between the bars

      Они просто встретили друг друга. Увидели и влюбились. С первого взгляда, как пишут во многих любовных романах. Просто поняли, что как никто другой подходят друг другу. Что не смогут представить свою жизнь в разлуке со своей истинной парой или, как повелось говорить в последнее время, со своим соулмейтом.       «Что за дурацкое слово такое — соулмейт?» — думает Эдди, сидя на уроке химии в классе, где ужасно жарко и навязчиво пахнет какими-то реактивами. Совсем скоро наступит лето — последнее спокойное лето в его жизни. Последнее лето с его друзьями, которые, как и он сам, с радостью уедут из Дерри кто куда, лишь бы подальше от штата Мэн. Последнее…       Эту историю рассказывала ему его бабушка, когда Эдди был совсем еще маленьким. Он не всегда понимал, о чем говорит пожилая женщина, но всегда слушал с большим интересом. О да, его бабушка умела рассказывать так, чтобы дух захватывало от переживаний, а внутри все сжималось на волнительных моментах. Романтичные сказки от третьего лица, забавные истории в ролях, словно театр одного актера. Шепотом — то, что было большим секретом, слова лишь для них двоих. И все это — почти незаконное в их доме — только тайком, пока никто не видит.       Мать Эдди всегда была не в восторге от всех этих сентиментальных и романтических историй. «Небылиц и сказок, ведущих к разочарованию в реальной жизни», как она сама выражалась. Еще бы: свою пару ей найти так и не удалось, и Соня перестала верить в «весь этот бред сумасшедшего», который — было время — сама слушала с надеждой на большое счастье. Поэтому рассказы бабушки считались глупыми сказками выжившей из ума женщины с утопически счастливым концом, которым никогда не суждено воплотиться в жизнь. Но маленький Эдди все равно слушал бабушку с тем же интересом и детским восторгом, несмотря на крики Сони о том, что ее сын вырастет слишком ранимым для этого мира, если будет и дальше продолжать слушать это.       Теперь Каспбрак понимает все, что когда-то ему рассказывали. Лучше, чем кто-либо другой.       Он своими глазами видит, как расцветает нежность между Биллом и Беверли, когда они случайно встречаются взглядами. Как глубоко вздыхает Денбро, когда Бев улыбается и подмигивает ему в своей обычной игривой манере. Для них это нормально, совершенно и абсолютно нормально, и Эдди не понимает, как можно любить кого-то так сильно.       — Это странно, — говорит он, сидя на заднем дворе школы.       — Это любовь, — отвечает Билл с мечтательным видом и улыбается как дурак, и у Эдди сводит скулы от всей этой глупости про любовь и истинность, потому что все это неправда. Потому что так хорошо все складываться не может. Потому что у Эдди все совсем по-другому.       (все потому, что он и сам любит слишком сильно, и, конечно же, прекрасно все понимает)       Его так называемая «любовь» — это колкость в каждой сказанной ему фразе и дурацкие шутки обо всем на свете в сумасшедших количествах. Все потому, что его чертов соулмейт (как же он ненавидит это слово) — Ричи, мать его, Тозиер. Ричи, который прикалывается над ним больше, чем над кем-либо еще в этом городе, который смотрит на него с хитрым прищуром, которого слишком сложно называть «истинной парой», потому что такого просто не может быть. Потому что Ричи Тозиер настоящий мудак, который смеется над любым, кто даже вскользь упомянет о соулмейтах. Потому что это дурацкое нежное чувство — думает Эдди — может существовать только у него в душе, но никак не у Ричи. Потому что Ричи ни капли не верит во все это радужно-цветочное дерьмо, а кровь носом — скачок давления, лопнувший капилляр в носовой полости, годы усердных тренировок, чтобы отсидеться в медпункте вместо уроков. И только.       А еще Эдди до сих пор не может понять, как работает эта хрень. И можно ли как-то все поменять. И это еще одна чертова проблема. Он не верит, что можно по одному лишь взгляду на человека понять, что он твоя родственная душа. Он слишком долго всматривался в Ричи, чтобы понять, какие чувства испытывает к нему на самом деле. Не доверяет и теории, что природа сама все за них решила и вложила свое решение им в подкорку, а когда время приходит, они сами должны все понять и принять без возражений. Просто не может Эдди представить этого, потому что — ну в самом деле — неужели Вселенной совсем нечем заняться, раз она играет в такие глупые игры? Не может быть все так просто и неинтересно. Больше всех в таких вопросах (да и во всех остальных) Эдди доверяет Биллу. «Ты почувствуешь, как у тебя внутри что-то загорится, — говорит Билл как-то раз. — И это будет невозможно остановить». И у Эдди внутри горит не просто что-то: он весь сгорает в незримом огне, тлеет день за днем в вечном пламени. Но не может никому об этом сказать.       На перемене Тозиер подходит к нему со спины и тыкает пальцами в ребра так, что Каспбрак подпрыгивает на месте. Эдди оборачивается и уже хочет врезать ему по очкам, чтобы Ричи раз и навсегда запомнил, что не стоит так делать, потому что Эдди не любит щекотки, но Ричи слишком обворожительно ему улыбается, и Эдди через силу опускает руку и разжимает кулак. За спиной Тозиера стоят Билл и Стэн, споря о чем-то своем. Стэнли машет Эдди в знак приветствия и, отмахнувшись от Билла, занимает все внимание Ричи каким-то разговором, который они не закончили до встречи с Эдди, а Каспбрак злится еще сильнее, потому что во взгляде Уриса мелькают недвусмысленные, как ему кажется, искры, и Ричи ведется на них с удивительной легкостью. Потому что Ричи снова бросает его ради кого-то другого. Потому что ревность к Стэну уже доконала его окончательно.       — Эй, Эдди. — Голос Билла звучит слишком далеко, чтобы сразу его заметить, и Каспбрак поворачивается к другу, только когда чужая рука больно сжимает его плечо. — Эдди, у тебя кровь.       Он непонимающе смотрит на Денбро, пока тот не протягивает руку и не вытирает пальцем горячие капли под его носом. Только тогда Эдди спохватывается и пытается вытереть кровь, больше размазывая красные разводы по лицу, чем избавляясь от них.       Да, такое бывает. Бывает, когда Эдди понимает, что его Ричи — совсем не его.       Эту сложную систему «осознания ненужности своему соулу» когда-то давно объяснил ему Билл, у родителей которого часто случались подобные приступы. Нет, они любят друг друга так сильно, насколько вообще способны. И у них есть дети, которых они любят больше собственных жизней. Но знать своего соулмейта и то, что его избранник вовсе не ты, дорогого стоит. И родители Билла в полной мере за это платят, показывая всем яркий пример, как невесело жизнь может с тобой обойтись.       Эдди видел подобное и до того, как Билл посвятил его во все подробности, которые знал сам.       У его отца часто шла кровь, когда тот был еще жив. Эдди совсем не помнит Фрэнка. Ни как он выглядел, ни его голоса, ни особенностей поведения и странных привычек. Единственное, что он запомнил об отце, — кровавые пятна на салфетках и светлых рубашках. Тогда Эдди был слишком мал, чтобы понять слова отца. «Не всегда получается быть там, где ты хочешь, или желать находиться там, где ты уже есть». Тогда лицо Фрэнка Каспбрака было слишком уставшим, а эти слова звучали слишком непонятно и заумно для шестилетнего ребенка.       Сейчас это звучит слишком печально и грустно в голове Эдди.       — Как ты понял, что Беверли — твоя судьба? — как-то спрашивает Эдди, и Билл долго думает прежде, чем ответить.       То, что они оказались созданы друг для друга самой жизнью, было неожиданностью. За красоткой Марш бегало много поклонников и ухажеров, когда все они пошли в старшую школу. Любой из них мог быть ее истинной любовью, но ею, почему-то, оказался именно Заика Билл.       — Не знаю, — наконец говорит он. И Каспбрак видит, что это не просто отмазка, чтобы отмахнуться от лишних расспросов. Билл и правда не знает. — Может, когда только увидел ее впервые. Она будто сияла. — Билл закрывает глаза и улыбается нежно. — Я не мог не влюбиться.       — Это был тот самый огонь?       Билл молчит, но как-то напряженно на этот раз.       — Наверное, — пожимает плечами. — Он все еще не погас, если ты это хотел узнать.       Выходит у Денбро неуверенно, но Эдди его не винит.       Беверли, как оказалось, тоже полюбила его чуть ли ни с первой встречи. Эдди слышал это от нее тысячу раз.       И Эдди до сих пор не понимает, почему именно у него все не как у нормальных людей.       Билл подходит к шкафчику Каспбрака, вводит известный ему код на замке и достает влажные салфетки. Эдди пытается отобрать их, но Денбро не позволяет этого сделать и вытирает кровь с таким серьезным лицом, будто его заставили решать задачки по ядерной физике. Эдди только вздыхает. Билл знает, что делает, и Каспбрак просто доверяется другу. Со всех сторон до него доносится заинтересованный шепот, и Эдди оглядывает коридор. Между кучками девчонок из разных классов он видит только двух парней, не успевших уйти слишком далеко, и ловит на себе взгляд только одного из них. И вместо привычной веселости видит волнение в глазах за очками.       Они не идут на урок. Эдди не прогуливал раньше (по крайней мере, без уважительной причины), но Билл настаивает, чтобы тот немедленно пошел домой. Но в итоге они оба сидят на лавочке в парке и едят сахарную вату. Она слишком липкая и пушистая, думает Эдди, и слишком сладкая.       — Наверное, я бракованный, — неожиданно говорит он, твердо уверенный в своих словах.       — Таких не бывает, — качает головой Билл.       И оба понимают, что Билл врет. Такие бывают. Они думают, что нормальные, живут так же, как все остальные. А потом влюбляются в чужих соулов и страдают, пока не умирают в муках. Пока эта чертова фальшивая болезнь под названием «любовь» не разъедает их изнутри. Вот такая шутка природы. Совсем не смешная, как и половина шуток из арсенала Тозиера.       На следующий день Эдди говорит матери, что не очень хорошо себя чувствует, чтобы никуда не идти. Практически не врет: морально он разбит и подавлен, и от этого чувствует себя паршиво и физически. Конечно, очень скоро жалеет об этом и думает, что было бы лучше уйти из дома и где-нибудь прогуляться, чем оставаться в компании матери. Соня сразу же окружает его заботой, вопросами типа «где-что-как болит?», горстями таблеток и кучей одеял и подушек, а Эдди ничего не может ей ответить, потому что лечение душевной боли — явно не конек его матери.       Ближе к вечеру, когда Соня наконец оставляет своего сына в покое и лишь иногда заходит к нему, чтобы спросить, все ли у него хорошо, звонит Денбро и спрашивает, как он себя чувствует и не шла ли у него кровь снова. Каспбрак честно говорит нет, и на другом конце телефона Билл облегченно вздыхает, откидываясь на спинку дивана. Эдди спрашивает о школе, и Билли быстро оживает, рассказывая о каком-то смешном случае, произошедшем на спортивной площадке. И Эдди расслабляется и смеется вместе с другом.       Они долго говорят и, кажется, успевают обсудить даже больше вещей, чем за все время их дружбы. И, пока они говорят, ничто не кажется странным: ни тихий стук по оконному стеклу, ни медленно поднимающаяся за шторкой рама. Звуки шумной улицы сразу проникают в комнату, и Эдди морщится, не слыша половины слов, которые говорит ему Билл. Он подходит к окну, чтобы его закрыть, отодвигает шторку в сторону и вскрикивает от неожиданности, отступает назад, запинается о собственную ногу и падает на спину, больно прикладываясь затылком об пол.       — Эддичка, все в порядке? — кричит снизу Соня, а Эдди никак не может отдышаться.       — «Эдди, что случилось?» — спрашивает Билл как-то неожиданно тихо, и Эдди понимает, что выронил телефон, когда падал.       Он нащупывает телефон рядом с ножкой кровати и скомкано прощается с Денбро, обещая перезвонить попозже. Кричит матери, что все нормально, потирая ушибленное место, и во все глаза смотрит на нежданного гостя за своим окном.       — Эдди-спагетти взбунтовался и прогулял школу? — звучит насмешливый голос, немного хриплый из-за курения.       — Господи, Ричи! Это второй этаж, какого хрена?       Тозиер тихо смеется и достает пачку сигарет из кармана кожаной куртки. Пока Эдди поднимается, Ричи сверлит его взглядом. Эдди садится рядом с кроватью и ищет в тумбочке ингалятор. Давно его не мучила астма, но чего же еще ожидать от Ричи Тозиера, кроме шока, который он способен обеспечить одним своим появлением. Тут и не только астма появится. Эдди вдыхает пары воды с примесью эфиров и утыкается лицом в подушки, ожидая облегчения.       — Как дела, Эдс?       Тозиер наконец закуривает. От его сигарет пахнет вишней и крепким табаком. Каспбраку нравится этот запах, как и каждая несущественная мелочь в Ричи, но он все равно морщит нос и смотрит с недовольством и раздражением.       — Я просил тебя не курить рядом со мной, придурок. — Он хмурит брови и фыркает. — Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я умер от внезапного приступа прямо на твоих глазах.       Ричи смотрит на него как-то устало и тушит сигарету об язык. Эдди, вскакивая, наблюдает за этим с ужасом. Он уже хочет открыть рот и вывалить на него все дерьмо, адресованное странным повадкам Ричи, что накопилось в его голове за последние пару минут, но Тозиер улыбается ему слишком обезоруживающе и тихо говорит:       — Прости. Больше не буду.       После этого Эдди уже не хочет ругаться с ним. Он хочет просто подойти и обнять осторожно, еле касаясь. Прижаться щекой к его щеке, уткнуться носом в изгиб загорелой шеи. Почувствовать, как чужие руки ложатся на его спину, и сжать в своих пальцах длинные черные кудри. Но он понимает слишком хорошо, что никогда не сделает всего этого, потому что тогда вся их дружба рухнет в огромную пропасть. И в нем очень не вовремя просыпается маленькая вредина, и бороться с ней у Эдди нет сил.       — Зачем пришел?       Каспбраку хочется спросить, не обжег ли он свой язык. Как он залез на второй этаж. Не боится ли он сорваться случайно и сломать себе что-нибудь. И почему он просто не зашел через дверь. Но маленькая вредина хочет разговаривать только простыми односложными предложениями. «И черт тебя дери, Эдвард! Меньше эмоций!»       — Просто так, — пожимает плечами Ричи. Он все так же сидит и смотрит на Эдди, а тот замечает, что очки у Тозиера в новой оправе. Она тоньше, чем предыдущая, а стекла гораздо меньше напоминают линзы бинокля, и от этого Ричи выглядит старше. Эдди ловит себя на мысли, что слишком долго пялится на чужое лицо, и сразу отворачивается, делая вид, что ищет что-то глазами в дальнем углу комнаты. Ричи за его спиной вздыхает. — Билл и Стэн переживают за тебя. Стэн сказал, что в последнее время ты странный.       Каспбрак старается дышать спокойно и не думать, когда слышит его слова. Чертов Стэн ему сказал… «А что еще он тебе наговорил?» — хочет закричать Эдди, но он лишь молча сжимает край футболки, стараясь не подавать вида, и только мычит что-то в ответ. Он слышит, как на деревянный пол у окна опускаются тяжелые ботинки, которые они вместе выбрали для Ричи на его восемнадцать. Как шаги приближаются к нему и останавливаются за спиной. Чужая тень опускается на Эдди, а руки хозяина этой тени осторожно разворачивают хрупкое тело.       — Эдс, ты весь в крови.       И голос у него до того напуганный, что Эдди хочет засмеяться, как последняя истеричка. Он хочет сказать, чтобы Ричи шел к чертовой матери бояться за, мать его, Стэнли, пока Тозиер бегает по комнате и ищет, чем бы вытереть кровь с его лица. Эдди наклоняет голову, чтобы спрятаться от перепуганного взгляда, и замечает, что вся футболка испачкана красными пятнами. И усмехается. И думает, что чертовски похож на отца.       Ричи где-то находит полотенце и подбегает к Эдди в полной растерянности. Каспбрак много раз просит его прекратить, пока Ричи пытается вытереть кровь с его подбородка трясущимися руками. Тозиер его будто совсем не слышит, бубня что-то невнятное себе под нос, словно читает заклинание. И Эдди не выдерживает.       — Ричард!       Ричи замирает. Он выглядит еще более растерянным, чем пару секунд назад. Эдди дышит через раз от волнения. Слишком нелепой вышла ситуация. Он вытирает кровь под носом ладонью и делает серьезное лицо.       — Пожалуйста, уходи.       Тозиер опускает руки и роняет полотенце на пол. Он долго стоит напротив Эдди и несколько раз пытается что-то сказать, но замолкает прежде, чем произносит хоть звук. А потом разворачивается и так же тихо вылезает в окно. Эдди слышит тихий скрежет по черепице и борется с собой, чтобы не подбежать и не проконтролировать, чтобы Ричи — не дай Господь — не сорвался, но уже через несколько секунд за окном снова тихо. Только чуть позже слышно, как кто-то заводит двигатель мотоцикла и отъезжает от его дома.       Эдди подходит к окну. За ним только черное небо, усыпанное яркими пятнышками звезд.       Они не видятся несколько дней, и Эдди думает, что это, определенно, к лучшему. Что не видел бы Тозиера еще столько же и в десять раз больше. А потом думает, что ему совершенно скучно даже рядом с Биллом без Ричи и его дурацких, совершенно неадекватных шуток. Он продолжает ходить в школу, совсем не слушая учителей на уроках. Смотря в окна и пытаясь найти кого-то взглядом. И этот кто-то — точно не Ричи, убеждает себя Каспбрак в очередной раз и смотрит на исписанную формулами доску. И никак не может переписать в тетрадь хотя бы одну из них.       Во время перерыва между занятиями Ричи нигде не видно, и Эдди переживает за то, чтобы самому не побежать на его поиски. Его сознание читает ему морали голосом его матери, пока он поднимается по лестнице на крышу, по дороге придумывая себе наказания за собственную слабость одно хуже другого. Дважды поворачивает назад, убеждая себя, что ему совершенно все равно, где носит этого придурка, и что с ним случилось, и почему он начал так жестко забивать на школу. Дважды со вздохом останавливается, разворачивается и все же поднимается дальше.       Ричи находится слишком быстро и слишком внезапно. Он сидит прямо у выхода на крышу, подпирая ногой дверь. Эдди замедляет шаг, когда видит его. Ричи тушит сигарету о бетонную стену, когда встречается взглядом с Эдди.       — Воздухом подышать вышел?       В его голосе нет привычной смешинки. Это слишком серьезный тон для Ричарда Тозиера, думает Эдди и хмурится.       — Ричи, скоро экзамены, — говорит он, наблюдая, как тот поднимается и закидывает рюкзак на плечо. — Может, хватит прогуливать уроки?       Ричи в один момент оказывается с ним рядом, возвышаясь почти на целую голову, и одним быстрым движением прижимает Каспбрака к стене. Эдди не успевает понять, что происходит, когда их лица оказываются слишком близко друг к другу, и единственное, что он может разглядеть, — глаза напротив. А в них бескрайним океаном плещется раздражение и что-то еще. Эдди мог бы подумать, что это обида, но — эй, это слишком глупо! Эти девчачьи замашки с обидами уж точно не для Ричи.       — Может, ты перестанешь строить из себя мою мамочку, Эдвард?       Ричи почти рычит на него, заставляя сердце сначала пропускать удары, а потом биться с бешеной скоростью, чуть не ломая ребра. Эдди боится, что, если так пойдет и дальше, не обойдется без сердечного приступа.       Тозиер отстраняется от него очень резко, чуть не ударяясь спиной о стену сзади себя, и быстро сбегает по лестнице вниз. А Эдди так и остается стоять там, смотря перед собой и не видя абсолютно ничего.       О да, давно Ричи так его не называл. В последний раз, когда он назвал Каспбрака по имени — без сокращения или дурацкого прозвища, — они подрались так сильно, что у Эдди было сломано две фаланги на левой руке, а подбородок и плечо Ричи украсили парочка знатных шрамов, которые не сошли даже спустя шесть лет после их появления. Про синяки и кровавые царапины у обоих и говорить нечего. Эдди уже и не помнил, почему они тогда подрались, но в памяти словно ножом вырезали, с какой злостью они колотили друг друга, а Ричи раз за разом произносил его полное имя с острыми осколками угрозы в голосе. И Эдди вспоминает тот их разговор, когда Тозиер признался ему, что у него не поворачивается язык называть его как обычно, когда он злится.       «Потому что я не хочу вспоминать о своей злости каждый раз, когда называю тебя Эдс.»       Боже, как же давно это было.       Звонок доносится до его ушей, и Каспбрак понимает, что на урок он уже опоздал. И, если честно, не очень хочет идти на него. И он просто сползает по стене вниз, садится на ступеньку и опускает голову, не в силах в ближайшее время даже с места сдвинуться. На пол падают красные капли, и Эдди впервые замечает кровь так быстро. И в первый раз ничего с этим не делает. Глаза щиплет от подступающих слез. Эдди закрывает их, неловко всхлипывая и сжимая в руках собственные плечи.       — Черт, — тихо ругается он, осознавая собственное бессилие.       Они не разговаривают. Это длится так долго, что начинает пугать. Ричи перестал пропускать занятия, как и просил его Эдди. Но теперь Каспбрак думает, что было бы лучше, продолжи он прогуливать. Ричи не смотрит на него на уроках химии с немой просьбой о помощи в глазах, не садится рядом, не прикалывается над ним, да и вообще не подходит близко.       Билл смотрит на них обоих с какой-то волнительной осторожностью, но предпочитает ничего не говорить и не делать, за что Эдди благодарен ему безумно. Беверли не такая тактичная и понимающая в подобных вопросах, поэтому она просит Эдди пойти домой вместе с ней после школы, а Билла — прогуляться вместе с компанией бывших лузеров.       — Что с тобой происходит, Эдди? — сходу спрашивает Бев, доставая припрятанную в сумочке сигарету. Билл уверен, что она бросила, отмечает для себя Эдди.       Но ведь у всех по шкафам распиханы свои скелеты.       От ее сигарет пахнет смолой и дешевой газетной бумагой, и Эдди совсем не нравится этот запах. Запах от сигарет Тозиера совсем не такой. Они пахнут ароматизаторами и крепостью. Эдди смотрит на свои кеды, не желая поднять глаза и посмотреть на девушку своего лучшего друга.       — Все нормально, — тихо отвечает он.       Беверли молча докуривает сигарету, за ней достает новую, скуривает и ее. Тоже молча. Каспбрак не знает, о чем думает рыжая, догадывается ли она о пустоте в его сердце, и зачем она курит так много. Беверли приканчивает уже четвертую сигарету все в той же тишине и говорить начинает только тогда, когда в ее пальцах остается только покусанный фильтр, испачканный в яркой помаде.       — Почему ты просто не скажешь ему?       Они оба понимают, о чем идет речь. И Эдди устало пожимает плечами, ясно давая понять, что дальнейший разговор не имеет никакого смысла. Домой он идет пешком, слушая новенький альбом Led Zeppelin на старом плеере, когда-то принадлежавшем его отцу — единственная вещь, кроме грустных воспоминаний, которая от него осталась. Соня долго не отстает от него с вопросами, почему он вернулся так поздно. Лучше бы сказала спасибо, что вообще пришел, хочет сказать Каспбрак, но все же сдерживает себя и молчит, чтобы не нарваться на очередной нудный монолог матери о хрупкости его здоровья. И, только когда Эдди ложится в кровать, он задумывается над словами Беверли. Почему? Глупый вопрос.       Скажи Ричи Тозиеру, что ты его соулмейт, и он рассмеется тебе в лицо. Будет смеяться очень долго, прикалываться над тобой в разы больше обычного и припоминать тебе ваш разговор до конца жизни. И ни за что не поверит. Эдди видел ни раз и ни два, как его глупые малолетки-одноклассницы уводили Ричи, чтобы тот «помог им донести учебники до кабинета миссис Хиггенс», а возвращались со слезами и размазанной по всему лицу тушью, и как сам Ричи заходил в класс через пару минут, озвучивая свою новую дурацкую шутку, понятную только ему одному.       Эдди слишком давно его знает, чтобы совершать подобные глупости.       А еще Каспбрак на все сто был уверен, что в его случае только шутками он бы не отделался. Странно, что Беверли не догадалась об этом сама. К тому же, не стоит забывать про Стэнли.       