(без названия)

Однажды Алик спросил про маму. Конечно, в двадцать втором веке никто не требовал, чтобы стандартная ячейка общества непременно была укомплектована мамой и папой, тем более всего лишь в одном экземпляре, да и к «молодым отцам» человечество относилось не в пример лояльнее, чем к затурканным матерям-одиночкам. И всё же рассеявшиеся по огромной галактике хумансы проявляли достойный всяческого осуждения консерватизм и образовывали семьи преимущественно традиционным, гетеросексуально-моногамным способом. В результате этой прискорбной тенденции ежедневно выгуливаемый на детской площадке Алик всё-таки, не без помощи сердобольных клуш-соседок, заметил прореху в холстине, поверх которой Вадим намалевал домашний очаг, и сделал очевидный вывод: мама должна быть, и точка. Куда девал? Вадим только порадовался, что маленький рыжий клон не дорос ещё до разговора о пестиках и тычинках, и своё по-детски (или по-киборгски) прямолинейное заключение вывел на основе исключительно количественных данных, не углубляясь в проблему собственного происхождения. Пришлось срочно выполнить отвлекающий манёвр игрушками и начать продумывать ответ — на всякий случай, ведь Алик рано или поздно спросит снова. Лекторским опытом Теодора спецагент не обладал, поэтому от подготовки речи на тему «папа и я — полноценная семья», занятия муторного и подбивающего отвлечься, плавно перешёл к размышлениям о том, кто же, в самом деле, может считаться аликовой матерью. В том, что отцом малыша безоговорочно является он сам, Вадим ни секунды не сомневался. А вот с кандидатами на роль биологических родителей (это же совсем не одно и то же!) всё было не так однозначно. Покопавшись в скудных остатках школьных знаний, Вадим извлёк на свет божий что-то про «особь, продуцирующую яйцеклетки», «диплоидный набор хромосом», «агамогенез» и даже «митохондриальную ДНК». По всему выходило, что, хоть выносил Алика во чреве своём безвременно почивший шерианский репликатор, генетическим прародителем — и мамой, и папой сразу — для клона был сорванный рыжий киборг. Будучи помянутым к ночи, оный саркастически заломил бровь, выкарабкался из вадимовой памяти и вцепился мозгоедскими зубами в услужливо подставленный межушный ганглий. Отогнать треклятого паразита смогли только привычные домашние хлопоты (игрушки Алику надоели, и в ребёнке проснулся здоровый аппетит — не так уж долго и продремавший), а вскоре и не менее привычная отцовская усталость. Кое-как убаюкав Алика, спецагент рухнул на не расстеленный диванчик и мгновенно отключился. Ночью Вадиму снилось страшное. Яркое солнце наполняло кухню — не холостяцкую загаженную, а чистую и согретую уютом. В воздухе плавали и смешивались душные, аппетитные запахи настоящей еды: наваристого борща, домашних котлеток, варёной картошки и (Вадим недоверчиво принюхался), кажется, пирога с потрохами. Жена, высокая, стройная, в цветастом сарафане, крутилась у плиты, торопясь к мужниному пробуждению, и золотистая коса толщиной в руку металась по её спине, словно нервный кошачий хвост. «Красавица моя» — подумал Вадим, присаживаясь на своё место. Жена ласково защебетала и поскорее собрала на стол: свежий хлеб, жирная сметанка, квашеная с брусникой капустка, царицей посреди стола — запотевшая бутылка водочки… и огромная тарелка макарон, щедро политых вареньем. Вадим недоумённо оглядел стол в поисках обещанных запахами котлет и борща, но никакой другой еды, кроме поставленного перед ним «деликатеса», не обнаружил. Он перевёл взгляд на примостившуюся рядом жену и тупо уставился на бледную веснушчатую рожу мозгоедского киборга. — Кушай, милый, не обляпайся! — проворковал тот, подперев щёку рукой и