***
За окном смеркалось. Тучка мошек билась о стоящий во дворе фонарь, устремляясь навстречу свету. Наступила та противная часть осени, когда почти все листья упали на землю, покрывая её разноцветным запылившимся ковром, а деревья стоят совсем голые, обнажая пустоту двора. В один из таких вечеров Рина ютилась на небольшой кухне за приготовлением ужина. Старое радио, иногда похрипывая, пело что-то приятное, а шатенка готовила свою любимую пасту с курицей и пританцовывала, кружась у плиты. Картина эта была идеальной и романтичной донельзя, и Рина была счастлива как никогда, потому что у неё было всё, чего она могла желать. В дверь позвонили. А после три раза постучали, и все сомнения рассеялись прочь. Потому что это был сигнал, который знали только они. Только двое. Рина подбежала к входной двери и, не смотря в глазок, впустила ожидающего человека внутрь. — Привет! Ты чего так долго? — спросила девушка, вглядываясь в иногда пропадающее в тени от тусклого торшера лицо. Хосок улыбался. Именно так, как он улыбался всегда: широко и искренне, обнажая ряд идеально ровных зубов. — Ты же знаешь, работа, — он снял своё кремовое пальто и небрежно повесил на крючок, а после продолжил более раздражительно. Тема рекламной компании, в которой он работал дизайнером, выводила его из себя. — Они заваливают все мои идеи, а когда я делаю всё в точности, как они просят, их всё равно что-то не устраивает. — И сколько ещё ты будешь задерживаться до девяти часов вечера? — шатенка спросила это максимально заботливо, и, стянув с Хосока мягкий шарф, закинула на верх высокого шкафа. — Думаю, до сдачи проекта, а потом всё будет нормально, — сказал Чон и направился в ванную комнату. А Рина погладила спину удаляющегося Хосока и поспешила на кухню, дабы как можно скорее накрыть на стол. Она продолжала пританцовывать под играющую песню и раскладывала столовые приборы: себе — вилку и нож, Хосоку — две металлические палочки. Рина знала, что так ему гораздо удобнее, да и заставлять его пользоваться вилкой не было никакого резона. — Что ты приготовила? — довольно потирая руки сказал вошедший на кухню парень. Хоуп уже успел сменить белую рубашку на светло-голубую домашнюю футболку. Его рыжие волосы горели на фоне салатовых стен кухни, а на охваченной пыльной листвой улице наверняка спасительно радовали своей яркостью. — Это паста с курицей, — шатенка открыла крышку сковородки, выпустив пар на свободу, и невольно улыбнулась, глядя на сияющего Хоупа. Он всегда был таким. С первого дня знакомства по сегодняшний день. Казалось, он не из этого мира, совершенно другой, не обращающий внимание на невзгоды этой жизни, находящий выход даже в ситуации, где у самых сильных опускались руки. Такой взрослый, но такой ребёнок. — Знакомься — Чон Хосок. Можно просто Хоби, — из-за спины её американского друга показался молодой человек, на вид лет двадцати, с красными, как огонь, волосами. — Очень приятно, — сказала Рина и приветственно поклонилась. — Я Рина. А ты откуда? — Я из Кванджу, — взгляд Хосока был мягкий, ненавязчивый. Своей широкой улыбкой он смущал и вызывал на щеках шатенки румянец. — Приятно встретить земляка, — Рина облегчённо выдохнула и переключилась на корейский. — Ты из Кореи? — Хосок удивлённо вздёрнул бровь. Вопрос был вполне уместен, потому что для кореянки у неё были слишком серые глаза. — Я родилась в Кванджу, а отец всё моё детство работал там, так что корейский, по сути, мой родной язык. — Эй, ребята, я же ничего не понимаю. Потом как-нибудь вдвоём на своём пообщаетесь, — возмутился Джефф. — Я надеюсь, вы не меня обсуждаете? — Да ладно тебе, — Рина дружелюбно похлопала его по плечу. — Ты чего? Я столько лет не встречала никого с родины. — Ну ладно, — сказал американец и направился к находящемуся рядом супермаркету. — Я зайду в магазин сейчас, а то пить сильно хочется. Повисла неловкая пауза, которую через некоторое время нарушил Хосок: — Может, правда, встретимся как-нибудь? — он очаровательно улыбнулся. — Сходим в зоопарк? — Честно, самое небанальное свидание в моей жизни. В зоопарк они всё-таки сходили. В комнате стало непривычно тихо. Впрочем, Хосок был слишком увлечён раскладыванием спагетти по тарелкам и не обратил на застывшую Рину никакого внимания. — Будь аккуратнее, — почти прошептала Рина, опуская взгляд. Она не разбрасывалась фразами вроде «Я тебя люблю», потому что считала, что повторяясь часто и без причины, они теряют свой смысл. Возможно, проблема шла из детства. Мама бросила их с отцом, а сам отец был не особо щедр на внимание, а когда Рине было шестнадцать, начал медленно сходить с ума. Хоби помнил эту историю лучше и подробнее всех других, поэтому знал, что смысл в простой фразе «Будь аккуратнее» непостижимо огромен. Он растерянно поднял взгляд и посмотрел на девушку. А потом ответил ей в унисон, также тихо и не улыбаясь: — Буду. И столько в этой интонации было горечи и щемящей тоски. Столько несказанных слов. Столько чувств, что понятны и без объяснений. Это была та любовь, что берёт своё начало, как нежная дружба, когда суть вовсе не во страсти и глубоких поцелуях под луной, а в незаметной заботе, объятиях, приготовленном невзначай завтраке или поглаженной рубашке.***
