***
Она проснулась в ужасе мотая головой и растирая глаза. Пустые глазницы древнего черепа будто втягивали её в себя под шелест и хруст множества мёртвых листьев. Беспощадно и неизбежно. Однако это всего лишь сон. Всего лишь сон. — ты боишься?.. — Чёрт! почему ты ещё здесь? Череп действительно был в комнате. Однако не такой зловеще затягивающий — просто тот же, который помог ей недавно. Обычный парящий в дымке цвета черники, даже почти чёрной. Обычный череп, да. — ты боишься?.. — нет! К чему это? — наш уговор… моя часть выполнена, а твоя?.. — ну да, можешь побыть рядом со мной сколько хочешь. Какая мне разница? Разницы не было. Но навязчивая мысль, что плата за помощь в убийстве настолько ничтожна расползалась пушистой плесенью и всё больше давала о себе знать. Спрашивать ещё раз не стала — ответом будем молчание.***
её глаза закрыты, плечи расслаблены. Тонкая, почти прозрачная ночная рубашка мелькала то там, то тут. В холодном октябре трепыхания бабочки. Кружась по комнате и тихо подпевая любимым The Neighbourhood. Всполохи разноцветных нитей и тёмно рыжих волос до плеч. В холодном сумраке девушка казалась особенно хрупкой. Она любила такие танцы. И любила свою не-просто-соседку-по-комнате. А не-просто-соседка-по-комнате любила её. Под внезапно показавшейся луной на такой любимой и знакомой шее начали разбегаться синие ветви вен и и за пару секунд сформировался сине-чёрный след след, опоясывающий шею. Глаза открылись. Тело напряжённо задёргалось. Она начала хрипеть, задыхаясь. Вторая девушка тут же упала на колени перед осевшей на пол, панически касаясь кончиками пальцев то плеч, то посиневшей шеи, смотрела в глаза. Тем временем тело затихло, а чёрные линзы на остекленевших глазах постепенно начали увеличиваться до тех пор, пока не стали глазницами. Пальцы замерли, девушка не могла отвести взгляд от лица перед ней. Глазницы зияли темнотой и, казалось, откуда-то со дна поднимались звуки: хрустящие и перешёптывающиеся. Голова качнулась и наклонилась, а губы изогнулись в улыбке. Девушка отпрянула от лица и синих вен на шее. Ужас не позволил крикнуть…/i>, но позволил проснуться. Резко сев на постели, девушка рвано дышала и, видимо, только-только осознавала, что это был сон. Липкий холодный пот под холодными порывами ветра из распахнутого окна не улучшали состояние. — <i>кошмар?.. — девушка рывком повернулась к парящему черепу и ощутимо вздрогнула. захотелось немедленно включить весь свет в комнате, но рядом была только настольная лампа. Дрожащими руками, игнорируя навязчивую аномалию, закуталась в одеяла и побрела закрывать окно. Не замечая что обходит то место где сидела удушенная девушка.***
— когда ты появился, у тебя, вроде, не было листика на этом ростке. Ну, в смысле, до убийства; потом-то я тебя не видела, — после n-ой кружки кофе в лучах просыпающегося солнца говорить стало проще. Однако Череп промолчал. А новый листик плавно покачивался на ростке, который змеился из верхней части кости. Сегодня занятий не было, и девушка неожиданно расстроилась — хотелось отвлечься. Возможность пойти куда-то отвлечься не привлекала. От одной мысли, что она пойдёт без Неё, становилось невыносимо гадко и больно. Прошло уже больше двух недель с Её смерти. С того времени, когда незаменимое заменилось без её согласия посмертной запиской, последующим извещением о смерти её соседки и ужасным чувством разбитости. Она не хотела убивать себя в их комнате — повесилась в каком-то туалете их колледжа. Без прощальных объятий, поцелуев и каких-то предвещающих это признаков. Сначала была безысходность и отчаяние. Затем злость, которую она в конце концов выплеснула на теперь уже мёртвую Ребекку Миллер, которая вечно была некстати и веччно пыталась вывести Её из равновесия. Тогда внезапно появившийся загадочный череп не вызвал таких опасений, какие вызывал сейчас — тогда до желания содрать кончики пальцев в кровь, с мяцом и до кости, хотелось выплеснуть всё из себя, выкинуть прочитанные слова: «я люблю тебя, прости меня.» и всепоглощающую едкую злость «тогда какого чёрта ты сделала это?!», злость на себя за безысходность и отсутствие какой-то тревоги и предчувствия в тот день. — расскажи мне о своей семье… Девушка в недоумении повернулась к черепу: — Зачем? это начинало действовать на нервы. Может, убийство Ребекки было и лишним. Связываться с какой-то паранормалией — это уж точно лишнее. Хотя ему всего лишь надо было увидеть жертву и рассказать о ней. Сожаление о содеянном уже начинало прокрадываться к ней. — расскажи мне о своей семье… — нет! зачем тебе это? Что-то не так. Зачем ему об этом спрашивать? взгляд метнулся к фотографии на тумбочке: улыбающиеся родители и счастливый брат с вечно растрёпанными волосами. Как будто никогда не знал про расчёску, а родители… у них было своё кафе и они любили это. дела шли хорошо, брат помогал. Зачем бы ей рассказывать об этом непонятной аномалии? Она перевела взгляд на череп и удивлённо подняла брови: в тёмном дымке на ростке появились 3 новых листика, медленно разворачиваясь и, казалось, знаменуя что-то плохое. — С чем это связано? почему они выросли сейчас? почему сразу 3? Ответа не последовало. Череп проплыл чуть ближе к ней и на самом кончике ростка, выше всех его листьев медленно начал формироваться бутон. И по мере того, как раскрывался цветок, Череп медленно плыл к ней. Девушка не могла пошевелиться и неотрывно смотрела в пустые глазницы. Они затягивали её под хруст омертвевших, крошащихся листьев, а тёмный бутон набирал силу. — благодарю. Последнее в её жизни — хруст листвы, пустые глазницы и дым цвета фиалок. Такого же цвета раскрылся цветок.