умильно глядя на Вадима. Спецагент послушно заработал ложкой. Набившие оскомину макароны, сдобренные сладким, которое он никогда не любил, были отвратительны. Киборг неотрывно пялился на Вадима из-под рыжей чёлки, пока тот не доел всё, а после потянулся налить «мужу» водки. В стопке вместо неё почему-то оказался коньяк. Вадим зажевал подношение капусткой, наструганной так длинно, что лохмотья торчали изо рта, заставляя ассоциировать себя с питающимся козлом. Дэн сидел рядом и задумчиво поглаживал перекинутую через плечо косу. — Вадик, а купи мне шубу! — заявил он, глядя на спецагента невинными голубыми глазами. — Какую? — Лисью… — мечтательно протянул кибер. — Рыжую или белую? — Шоаррскую! Вадим замер, шокированный образом рыжего киборга в пышной фиолетовой шубе, с кокетливо блестящими на воротнике пятью алыми глазами и зубастой пастью. — А может, всё-таки белую? — Не-е-ет, белая у всякой дуры есть. — надул губы Дэн. — Вадик, ты хочешь, чтобы твоя жена была, как все? Взгляд спецагента, блуждавший по кухне, наткнулся на декоративную доску из натурального дерева, на которой паяльником было выжжено «Вадику и Дэнечке, совет да любовь!» в окружении кучи прихотливых завитушек, подозрительно напоминавших щупальца, и одного космического корабля, подозрительно напоминавшего мозгоедский. — Ты у меня и так… уникальная, — выдавил спецагент, таращась на дружеский подарок. — Ой, Вадик, ты такой романтик! — захихикал киборг, прикрываясь косой. — Иди, я тебя поцелую! Вадим отшатнулся было, но увильнуть от загребущих лап DEX’a не удалось бы и гораздо лучше сохранившему форму бойцу. «Дэнечка», ухватив его лицо двумя руками, облобызал оное методично, как по прочерченной сетке, а потом коварно переполз на колени и попытался просунуть язык между чужими брезгливо сжатыми губами. Эдакое гадство, в сочетании с подозрительными движениями костистой задницы, отрезвило Вадима не хуже ушата ледяной воды, вылитого на голову. Он принялся яростно (и безуспешно) выкручиваться из стальной киборгской хватки, но тут в соседней комнате заплакал Алик, и «жёнушка» сама слезла с колен, устремившись к выполнению материнского долга. Не успел Вадим отдышаться и прикинуть план побега, как проклятый киборг уже возвращался, виляя бёдрами соблазнительно и угрожающе одновременно, словно прошивку от Irien’a ему поставили не вместо боевой, а поверх. Добившись, мать его, уникального синтеза. Кстати о матери. Кто ж тогда вадимова тёща? Образ хмурого Стасика, пробующего пальцем толстый слой пыли на антресолях и вопрошающего, не обижает ли Вадим его приёмную доченьку, оказался для истощённой психики предпоследней каплей, и спецагент покорно отдался в руки подоспевшему киборгу, который усадил «мужа» на край стола и снова принялся лобызать в губы. Очнулся Вадим в тот момент, когда Дэн привычным движением оттянул резинку его домашних штанов и сунул за неё шаловливую ладошку. — Погоди, ты же… ты же всё-таки не… — отбрыкивался спецагент сквозь жадные поцелуи. — У тебя же эти, как их... ЭТИ... — Не волнуйся, дорогой, — просиял киборг, — Эти — втягиваются! После чего задрал подол и наглядно продемонстрировал. На этом эпическом моменте нервы Вадима сдали последний рубеж. Он перекатился через стол, расшвыривая посуду, рванул к дверному проёму, спиной чувствуя настигающего DEX’а, безнадёжно заорал… …и проснулся от рёва Алика, напуганного стонами и воплями мечущегося во сне отца. Торопливо укачивая сына и разгоняя остатки кошмара, цеплявшегося к трёхдневной щетине плотоядными губами, Вадим думал, что когда — если — Алик снова затребует себе кибернетическую мамочку, он её обязательно приведёт. Купит в салоне. «Семёрку». Mary. Лысую!!!