой смерти, после всего, через что они прошли, и ее случайное упоминание Кларк буквально заморозило его мозг. Он едва помнит дальнейший разговор с Мади или Эхо, он действовал на автопилоте, потому что самым главным было Ее Возвращение. Когда Дийоза спрашивает его о важности Кларк, он, не колеблясь, подтверждает это. Последующие дни буквально возвращают его в то время, когда Кларк была рядом с ним, их разговоры, ее мягкий серьезный голос, ее пристальный взгляд, проникающий внутрь него, напоминая ему о том, как он ее обнимал. Но все иначе. Конечно же, все по-другому. Беллами думал, что больше никогда не увидит ее, и теперь она была настолько другой, короткие волосы, какофония выстрелов и такое яростное желание защитить одного человека (не его), что у него появляется ощущение, что они поменялись местами… Это ранит его, это знание, что он пренебрег ею в те решающие недели в бункере. То, что он пропустил все ее послания, потому что они не могли их принять. И он знает, что облажался, что предал ее доверие, потому что он должен был сесть и все ей объяснить. Должен был заставить ее понять, что это был единственный путь, чтобы хоть кто-то мог спастись. Он не мог снова ее потерять. Удар по лицу сотрясает весь его мир. Один взгляд на ее лицо причиняет ему столько боли. И затем она ушла, оставив его умирать в руках его сестры, и шрамы на его сердце снова вскрываются. Беллами не знает, права ли Октавия или ошибается. Предатель, которого он любит. Он знает, что это всего лишь наживка, что это укол в сторону Эхо, в сторону его чувств, которые она, должно быть, заметила еще шесть лет назад, когда он сам еще ничего не видел. Он больше не может быть влюбленным в Кларк, не сейчас, когда у него была Эхо, когда прошло так много времени и так много всего изменилось. Но отрицание этого чувствуется совершенно неправильно. Кроме того, это не имеет значения. За шесть лет размышлений о его отношениях с Кларк он понимает, что рад, что никогда ничего не говорил. В конце концов, она любила Лексу, и это все бы усложнило. Он уверен, что его чувства остались бы без взаимности. И теперь все подтвердилось. Не важно, что он сделал, именно она оставила его умирать. Что-то, что, как он знает, после сожалений в течение шести лет, он не смог бы сделать снова. Часть его разума говорит ему, что она не смогла бы любить его, и он чувствует злость, но все равно не может возненавидеть ее. Беллами был влюблен в Кларк Гриффин, затем все изменилось, затем снова, и все, что он видит, это подтверждение того, что она никогда не любила его в ответ. И он смирился с этим. Так будет легче не прощать ее. До того момента, как…***
- Ты представляешь, как сильно она за тебя переживает? - Так сильно, что оставила умирать в бойцовской яме. - Это была ошибка. Сколько ошибок совершил ты, чтобы защитить ребенка, которого любил? - Это совсем другое. - Правда? Я не должна тебе говорить, но, когда вы были на Кольце, она говорила с тобой по рации каждый день все шесть лет. Ты же этого не знал, верно?***
Беллами был прав, сказав Мади, что это не подходящее время. Все, что он хочет сделать, после того, как она говорит это ему, после того, как он смотрит назад на Кларк, нервно ждущую у ворот корабля (это возвращает его назад, когда он надеялся, что она закроет дверь, чтобы они все выжили и не поджарились от топливного огня Рейвен), это поговорить с ней. Спросить ее, почему она это ему так и не сказала. В пустыне у них было время. Он даже спросил ее, как она смогла выжить в одиночестве, и она сказала про Мади, словно оправдываясь. И это был еще один знак. Но сейчас…сейчас это извинение за ее замкнутость. Была ли причина того, что она не хотела говорить ему об этом? Но он не может думать об этом, не в те пять секунд, когда ветер буквально оглушает его, когда он возвращает свою семью на корабль, чуть ли не раскрывает ей свой секрет. Он не может оставить их так, как оставил ее. И она не оставила его в этот раз. Не так, как сделал он. Не так, как она уже сделала. Они взлетают буквально через несколько мгновений, затем он разбирается с шумными рудокопами, а она – в медицинском отделе с ее матерью, и вокруг – один сплошной шум. Наконец он видит ее, сидящую в переполненном коридоре, и он садится рядом, даже не успев это осознать. По ее лицу можно увидеть, что она закрылась, что она чувствует опасность, и их разговор такой же неловкий. И когда она спрашивает, как он может простить ее, он сводит все на шутку. Мади была источником их конфликта с момента его возвращения, и, возможно, сейчас она – их путь для восстановления всего, что было раньше, и использовать ее для извинения проще простого. Правда в том, что Беллами раздражен на себя. Потому что, если говорить начистоту, он простил Кларк еще до того, как Мади рассказала ему о радиосообщениях. Он простил Кларк, потому что она всегда делала невероятный выбор, позволяя ему открыть дверь бункера или же оставляя его после Маунт Везер. Кларк в этот раз была неправа, но, если она могла простить ему все эти годы, лучшие и худшие ночи в его жизни, будет чертовки ужасно позволить этому встать между ними. Она не Октавия. Потому что если он на самом деле будет честным, возможно, на деле он никогда не прекращал ее любить, и что-то говорит ему, что, также возможно, он был неправ по поводу ее чувств. Сейчас, когда он смотрит назад. Сейчас, когда Мади рассказала ему правду. И это почти до смерти его пугает. Поэтому, когда он опускается в криокапсулу, после того как он пожелал всем спокойного сна, он смотрит на нее через несколько других, уже замерзших человек, и дает себе десять лет. Десять лет, и он разберется со всем этим беспорядком. Десять лет, и они поговорят. Десять лет, и, может быть, они наконец будут дома. Никто не пишет песни о том, что проходит легко. Беллами просыпается, видит лицо Кларк и мгновенно чувствует облегчение. Первое слово, которое он слышит, это ее короткое «привет», и он не понимает, как он мог только думать о том, чтобы не простить ее. И затем они встречаются с сыном Монти и Харпер, затем следует все остальное, и он еще больше рад, что именно она стоит рядом с ним, глядя на то, как два человека, которых он любил, постарели без них. Они пожертвовали собой, и Монти Грин раскрыл перед ними новый мир. Джордан щелкает переключателями, и панель перед ними опускается. Он глубоко вдыхает. Земля погибла, Монти и Харпер ушли. Они на новой чертовой планете. Монти прощается. Кларк плачет, и он тоже. Новая планета прекрасна. И затем он без колебаний притягивает ее к себе. Она опускает свою голову на его плечо, пока они смотрят на их новое будущее. Он надеется, что у них все получится. Он надеется, что ста двадцати пяти лет достаточно. Он надеется, что, чтобы ни случилось, Кларк на его стороне. Дома.