Эдди отворачивается к стене, прижимая к себе край одеяла, и засыпает почти сразу.       Ночью ему снится Ричи, который смеется над его признанием хуже любого психа. А вместе с ним — половина Дерри.       На выходных Эдди решает совершенно непонятные ему примеры по высшей математике. День субботы уже сменился вечером, а листы в его тетради все такие же чистые, как и утром. Каспбрак переписывает в черновик условие очередной задачи и безуспешно пытается вникнуть в суть. Но терпение сдает свои позиции, и Эдди злобно вырывает лист из тетрадки, комкает его и бросает в другой конец комнаты. Кидает ручку на стол, отталкивается ногой от пола и крутится на скрипучем стуле-вертушке, стараясь не давать волю агрессии.       Эдди хватается пальцами за край стола, прекращая верчение, и берет в руки телефон, сразу набирая номер Билла. Друг, как и всегда, отвечает быстро. Они обмениваются любезностями с минуту, и Эдди переходит к делу.       — «Нашел, у кого спросить, — вздыхает Денбро. — Думаешь, я понимаю эти дурацкие примеры лучше тебя?»       Эдди ругается себе под нос и начинает барабанить по столу пальцами. Он совсем забыл, что Билл в математике такой же неудачник, как и он сам. И теперь он даже не представляет, что ему делать со всеми этими игреками и иксами.       На заднем фоне в телефонной трубке звучит довольный голос Беверли. Билл спрашивает у нее, насколько хороши ее познания в математике, и та, громко смеясь, шлет Билла к черту. А потом так же громко говорит, что математика — второе имя Ричарда Тозиера. Эдди, слышавший ее слова, закатывает глаза.       — «Тебе не понравится предложение Бев…»       — Я слышал, что она сказала, — прерывает его Эдди и трет глаза ладонью.       На том конце телефона тишина виснет минуты на две, и нарушает ее только шорох страниц.       — «Просто позвони ему, — осторожно советует Билл. — Он поможет. Ричи ведь не такой уж и козел.»       Беверли снова смеется, и Эдди подозревает, что Денбро тоже улыбается. Каспбрак завершает звонок после короткого прощания и обещания подумать над их совместным предложением и медленно сползает со стула. Он лежит на прохладном полу минут двадцать, смотря, как темнота сгущается за окном. Потом смотрит на экран телефона и рычит сам на себя за свою глупую детскую нерешительность. Быстро находит номер Ричи в контактах и нажимает на кнопку вызова. Только тогда понимает, что сделал, но поворачивать назад уже поздно.       Тозиер долго не отвечает. Эдди уже всерьез думает сбросить звонок и выкинуть телефон в окно, чтобы сказать потом, что это не он звонил, и вообще, у него телефон украли. Он уже почти решился, но гудки прекращаются, и из динамика слышатся тихие далекие голоса. Эдди узнает в них персонажей какого-то шоу, что крутят по выходным, и только тогда осознает, что он дозвонился. И неожиданно забывает, зачем звонил.       — О… Это… Привет, Ричи.       — «Привет.»       Тозиер говорит слишком спокойно и совсем без эмоций, и Каспбрак понимает, что он не в лучшем настроении, и говорить с ним — не самая привлекательная идея. Но других вариантов у него нет.       — Как дела? — Эдди несильно бьется затылком об пол, понимая, что несет бред. Надо было продумать разговор заранее.       — «Нормально.»       В его голосе звучит удивление, и Эдди радуется, что хоть немного вывел его из режима бесчувственного робота. Или ему это только показалось — понять он не смог.       — Слушай, это… Я спросить хотел… — Каспбрак долго не может подобрать нужных слов. — Можешь мне с математикой помочь?       В телефоне снова слышны только голоса персонажей из шоу, и Эдди начинает вспоминать его название, совершенно не замечает, когда Ричи все же говорит «да».       — Что? — Он растерянно прижимает телефон ближе к уху, боясь снова все пропустить. — Прости, я…       — «Могу, — повторяет Ричи. — Приходи.»       В телефоне звучат короткие гудки, а Эдди продолжает их слушать, не веря тому, что только что услышал. И вдруг срывается с места так быстро, что от резкой смены положения начинает кружиться голова, а от удара об ножку стола начинает болеть коленка. Он хватает тетради и ручку, скидывает их в рюкзак и начинает торопливо натягивать на себя первые попавшиеся вещи. Но перед самым выходом случайно видит свое отражение в зеркале, и глаза его становятся похожи на две большие серебряные монеты, по доллару каждая. Делает несколько вдохов и выдохов и начинает стягивать с себя футболку, кофту (да, именно в этом порядке) и спортивные штаны для физкультуры, купленные матерью «навырост», до которых Эдди так и не дорос. Собирается с мыслями и надевает то, что подходит случаю и на самом деле нравится.       До дома Тозиера Эдди почти бежит — так быстро до него он еще никогда не добирался. И, только оказавшись у входной двери и почти позвонив в звонок, Эдди возвращается к реальности. С полминуты смотрит на белую кнопку звонка, а потом шарахается от двери, словно от прокаженного, совершенно не понимая, что делает. Оглядывает себя и приходит в ужас: края рубашки выбились из джинсов, шнурки развязаны, а молния рюкзака расстегнута. Чуть не теряет сознание от увиденного и дрожащими руками пытается привести себя в норму. Показаться на глаза Ричи Тозиеру в таком виде — все равно, что дать ему повод для очередной глупой шутки.       Когда рубашка заправлена, а волосы не торчат в разные стороны, Эдди наконец нажимает на звонок. Получается слишком коротко, поэтому Каспбрак жмет на кнопку еще раз, и теперь передерживает. Опускает руку, отворачивается от двери и готовится прямо сейчас провалиться под землю, потому что за последнюю минуту налажал уже дважды.       Дверь открывается за спиной, и Эдди суетливо поворачивается, понимая, что стоять спиной — не лучший способ проявить уважение к хозяину дому.       Перед ним стоит Ричи. В старой одежде, растянувшейся на пару размеров; волосы растрепаны, как будто он только проснулся (хотя, растрепанная прическа для Ричи — обычное дело); очки по-дурацки подняты на лоб. В таком виде Тозиер был слишком уж домашним. Слишком милым, думает Эдди и хмурится от собственных мыслей.       — Может, зайдешь? — прерывает Ричи его раздумья чуть раздраженно. — Или разложимся прямо тут?       Эдди словно кирпичом по голове стукнули. Он заметно бледнеет и часто моргает, пытаясь понять смысл его слов. Ричи смотрит на него уставшим взглядом, будто в сотый раз объясняет элементарные вещи ребенку, который раз за разом не может их понять. Когда Эдди открывает рот, чтобы что-то сказать, Тозиер поднимает бровь, и все слова, которые Каспбрак так долго подбирал в своей голове, вмиг исчезают. Эдди опускает взгляд и быстро заходит в дом, понимая, что ситуация вышла нелепая.       Следующий час они сидят в комнате Ричи и говорят исключительно о математике. Ричи на пальцах объясняет, как строить графики разных функций и как решать логарифмические уравнения разных уровней. По полочкам раскладывает все термины в голове Эдди и пытается найти смешные сочетания слов, похожие по звучанию, чтобы Каспбраку было легче запомнить. А тот сначала неуверенно пытается вести себя как обычно, будто они и не ссорились вовсе, но потом это выходит уже неосознанно, и атмосфера между ними заметно смягчается.       Они оба со временем забывают об обидах и начинают попросту дурачиться, пока не отвлекаются слишком сильно и не смеются слишком громко. Тогда они очень быстро успокаиваются, цепляют на себя маски серьезности, но Эдди знает наверняка, что это ненадолго. Ричи, придумывая очередную смешную запоминалку, снова уходит в дебри, почти что в чертоги разума, и одним из своих Голосов снова выдает какую-то дурацкую и невероятно глупую историю, которую рассказывали ему его предки или которую выдумал сам. И снова Эдди смеется над его шуткой как в первый раз. И, почему-то, думает, что Тозиер, рассказывая эти свои истории, становится по-настоящему счастливым. По крайней мере, огонь и радостные искорки в его глазах — уж точно не обман зрения и не очередная маска.       