— Здравствуйте! — Рина приветственно кивнула и немного огляделась. Комната была обыкновенная: светло-зелёные стены, в углу письменный стол с идеальным порядком, над ним календарь и часы, в другом углу коричневый диван, а напротив такое же кресло. Новый кабинет нового психиатра оказался именно таким, каким она себе его и представляла. Только доктор моложе. Мужчина, на вид лет тридцати, поздоровался в ответ и указал Рине на диван, а та послушно села. — Здравствуйте, — сказал врач и поправил рукава больничного халата. — Меня зовут Чон Чонгук. Вы насчёт… Чон Хосока, да? — Да, — слабо кивнув ответила Рина. — Как он? Врач заметил стоящие в глазах девушки слёзы, а потому налил из небольшого кулера воды и предложил ей. Она взглянула на него и благодарно кивнула, а Доктор Чон подошёл к столу и, коротко изучив медицинскую карту, сказал: — Он идёт на поправку. Рина почувствовала, как её солнечное сплетение скрутило, и шумно выдохнула. Кровь ударила в голову, потому что на душе стало легче от услышанных слов. В такие моменты всегда хотелось почувствовать себя маленькой капелькой воды в большом океане, просто для того, чтобы раствориться и наконец расслабиться. — Да. Знаете, терапия проходит хорошо. Только требуются дорогостоящие лекарства, — он потупил взгляд, и девушка его перебила. — Я понимаю. Я всё оплачу. — Вы извините, что так получается. Мы не полностью на государственном обеспечении… Все чеки, все отчёты об уже использованном можете спросить в бухгалтерии, вам покажут… — Нет, нет. Я вам верю. Доктор Чон был абсолютно спокоен, хоть и было видно, что чувствует он себя неудобно. Говорил он ровно и медленно, и на родном Рине корейском, а разговаривать от этого было вдвойне проще. — Прозвучит, как в кино, и вы можете смеяться, — врач немного замялся, — но я считаю, что ваша любовь и поддержка лечит его не хуже прописываемых препаратов.***
— Привет! — Рина, улыбаясь, заглянула в светлую палату со снятой дверью. На высоком подоконнике стояла вазочка с недавно принесённым ей букетом ромашек. На тумбочке у кровати лежали вскрытые «посланные» ею письма. А из-за тумбочки выглядывало светящееся солнышко, с самыми живыми глазами. — А у меня для тебя кое-что есть… Шатенка подбежала к кровати и протянула Хосоку бумажный свёрток с шоколадными конфетами и спрятанным внутрь конвертом. — Спасибо, — Хоуп взял подарок в руки и, повертев, спрятал в ящик, а после добавил уже чуть тише. — И за это, и за то, что пришла. — Будто могло быть по-другому, — Рина обняла его, а после немного причесала его изменившуюся с недавних времён причёску. Из рыжика он превратился в брюнета, поскольку чёрные корни уже порядочно отрасли, и недавно Рина самолично отрезала огненные кончики. В палату аккуратно заглянула медсестра, которую картина безмятежного существования Хоупа устроила, и она, пожелав ему доброго вечера, прошла дальше. А сам Хосок, воспользовавшись коротким моментом, когда за ними никто не наблюдает, усадил Рину на свои колени. — Джей Хоуп? Так тебя называли? — улыбаясь спросила Рина, сидя на коленях у Хосока в небольшой кухне. — Меня и сейчас так называют, — губы Хосока растянулись в довольной улыбке, отчего на щеках образовывались маленькие ямочки. Наблюдать за его переливающимися в тусклом свете лампы глазами было одно удовольствие, чем, собственно, Рина и занималась. — Ты разве не помнишь, какая у меня почта? Когда заказчики приходят к нам в отдел, всегда первое, что они произносят это «Где этот jhope1994?», — он засмеялся, а Рина стала перебирать между пальцев его рыжие волосы. — Я так скучаю по тебе, — сказал он, всхлипывая и утыкаясь в её шею. — Сок-а только не плачь, — Рина, отстранив его от своей шеи, положила ладонь на его щеку и, глядя в глаза, продолжила. — Всё будет хорошо, скоро мы поедем домой. Хосок слышал эту фразу уже не в первый раз, и потому лишь разочарованно помотал головой и вновь обнял Рину, прижимая её к себе. — Я обещаю, — её тихий шёпот кажется криком, хотя палата открытая, а потому в ней слишком много посторонних шумов, будто здесь говорят даже стены. Ещё одна медсестра заглянула в палату. Ситуация, которую она увидела, была для больницы своеобразной редкостью. Обычно приходящие родственники если не шарахались от душевнобольных родных, то всё равно относились к ним с опаской. А здесь всё было по-другому. Она совершенно его не боялась, а напротив, каждый раз устремлялась навстречу всё ближе. А Хосок рядом с девушкой оживал. Он улыбался, перечитывая по нескольку раз, оставленные ею именно для этого, письма. Глядя на них, душа всегда вопила от нешуточного диссонанса. Под вечер или в дни, когда шёл дождь, они были слишком светлые и непорочные для мрачной палаты и больничного гула. Скорее подходили для светлой кухни, в каком-нибудь небольшом домике на границе штата.***
Всему есть своя причина. Проходящая мимо блондинка одета лишь в короткий топ и шорты, потому что на дворе тепло и душно. А на дворе тепло и душно, потому что июль. Июль, начало которого в календаре Рина со страхом и надеждой отметила красным маркером. А отметила она его, потому что он должен был быть слишком знаменательным и важным. И она не ошиблась. Не ошиблась, потому что Хосок сейчас сидел вместе с ней на небольшой кухне в их домике на границе штата. Потому что он улыбался также, как и прошлой осенью, и глядел на неё абсолютно здоровым и ясным взглядом, за обе щёки уплетая пасту с курицей. Потому что она забрала его домой. Потому что она сдержала обещание.