Семейный ужин

Сегодня на ужин была оленина. В поместье приезжал старый граф, поэтому к столу подавали лишь самые лучшие и изысканные блюда. Угодить ему было довольно непросто, однако зять знал, что достаточно приукрасить красивой историей и даже простая деревенская картошка окажется вкуснее, чем есть на самом деле. — Дорогой, прошу тебя, не рассказывай папеньке о своих новых идеях. Ты же знаешь его отношение к этому, — супруга уже смотрит на него с укором, а ведь Вильям ещё не успел и заикнуться о своей новой задумке. Он знал, что старый граф невзлюбил его с первого дня знакомства. С тех пор, как он сделал предложение Элизабет, прошло достаточно лет, однако её родители оставались непреклонными по сей день. Они даже не приехали в день рождения своего внука. А всё потому, что Вильям был там. Однако стоило ему уехать по делам во Францию, как новоиспечённые дедушка с бабушкой почтили визитом и одарили подарками свою дочь и маленького Стивена. Вильям знал и то, что навсегда останется чужим в их семье. Удивительно, что граф вообще дал благословение на брак. Наверное, Лиззи просила на коленях неделями прежде, чем смогла надеть подвенечное платье. Но при столь неприкрытой неприязни, Вильям старался быть вежливым. И каждое Рождество присылал тестю дорогие сигары. Впрочем, каменное сердце графа это никак не тронуло. — Конечно, милая. Он чувствовал, что не вынесет сегодняшнего чопорного ужина. Приторные улыбки, за которыми нет и капли искренности, разговоры о погоде, о здоровье Стивена и новом платье Элизабет, которое так ей к лицу, — о чем угодно, кроме действительно важных вещей. Вильям мечтал начать собственное дело. Точнее, он пытался и не раз, однако ни разу это не увенчалось успехом. Мужчина потратил много денег и сил, однако всё время не хватало самой малости для блистательных результатов. И это зашло так далеко, что ему, — о ужас! — пришлось просить денег у ворчливого графа. Тот не пожелал выделить и пенни, однако позже прислал дочери пятьсот фунтов. И письмо, в котором приказывал потратить их на себя и Стивена. Словно Вильяма и не существовало в их семье. — Любимый, мои родители приехали! Спускайся, мы будем ужинать. На стол поставили блюдо с олениной. Все ели молча. Слышен был лишь скрип стульев и хруст сухого хлеба. С момента, как они приступили к трапезе, не было сказано и слова. Наверное, его дражайшая супруга таки сболтнула папеньке, что денег опять нет. — Это правда, Вильям? — низкий, вкрадчивый голос графа нарушил тишину. Он смотрел из-под заросших густых бровей и в его взгляде легко читалось презрение. Вильям знал это так же, как гимн своей страны. Просто по-другому тесть на него и не смотрел. — Ты пустил по ветру приданое моей дочери, заставляешь её голодать, — продолжал он, прожевав сочный кусок мяса. — И даже не пытаешься обеспечить хорошую жизнь моему внуку? Граф редко обращался по имени к своим детям или жене. Вильям так и не выяснил, почему. Возможно, в представлении старого ворчуна имена были чём-то вроде условного знака: если к тебе так обратились, значит, ты в чём-то провинился. — Смею заметить, что Элизабет не жалуется, а Стивен сыт и одет вполне сносно. Кто бы сомневался, что такой ответ графу не понравится! Он, брызжа слюной, стал отчитывать зятя, как маленького ребёнка, взывая к богам, королеве и совести. Вильям с улыбкой отметил, что закончились претензии только тогда, когда принесли десерт. Цирк абсурда и лицемерия, где вместо клоунов и нелепых уродов — разряженные в шелка родственники. — Если бы Вы хоть раз меня выслушали, — со вздохом произнёс он, ковыряя ложкой шоколадный пудинг. — Как раз сейчас я открываю новую контору. Букмекерскую. Вам это слово возможно незнакомо, а возможно Вы слышали о таком явлении в негативном ключе. Так вот, дорогой тесть, это очень прибыльное дело. Люди самых разных сословий будут приходить и ставить деньги, да хоть на те же скачки. Только теперь этим будут заниматься обученные люди, а не проходимцы, как было в Вашей молодости, «папенька». Вот увидите, это благородное занятие даст начало чему-то совершенно новому. Я открою миру всю прелесть ставок! Это будет намного лучше, чем раньше. Не госпожа фортуна будет распоряжаться Вашими фунтами, о нет, сэр. Лишь стратегия и математический расчёт. Не без гордости говорю, что это именно тот проект, к которому я шёл всю свою жизнь. Вильям перевёл дух, широко улыбнулся и оглядел невольных слушателей. Элизабет слушала его с восторгом и благоговением, она всегда была на его стороне. Маленький Стивен притих и вряд ли понял хоть слово из отцовской речи. А вот граф с женой не испытывали восхищения. Он увидел, как поджала губы старуха, как тесть отложил в сторону ложку и приготовился отчитывать его вновь. Вильям даже не хотел вслушиваться, зачем? Он не услышит ничего нового. Однако краем уха всё-таки уловил забавное выражение, дескать, «он, жалкий шут, продаст последние чулки своей жены ради глупых развлечений». Но Вильям знал, что успех ждёт его, вопреки всем увещеваниям графа. Знал и то, что тот никогда не передаст ему свой титул, хоть так и должно было случиться, никогда не позовёт в своё имение и, наверное, даже на похороны не придёт. Ну и черт с ними, напыщенными идиотами. Он, Вильям, ни за что не отступится и докажет всем, что является первым и лучшим в Лондоне. И все джентльмены будут чтить его, а не древнего графа, который просто не понимал, что время идёт, все меняется и прогресс уже на пороге. Нужно только не бояться его впустить. Вильям не знал, что до мечты ему не хватит каких-то двухсот шиллингов, что Элизабет бросит его именно тогда, когда он будет нуждаться в её поддержке больше всего. Мужчина и не подозревал, что сын всю жизнь будет скрывать имя своего родителя от друзей, а граф так никогда и не поменяет своего мнения. И даже не догадывался, что его идея всё-таки получит всеобщее признание, только история забудет его имя. Все будут знать неких Фреда и Дэвиса как основателей первой конторы, но не его. Этим вечером Вильям наслаждался превосходной олениной и витал в облаках. Если бы он видел будущее, то, наверное, остановил бы время и до конца своих дней слушал брюзжания тестя из-за чулков и денег. Он бы не хотел познать разочарование, которое настигнет его через каких-то два дня после семейного ужина.