Когда задачи в тетради Эдди заканчиваются, он перестает улыбаться и смеяться над чужими шутками. Ему больше нечего делать здесь, и надо бы уже идти, потому что на улице давно стемнело, а ему еще добираться до дома, но он отчаянно пытается занять себя перекладыванием тетрадей и ручек с места на место, лишь бы остаться здесь чуть дольше. Тозиер и сам заметно тушуется — его шутки перестают быть смешными даже для него самого. Но Эдди все равно не может понять, чего хочет Ричи: чтобы он поскорее ушел или побыл с ним еще немного. Не найдя ответа ни в своей голове, ни в чужих действиях, Эдди быстро собирает вещи в рюкзак и поднимается с пола.       — Что ж, — тянет он, заправляя рубашку (непослушная ткань уже не первый раз вылезает из его джинсов). Он окидывает комнату взглядом и останавливает его на входной двери. — Спасибо, что помог. Я, наверное, пойду…       — Слушай, Эдс, — неожиданно перебивает его Ричи. Эдди смотрит на него с неподдельным интересом. — Я понимаю, уже поздно, и миссис Кей уже давным-давно ждет своего ненаглядного сыночка, чтобы тот потер ей спинку в ванной… — Ричи смотрит на Эдди и видит предвестие чьей-то скорой смерти в его глазах. И замолкает на пару секунд. — Несмотря на все это, ты…       Ричи снова затихает. Такое случается с ним крайне редко, поэтому Эдди теряется, не зная, что ему делать. И он просто молчит, позволяя Тозиеру собрать свои силы и высказаться.       — Это… — Снова попытка, и снова неудачная. Но на этот раз времени для раздумий Ричи нужно гораздо меньше. — Короче. Мои родители уехали к тетушке в Бангор. Никого не будет до завтрашнего вечера. Так что не хочешь ли ты выпить со мной?       Все это Ричи говорит так быстро, что Эдди нужно какое-то время, чтобы еще пару раз прокрутить его слова в голове, но уже медленнее. Когда все становится на свое место, а в мыслях он уже соглашается взять фамилию Тозиер, в голове появляется знакомый до боли образ, который все портит. Кудрявая голова Стэнли проплывает перед его лицом и улыбается во все зубы. «Нет уж, дорогуша, Ричи будет носить мою фамилию». И смех Стэна звучит в голове так громко и четко, что хочется расплакаться. И Эдди уже ничего не хочет, лишь бы только снова кровь не пошла.       — Рич…       — Всего по банке пива. От нее ничего не случится.       Ричи перебивает его слишком быстро и слишком уверенно, и Эдди снова теряет свою мысль. В голосе Ричи просьба на грани упрашивания, но Эдди никак не хочет на это соглашаться.       — Прости, Ричи, я…       — Пожалуйста, Эдди.       В голосе Тозиера почти отчаяние. И Эдди на миг становится страшно, что, уйди он сейчас, он потеряет Ричи навсегда. От этого становится одиноко и больно одновременно, и ему ничего больше не остается, кроме как согласиться. Ричи улыбается ему почти как ребенок, получивший давно желанную игрушку, и убегает в кухню за пивом. А Эдди опускает рюкзак на пол, садится рядом с ним и пытается не сойти с ума от радости. Еще бы: не часто увидишь Ричи Тозиера таким счастливым из-за одного только согласия с ним выпить. Голос Стена звучит в голове Эдди все тише, и совсем скоро Каспбрак уже и не помнит о его существовании.       Как это обычно и бывает с Ричи, одной банкой все не обходится. Тозиер заранее приносит сразу шесть, не слушая возмущений Эдди по поводу количества, иногда отвечая ему невпопад какие-то глупости, но все заканчивается без кровопролития. Эдди просто закатывает глаза и отворачивается в другую сторону, но в его голове вопросно-ответная система уже выстроила цепочку необходимых выводов, окончательным из которых оказался «Ричарду Тозиеру что-то от меня нужно, иначе он не стал бы, или ему нужен я, что сомнительно, но возможно». Эдди понадобился час на расшифровку собственных мыслей. За это время Ричи успел открыть уже вторую банку пива, а сам Каспбрак выпил чуть больше половины.       Допив содержимое алюминиевой банки почти залпом, Эдди решает прогуляться до туалета, а вернувшись, наблюдает картину не столько странную, сколько забавную: Ричи, стоя на цыпочках, высовывается в окно по пояс и быстро чиркает колесиком зажигалки, безуспешно пытаясь добыть огонь. Эдди осторожно заходит в комнату, пытаясь не привлекать к себе внимание, садится на пол и наблюдает.       Ричи чертыхается себе под нос, встряхивает старую зиппо, в которой бензина почти не осталось, и пытается снова. Когда крохотный огонек все же загорается, быстро сует в него сигарету, затягивается и выпускает струйку дыма вверх, театрально вскидывая руки и произнося Голосом британского контрабандиста:       — Вот теперь-то — черт его дери! — лондонский воздух можно по праву считать пригодным для дыхания! О, Бог, храни королеву!       Эдди хихикает, едва успевая прикрыть рот ладонью, чтобы получилось не очень громко. Но Ричи все равно вздрагивает, оборачивается со все еще поднятыми руками и виновато смотрит на Эдди.       — Прости, — тихо говорит он и уже хочет затушить сигарету, но Эдди останавливает его.       — Все нормально, — говорит он, смеясь. — Кури, если хочешь.       Тозиер смотрит на него с удивлением и чуточку с благодарностью и высовывается в окно сильнее. Эдди открывает вторую банку пива и начинает понимать, что его мысли уже неизбежно путаются.       Звонок телефона отвлекает его, и Эдди морщит нос, недовольный этим. Берет телефон и удивляется. Ричи смотрит на него из-за плеча.       — Это Билл, — растерянно отвечает Каспбрак на немой вопрос в его глазах. — Он никогда не звонит так поздно. — Он нажимает на зеленую кнопку и подносит телефон к уху. — Привет.       На том конце телефона молчат. Слышен только звук редко проезжающих машин.       — «Твоя мама дома?»       Ни привет, ни как дела. Не похоже на старого доброго Денбро, думает Эдди и выпрямляется. Произошло что-то нехорошее, но он пока не может понять, что именно.       — Билл, что…       — «Я могу зайти к тебе?»       Ричи докуривает за пару затяжек, тушит бычок и кидает его в траву под окном, забыв о пепельнице. Тут же спохватывается, что теперь ему достанется из-за этого, но там, у Эдди, происходит что-то очень интересное, так что он быстро обо всем забывает. Тозиер закрывает окно и с довольным лицом подходит к Эдди, уже протягивая руку, чтобы отобрать телефон и поприветствовать Большого Билла, но Каспбрак останавливает его. На лице у него отражаются непонимание и волнение, и Ричи быстро затихает, молча садясь рядом.       — Билл, я… — Эдди смотрит на Ричи, пытаясь сообразить, что ответить. — Я не дома.       В телефоне виснет молчание, потом звучит тихое «понятно», а за ним короткие гудки. И Эдди не понимает ровным счетом ничего.       — Бросил трубку, — делится он с Ричи.       Тот лишь пожимает плечами в ответ, мол «это же Денбро, все будет норм». Но внутри все равно зарождается волнение, и Эдди уже не может сидеть спокойно. Он пялится в одну точку минут десять, за которые Тозиер успевает осушить уже вторую банку пива.       — И все же я переживаю за Билла, — тихо произносит Каспбрак и смотрит на Ричи. — У него голос был какой-то грустный. Надо узнать, что случилось.       Ричи долго смотрит на него, потом неожиданно вскакивает, пугая Эдди своей резкостью, идет к письменному столу и начинает рыться в коробке с пластинками. Эдди недоверчиво поглядывает на него, когда он с восторгом достает одну из пластинок и ставит винил в проигрыватель. Через несколько секунд раздаются мелодичные звуки гитары, а когда начинаются слова, Эдди угадывает голос Эллиота Смита.       Тозиер поворачивается к нему и загадочно улыбается. Эдди наблюдает, как Ричи, двигаясь под музыку, подходит к нему и все с той же улыбкой протягивает руку.       — Ричи, я серьезно. — В голосе усталость вперемешку с раздражением.       — Я тоже не намерен шутить, сэр, — отвечает Ричи одним из Голосов, больше всего похожим на голос самого Ричи, продолжая протягивать Эдди руку.       Эллиот призывает напиться с ним и забыть о тяжести дней. И этими словами очень точно описывает Ричи. И спрятанные глубоко внутри нежные чувства берут над Эдди верх, и переживания о Билле уходят на задний план. Он берет Ричи за руку, и тот, улыбаясь чересчур довольно, притягивает его к себе, заставляя двигаться под музыку вместе с ним. «Напейся, детка, посмотри на звезды, А я буду снова целовать тебя между барными стойками, Где я вижу тебя с поднятыми в небо руками, Которые все ждут, чтобы их наконец поймали.»       Ричи тихо подпевает Эллиоту, прикрыв глаза, и сильнее прижимает Эдди к себе за талию. А Эдди совершенно перестает понимать, что творится с ним сегодня. И он совершенно не против, а очень даже за, чтобы Ричи так обнимал его и, желательно, не только сегодня. Он молится, чтобы эта песня не заканчивалась никогда, потому что — о, Боги! — как же это круто и здорово — находиться рядом с Ричи Тозиером в такой близости. Чувствовать, как он прижимается небритой щекой к твоему виску (и эта его небритость приятно колется и щекочет кожу). Слышать его голос у самого уха, как он почти шепчет в него слова песни. И от всех этих ощущений по телу Эдди пробегает дрожь, и он боится, что это спугнет Ричи. Но Ричи все так же обнимает его, вовсе не думая пугаться.       Песня заканчивается, и начинается другая, в которой Элиот поет, что влюблен в мир, что видит девушка, которая все еще рядом на следующее утро. А Ричи все еще продолжает прижимать Эдди к себе, от чего у Каспбрака совсем крыша едет. И теперь уже неясно, кто из них напился сильнее. Ричи останавливается, останавливая вместе с собой и Эдди, стоит так еще с минуту под пристальным непонимающим взглядом и неожиданно начинает щекотать чужие ребра, вызывая у Эдди приступ смеха.       — Ричи, пожалуйста… — еле выговаривает он. — Пожалуйста, хватит!       Он даже на ногах стоять не может и медленно опускается вниз, держась за Ричи, чтобы не упасть, и одновременно пытаясь от него отбиться. Но Тозиер держит его слишком крепко, и Эдди в итоге приходится лежать на полу и умолять Ричи остановиться, задыхаясь от смеха. Ричи, нависающий над ним с хитрой улыбкой, еще пару секунд продолжает пытать его ребра, но потом все же останавливается и садится перед Эдди, позволяя тому отдышаться.       — Ну ты и козел, Ричи Тозиер, — беззлобно говорит Эдди, все еще посмеиваясь.       — Хочешь добавки? — хитро спрашивает Тозиер, протягивая руки и обхватывая ими тонкую талию, а Эдди негромко вскрикивает и снова смеется. Ричи проводит руками по чужому животу, и улыбка на его губах тает, уступая место тревожному недовольству, и Эдди слышит тихое: — Такой тощий. — Ричи смотрит ему в глаза сердитым взглядом. — Ты раньше не был таким худым. Ты вообще хоть что-нибудь ешь?       Эдди думает над ответом недолго. Приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть Тозиера. Набирает в грудь побольше воздуха. И…       — Конечно, — выдает громко. — Твои шутки про мою маму.       Ричи с минуту сидит в ступоре, не произнося ни звука, и Эдди уже начинает бояться, что это было слишком резко и неожиданно для него. И что он все испортил. Но губы Ричи начинают медленно растягиваться в улыбке, и вот он уже заливается смехом на весь дом. Падает головой Эдди на грудь и почти задыхается, как и сам Эдди пару минут назад.       — Тогда я буду больше про нее шутить, чтобы у тебя не появилась анорексия.       Каспбрак тоже начинает смеяться, но уже тише, чем раньше, и обнимает голову Ричи обеими руками. Когда они оба затихают, Ричи поднимается и смотрит на Эдди каким-то незнакомым взглядом. А Эдди улыбается ему так тепло и нежно — и откуда только эта нежность в нем берется?       Для Эдди все происходит как в замедленной съемке. Ричи приближается к нему с осторожностью кошки и напускным спокойствием, но Эдди слышит в тишине, как бешено бьется в груди сердце Тозиера. Будто Ричи превратил его в самый настоящий вечный двигатель.       Эдди вздрагивает, когда они соприкасаются носами, со страхом смотрит Ричи в глаза и пугается еще сильнее: глаза Тозиера совсем темные, если еще не черные, и взгляд их проникает куда-то под ребра, в самую душу, выкидывает из нее все и заполняет только образом Ричи.       И этот самый Ричи целует его. Осторожно касается его губ своими, а в голове Эдди начинают сверкать фейерверки. Он не может понять, реальность все это, или он просто уснул ненароком. Но, даже если и так, ему совершенно не хочется просыпаться.       Ричи пробует быть настойчивее, целует чуть грубее, и Эдди сдавленно выдыхает ему в губы, зарываясь пальцами в густые кудри и закрывая глаза. Губы Ричи на вкус отдают вишневыми сигаретами, и Эдди думает (насколько это у него выходит), что это не так уж и противно, как он представлял.       Ричи кидается из грубости в нежность и обратно. Кусает чужие губы, заставляя Эдди вздрагивать от новых ощущений, и тут же целует с теплым трепетом. Эдди отвечает ему неуверенно, но очень старается скрыть эту неуверенность. Притягивает Ричи за волосы ближе, и дыхание у Тозиера сбивается. Он отстраняется только на секунду и вновь целует Эдди с сумасшедшей страстью. И по шкале от одного до десяти Эдди счастлив на одиннадцать.       Ричи обнимает его и прижимает к себе так крепко, что Каспбрак чувствует чужое сердцебиение, словно это его собственное, и ломоту в ребрах как при панической атаке. Губы Ричи исчезают и появляются уже на шее, а места поцелуев загораются жгучим жаром. Эдди откидывает голову назад, дыша прерывисто. Он чувствует, как рука Тозиера ползет по спине под рубашкой, касаясь только кончиками пальцев. А они такие холодные, что у Эдди по всему телу бегут мурашки. Ричи расстегивает его рубашку — одну пуговицу за другой — медленно и уверенно, и Эдди совсем не хочет, чтобы он останавливался. Он открывает глаза. Смотрит на Ричи. И Ричи сверлит его своим взглядом. И прежде, чем Тозиер снова целует его, аккуратно и почти невинно, сердце Эдди затягивается тяжелым мрачным туманом, и дышать становиться тяжело уже не от страсти. И от этого странного чувства становится как-то не по себе, и разум начинает возвращаться на место, опуская вместе с собой на грешную землю и Эдди.       Он осторожно отворачивается, заставляя Ричи остановиться, и смотрит в его непонимающие глаза.       — Хватит, Ричи, — тихо говорит он, и что-то ломается внутри в этот момент. — Не надо.       Ричи улыбается, думая, что стеснение Эдди выглядит невероятно мило, и хочет поцеловать его снова, но Эдди кладет ладонь на его губы и снова его останавливает.       — Пожалуйста.       Ричи отстраняется непозволительно медленно. И когда Эдди все же решает посмотреть на него, то трезвеет так быстро, будто вовсе не пил. Под носом Тозиера — кровавые полосы, текущие по подбородку вниз, и в глазах то ли злость, то ли обида.       — Потому что это Денбро?       И Эдди пугается не на шутку. Быстро отползает от Ричи, резко поднимается, хватает рюкзак и почти выбегает из комнаты. А Ричи остается сидеть на месте, не говоря ни слова.       Эдди приходит в себя на полпути к дому. Останавливается на пустой дороге, смотрит вдаль и часто дышит, до сих пор не понимая, что с ним вообще происходит этим вечером. Вспоминает все это сумасшествие и чувствует неминуемое приближение паники. Эдди бросает рюкзак на землю, падает на колени рядом с ним и начинает искать ингалятор. И, как назло, не может найти.       Он остается стоять на коленях, задержав дыхание и закрыв глаза. Холодный ветер обдувает его лицо, и Эдди пытается думать только об этом ветре. Он раскрашивает его, делает более весомым, и теперь разноцветные вихри разбиваются об его тело, оставляя после себя пятна всех возможных цветов. Холод волной прокатывается по всему телу, и Эдди чувствует, как покрывается мурашками с ног до головы. И в этот момент в нем открывается второе дыхание, и сразу становится легче.       Эдди еще с минуту стоит без движений. Открывает глаза, собирает раскиданные по асфальту вещи и наконец поднимается на ноги. Вдыхает ночной воздух так глубоко, как только позволяет объем его легких, и идет домой.       Худощавая фигура на крыльце заметна еще за полмили, и Каспбрак замедляет шаг, настороженный видом нежданного гостя. Но на низеньких ступеньках перед домом сидит Билл, и Эдди выдыхает с облегчением. Он подходит ближе, удивленный и радостный одновременно, но на лице Денбро то ли печаль, то ли пугающее пустое безразличие, и Эдди перестает улыбаться.       — Почему ты… — Билл замечает его почти сразу, но в лице почти не меняется. Разве что появляется удивление. — Эдди, где твоя обувь?       Эдди смотрит на свои ноги и приходит в ужас. Даже в тусклом фонарном свете заметно, как светлые носки потемнели на десяток тонов, но хуже всего не это и даже не то, что теперь он может заболеть. Не то, что он мог запросто стереть себе ноги в кровь, и не то, что Соня будет целый месяц ругать его за потерю новой обуви. Хуже всего — кеды остались у Ричи, а видеться с ним Эдди не захочется еще долго.       — Если бы ты не сказал, я бы и не заметил.       Билл кивает и снова теряет интерес ко всему. Каспбрак садится рядом, опускает рюкзак на ступень ниже и терпеливо ждет. Он знает Билла лучше, чем даже сам Билл, поэтому не спрашивает ни о чем. Билл расскажет все сам, когда наступит нужный момент. А до этого остается лишь набраться терпения и не торопить его.       Билл решается.       — Мы расстались.       И больше ни слова.       В голове Эдди будто прошел ураган, запутав все еще сильнее, чем было. Он понимает, о чем идет речь, но не представляет, как это могло случиться. Любви крепче, чем у Билла и Беверли, Эдди не видел никогда. И, если бы его спросили, может ли случиться так, что они разойдутся, Эдди бы решительно это отрицал. Но, как оказалось, напрасно.       Эдди хочет завалить друга вопросами, начиная с банального «но вы ведь соулмейты, как же так». Хочет услышать печальную историю их расставания во всех подробностях и деталях. Хочет поддержать Билла, потому что знает, насколько это тяжело. Но единственное, что он может, — молча ждать.       — Ты помнишь того парня? — Билл достает сигареты и закуривает под удивленный взгляд. — Толстяка из младших классов.       А как не помнить? Лет семь назад Бена Хэнскома не дразнил разве что немой. Толстый мальчишка не мог не притягивать насмешливые взгляды и кучу проблем из-за лишних килограммов. Его общение с лузерами только начиналось, когда родители Бена развелись. Отец остался в Дерри, а мать увезла Бена в Портленд. Но в прошлом году самолет из Дрездена, на котором она летела, потерпел крушение, и Бену пришлось вернуться к отцу.       Теперь этот стройный красавчик мог украсть любое сердце, если бы захотел. И, похоже, сердце одной рыжей девочки он уже держал в своих руках.       — Но знаешь. — Билл выдохнул дым, и тот сразу же растворился в ночном небе. — Я даже не злюсь.       Эдди смотрит, как Билл тушит сигарету о верхнюю ступень, думая, что не видел его курящим уже много лет. Денбро встает, с благодарностью смотрит на Эдди и молча уходит. А Эдди чувствует его боль так же сильно, как собственную. Он всю ночь ворочается в кровати, раз за разом вспоминая события этого вечера, и засыпает только под утро.       Следующая неделя дается Эдди чересчур тяжело. Годовые контрольные по всем предметам, подготовка кучи бесполезных бумажек для колледжа, каждый день оставаться после уроков, чтобы всем вместе решать занудные тесты. И только ближе к выходным все успокаиваются, потому что продолжать дальше с тем же упорством уже нет сил.       В пятницу Эдди приходит в школу, понимая, что это его последний день здесь. Учителя уже не проводят уроков, давая выпускникам напутствия на будущее. Уже никто не просит их не бегать по коридорам и не сидеть на подоконниках. Никто не ругает их за громкий смех и отпущенные в сторону директора шуточки. И Эдди становится немного грустно от того, что все это заканчивается. Да, дальше будет колледж, новые друзья и взрослые проблемы, но эта жизнь будет уже совсем не та, что в маленьком тихом Дерри.       Эдди встречает Билла в коридоре, и они вместе выходят из школы. Здесь толпа еще более шумная, чем внутри. По всему двору разбросаны учебники и тетрадки, а их бывшие владельцы радуются, наконец избавившись от тяжелого груза знаний. На одной из лавочек сидит Беверли и курит. Эдди останавливается, хочет отвлечь друга и увести его в другом направлении, но Денбро продолжил идти, уже заметив впереди рыжие локоны. Беверли улыбается ему так нежно, будто рассказанное Биллом было всего лишь глупой шуткой, но в глазах Билла все та же грусть, и Эдди не решается ни о чем спрашивать.       Они втроем сидят в школьном дворе, смотря, как он медленно пустеет. Разговор не идет, поэтому почти все время они молчат. Первой уходит Беверли. Встает и, обняв их обоих, бежит к воротам, где теперь обнимает Бена. Минут через десять уходит и Билл, говоря, что хочет побыть один. Эдди не настаивает, чтобы Денбро посидел с ним еще. Он желает другу удачи и смотрит, как тот сворачивает на соседнюю улицу. Эдди сидит на лавочке, пока последние ученики старшей школы не расходятся по домам, потом встает и возвращается в школу.       В длинных коридорах непривычно пусто и тихо. Каспбрак никогда не оставался на дополнительные занятия после уроков, поэтому удивляется этому. Но тишина успокаивает, и Эдди погружается в мысли, в последний раз гуляя по школе.       Он думает о Билле, заходя в одну из открытых классных комнат. Садится за парту у окна и изучает глазами улицу. Билл… Эдди помнит каждое свое кровотечение настолько четко, что может описать каждое до секунды. И, конечно, помнит их причину, которая была одна для всех: Ричи и его близость вовсе не с Эдди. И порой кровь текла от одной даже мысли об этом. И Эдди думает, что Денбро знатно ошибся, посчитав своим соулом красотку Марш. А все чувства — лишь минутная слабость сознания. Влюбленность и не более. Может, они и не были обещаны друг другу шутницей-природой. А может, это Эдди всего лишь невнимательный.       Он думает о Ричи, выходя на крышу и не удивляясь, что она пуста. Эдди ловит себя на мысли, что пришел сюда с надеждой увидеть Тозиера, и сразу заставляет себя думать, что это совсем не так. Эдди закрывает глаза руками, подняв голову к небу, и нервно смеется.       «Не так, как же. Не ври хотя бы себе, Эдвард».       Он старается больше не думать. Спускается вниз, забирает оставленный в шкафчике пару недель назад ингалятор и выходит из школы.       В наушниках один из черных джазовых вокалистов зажигает толпу на концерте, когда его заглушает шум двигателя. Мотоцикл проезжает вперед и останавливается в трех ярдах от Эдди. Каспбрак замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается, снимая наушники с головы. Из-под мотоциклетного шлема показывается кудрявая голова, а уже через секунду Ричи смотрит на него, улыбаясь своей обычной улыбкой.       — Садись, — говорит он, кивая себе за спину. — Подвезу.       И Эдди будто назло всем своим обидам не может отказаться, как не может стереть улыбку со своего лица. Он садится позади Ричи, пока тот надевает на голову шлем, и обнимает его всю дорогу, радуясь каждой проведенной рядом с ним минуте.       Тозиер довозит его в целости до самых дверей.       — Приехали, малыш, — слышит Эдди, и одновременно с потяжелевшим от нежности сердцем чувствует детскую обиду и — совсем немножко — злость.       — Не называй меня так, — говорит он себе под нос. — Если я низкий, это не значит, что я не смогу врезать тебе.       Ричи смеется, оправдываясь, что совсем не это имел в виду, но звучит это неубедительно. Ричи это понимает и начинает шутить и кривляться, как обычно, чтобы разрядить обстановку. Это тоже получается так себе, и Эдди несильно пинает его ногу, чтобы тот наконец замолчал. Тозиер паясничает еще минут пять, но все же успокаивается.       — Слушай. — Ричи смотрит Эдди прямо в глаза, и тот напрягается в ожидании. — Прости за тот раз. Я не хотел… — Ричи замолкает на секунду. — Обижать тебя.       И Эдди становится то ли легче, то ли хочется биться об стену головой, но лучше уж это, чем совсем не общаться.       — Мы были пьяны, так что не бери в голову, — подводит черту Каспбрак, надеясь избежать неловкости.       Но ситуация все равно получается неловкой, поэтому Эдди быстро переводит тему. Он спрашивает Ричи, чем тот все же решил заниматься после школы. Он и так все знает, поэтому ссылается на возможные изменения в жизненном плане Тозиера. Но у Ричи все те же планы по покорению Голливуда, а Эдди, уже в который раз слушающий все ту же историю, понимает, что это может быть одна из их последних встреч. И в этот раз решительно пытается перебороть страх к собственным чувствам.       — Ричи, я…       Но у Ричи звонит телефон, и Эдди чувствует себя совершенно нормально. Но «хэй, Стен-супермен, как погодка в стране евреев».       И мир снова рвется на части.       Эдди отворачивается, но никак не может сдвинуться с места. Земля будто держит его за ноги мертвой хваткой и говорит «стой и смотри», пока Эдди пытается абстрагироваться от своих мыслей. Но он понимает, что уже поздно, когда на голубой рубашке появляются ползущие во все стороны красные пятна.       Эдди проклинает Стена за все свои неудачи, доставая из рюкзака салфетки. Проклинает и Ричи, потому что какого черта? Что у Стена есть такое, чего нет у Эдди? Ведь в тот день Ричи целовал его, а вовсе не Стенли. Эта мысль замирает в его сознании, не давая пробиться другим, и Каспбрак хватается за нее как за спасательный круг. И понимает, что другого шанса может не быть.       Ричи все еще что-то говорит, когда видит кровавые разводы на лице идущего к нему Эдди. И во взгляде появляется тревога. Он замолкает, отводя телефон от уха, хмурится и тянется свободной рукой к лицу Каспбрака. И совершенно не ожидает, что Эдди перехватит его руку. И, уж тем более, что поцелует.       Эдди чувствует привкус собственной крови, но это такая нелепая мелочь, потому что все это — самый настоящий бред. Он закрывает глаза и целует Ричи так нежно, как если бы они были пожилой парой, которая все еще влюблена. Не напирает и не настаивает, лишь касается чужих губ без всяких надежд на ответ. Он слышит из телефона голос Стена, который не понимает, куда пропал его собеседник, и отстраняется. И видит на лице Ричи растерянность. Эдди смотрит ему в глаза еще пару секунд, а потом земля отпускает его, и он наконец может уйти.       Руки совершенно не слушаются его, так что Каспбрак попадает ключом в замок не с первого раза. Оказавшись за порогом, скидывает с себя рюкзак, закрывает дверь на все замки и сползает по ней вниз, не веря в то, что сделал. А ведь он сам себе все напридумывал. Ричи мог поцеловать его и просто так. Потому что он всего лишь оказался рядом. Но кровь… Эдди только ее не мог себе объяснить.       Стук в дверь. Эдди вздрагивает. Зачем стучать, когда есть звонок? Он встает. Не думая, отодвигает все защелки и открывает дверь. Перед ним стоит Ричи. Весь серьезно-взъерошенный, словно сумасшедший ученый. И смотрит Эдди в глаза, не моргая. Эдди пугает вид Тозиера, и он отступает назад, готовый бежать при любом резком движении. Но Ричи движется медленно и тихо. Он переступает порог и закрывает за собой дверь. Все еще смотрит на напуганного Эдди и шагает в его сторону. Каспбрак натыкается спиной на стену и не знает, что делать дальше. Ричи подходит все ближе, а его вид пугает все сильнее.       — Ричи, — говорит Эдди внезапно охрипшим голосом. — Прости, ладно? Я правда не хотел…       — Эдди-спагетти. — Ричи останавливается в нескольких шагах от него. В голосе его нет насмешки, он даже не похож на голос Ричи Тозиера. Сейчас с Эдди говорил ребенок, боящийся даже собственной тени, но никак не Ричи. Но Эдди знал его слишком хорошо, чтобы расслабиться. — Я только задам вопрос. Ты знаешь на него ответ, я уверен. Так что просто отвечай честно, хорошо?       Эдди кивает, думая, что сейчас сделает все, что ему скажут, и сильнее прижимается к стене, пытаясь стать ее частью.       — Кто твой соулмейт?       К такому Каспбрак не был готов. Он знал, что до такого может дойти, но совершенно не представлял, что делать в этом случае. И что сказать Ричи? «Знаешь, чел, мой соул — это ты и твоя тупая рожа»? «Я даже понятия не имею, о чем ты тут разболтался»? «Какие еще соулмейты? Готов поспорить на свою шкуру, ты сам только что выдумал это дурацкое слово»? Все оказалось куда труднее, чем Эдди представлял в своей голове.       Эдди замечает движение впереди и перестает думать. Поднимает голову и видит, что Ричи подошел к нему непозволительно близко. Так близко, что еще пара дюймов, и между ними не останется ничего, кроме одежды. И Эдди, сам не зная причины, начинает плакать. Он смотрит Ричи в глаза, а слезы катятся по щекам. И он не может их остановить.       Ричи тянет к нему руки, и на этот раз Эдди позволяет ему себя коснуться. Ричи вытирает пальцами его слезы, а когда Эдди закрывает глаза, прижимается лбом к его макушке.       — Эдди, пожалуйста.       Но Эдди упрямо молчит, не желая ничего говорить. Раз Ричи спрашивает, он и сам обо всем догадался. Зачем тогда задавать такие вопросы?       — Ты ведь смеялся над всеми теми девчонками, которые тебе признавались, — уклончиво говорит Каспбрак, стараясь не отвечать прямо.       — Потому что я знаю, кто мой соулмейт. — Эдди вздрагивает. Он не решается поднять голову, боясь пересечься с Ричи взглядом. Он старается даже не двигаться. И не совсем понимает, к чему ведет Тозиер. — И я влюблен в него уже так давно, что и не вспомню, когда все это началось. — Эдди не выдерживает и снова начинает плакать, потому что это совершенно невозможно, чтобы Ричи признавался ему в своих чувствах. — А он очень глупо ревнует меня ко всем подряд и никак не хочет признавать, что тоже любит меня.       Ричи целует его в висок долго и нежно. И Эдди хватается руками за ворот его рубашки, пока Ричи обнимает его, вытирает слезы с его щек и продолжает говорить, как любит своего соулмейта.       — Я думал, что ты все поймешь, когда у меня пошла кровь, — смеется Ричи. — Но ты оказался таким дураком во всем этом.       — Все потому, — Эдди никак не может перестать плакать, — что ты смеялся над ними. Как я мог хоть что-то понять?       — И правда. Что я за идиот? — Ричи снова смеется. — Нужно было сразу всем сказать, что мы с тобой женаты, и у нас трое детей.       Эдди бьет его в солнечное сплетение (не со зла, просто так получилось), и Ричи на пару секунд перестает дышать. Каспбрак тут же спохватывается и начинает нервно спрашивать, все ли в порядке, а Ричи прижимает его к стене, наконец-то целуя без страха быть отвергнутым.       Они поднимаются в комнату и в объятьях друг друга совсем не замечают, как наступает ночь. Эдди слышит, как возвращается домой его мать, но забывает обо всем, когда чувствует губы на своей шее. Слышит, как Соня поднимается по лестнице, но и это совершенно не важно, когда тонкие пальцы сжимаются на его запястьях. Он видит, как тень матери появляется под его дверью и через пару секунд исчезает, и слышит, как Соня спускается вниз, уверенная, что ее сын давно спит. Но все это ни капли не интересно, пока Ричи смотрит на него таким теплым взглядом. И весь мир растворяется.       — Ты оставил у меня свои кеды.       Ричи прижимается к груди Эдди и слушает чужое сердцебиение. Его сердце то бьется совсем тихо, то пытается выскочить из грудной клетки. Каспбрак перебирает кудрявые пряди, впервые чувствуя себя так спокойно. Ричи садится и смотрит на Эдди сверху.       — Лучше бы ты оставил себя.       И у Эдди перехватывает дыхание. Он тянет Тозиера за руку, но Ричи сам целует его с жадностью ребенка, получившего давно желанную сладость.       Ричи засыпает первым. Он начинает тихо сопеть, прижимая Эдди к себе. Эдди рассматривает его, еще не до конца веря в то, что все происходит на самом деле. И закрывает глаза совершенно счастливый, когда за окном загорается первый летний рассвет.