Une Fleur rebelle

      — Mon Dieu, почему в этой школе нет ни одного симпатичного учителя!       Флёр Делакур едва ли не засыпает на последней парте, пока кто-то из старшекурсников Когтеврана отвечает на очередной вопрос профессора Снейпа. Её взгляду не за что зацепиться, кроме как за самого профессора: в своей неизменной чёрной мантии и с сильно отросшими чёрными волосами, вечно угрюмый и резкий, он больше похож на завхоза, а не на преподавателя, тем более такой сложной дисциплины, как зельеварение. Она уже видела его за преподавательским столом в Большом зале и знала его имя, но до сих пор сомневалась в том, что он из себя представляет. Тёмные глаза, крючковатый нос и кожа, похожая на серый пергамент — он весь производит впечатление выросшего неудачника, которого в жизни не интересует ничего, даже собственная внешность.       А вот Адель его побаивается и даже сейчас отказывается поддержать беседу на тему отсутствия в Хогвартсе симпатичных учителей. Сидит, записывает вслед за ним очередное описание зелья, которое сегодня предстоит изготовить. Честное слово, в Шармбатоне учебный процесс движется куда интереснее! И классы гораздо светлее и просторнее, а вот бедные ученики Хогвартса вынуждены варить зелья в подземельях, словно средневековые колдуны из детских сказок!       Флёр не удерживается от смешка: в своих скучных школьных мантиях студенты и впрямь похожи на подмастерьев колдуна, что бродит меж ними и буквально суёт длинный нос в каждый котёл. Сидят, что-то усердно чистят и режут, такие дисциплинированные! Как будто на истории магии два дня назад не страдали ерундой под заунывную лекцию привидения.       — Мисс Делакур, — вкрадчивый голос слышится где-то совсем близко, — чем вы нас удивите в этот раз?       Она поднимает на него глаза и отвечает самой чарующей из своих улыбок.       — Видимо, своим присутствием, — сухо комментирует Снейп. — Займитесь зельем, а не заигрыванием с мужской частью седьмого курса.       Шепотки вьются среди женской половины класса — ученицы явно поддерживают профессора, хотя в обычное время вряд ли бы выразили столь шумное одобрение его словам. Флёр же независимо поводит плечом: что взять с этих англичанок, для которых само понятие флирта приравнивается к чему-то непостижимому и непонятному, а то и предосудительному. Ну а что плохого в том, чтобы подарить тому или иному молодому человеку заинтересованный взгляд? Мужчины распускаются от них, как цветы на весеннем солнце.       Кроме, пожалуй, одного — колючего, как кактус, и столь же стойкого даже к самому жаркому солнцу.       На первый его урок Флёр опоздала и потому слишком долго блуждала по школьным коридорам, пока одно из привидений не соизволило указать ей дорогу в подземелья, куда бы она ни за что не догадалась заглянуть в поисках учебного класса. Прошло минут двадцать от занятия, и студенты уже начали работу, когда Флёр вошла, намереваясь с лёгкостью проскочить этот инцидент. Ну, как же, ведь не накажут же её за маленькое опоздание! В конце концов, она чемпион Шармбатона, участник Турнира и вообще может не посещать школьные занятия.       Но профессор Снейп на её появление никак не отреагировал, был занят беседой с учеником. Флёр нетерпеливо поправляла волосы и мантию, ожидая, когда её заметят, и, в конце концов, недовольная таким пренебрежением, молча прошла к свободному месту возле своей однокурсницы.       — Что следует говорить при опоздании, мисс Делакур? — немедленно раздался строгий голос преподавателя.       — Я проспала, — забавляясь, ответила Флёр.       Наконец-то оторвавшись от чужого котла, профессор Снейп повернулся к ней, обдал холодным взглядом, скривил губы в издёвке.       — По вам не скажешь.       Две семикурсницы звонко прыснули.       — Благодарю за комплимент, — улыбнулась Флёр.       — Я имел в виду то, что вы больше времени потратили на прихорашивание, нежели на то, чтобы потрудиться прийти вовремя.       Резкая, даже грубая, отповедь слегка отрезвила Флёр. Прежде с ней мужчины так не разговаривали: даже самых строгих размягчали несколько улыбок или непринуждённое кокетство. Но сейчас это почему-то не работало.       — В отличие от некоторых я не пренебрегаю уходом за собой.       — Лучше бы вы не пренебрегали будильниками.       Флёр вскинула голову, стараясь не реагировать на смешки.       — Не могла же я прийти, не приведя себя в порядок?       — Вы могли бы просто не приходить. Наша аудитория потеряла бы не так уж много от вашего отсутствия.       Класс зашумел, приглушённо переговариваясь, но Снейп, обернувшись, одним взглядом заставил всех развеселившихся замолчать. Снова повернулся к Флёр, слегка растерявшейся, но старавшейся не подавать виду.       — Сядьте, мисс Делакур, и впредь, если опаздываете, лучше не приходите вовсе. Здесь требуются мозги или хотя бы зачатки интеллекта, а не идеальная внешность.       — Уж по вам-то видно, — пробурчала себе под нос Флёр.       Весь урок она бросала на Снейпа игривые взгляды, впрочем, слишком короткие, чтобы он смог их распознать. Обстрелу подверглись его чёрная мантия, грязные волосы, едкие комментарии неудач студентов. У него не было здесь любимчиков, но были те, чьи зелья он изучал с особой тщательностью и либо безжалостно критиковал, либо удостаивал гробовым молчанием. Судя по улыбкам студентов, молчание служило одобрением работы.       Флёр было даже интересно, что он скажет о её зелье, но Снейп просто прошёл мимо, словно её работа ничего не значила. И сегодня она намерена привлечь его внимание.       Увлёкшись процессом, Флёр даже не замечает, что профессор следит за её манипуляциями. Она сосредоточенно стучит ножом по доске, подбрасывает измельчённые ингредиенты, помешивает получившееся зелье и вдыхает исходящий от него бледно-золотистый пар. Убедившись, что работа выполнена, Флёр расслабляется и неторопливо убирает рабочие принадлежности, краем глаза отмечая, что профессор как раз проходит мимо.       Но в этот раз он останавливается, точно что-то его задержало. Обводит взглядом помещение и нехотя поворачивается к Флёр, встречающей его очередной улыбкой.       — Что вы скажете о моём зелье?       И почти с удовольствием смотрит, как профессор склоняется над котлом.       — Что это за запах? — щурится Снейп.       — Корица, — поясняет Флёр. — Для изюминки.       — Здесь мы готовим зелья, а супы будете варить у себя на кухне.       — А в Шармбатоне поощряют нестандартный подход к зельеварению, — поддразнивает Флёр. — Прискорбно, что в вашей школе…       Холодный глубокий голос режет как бритвой.       — Наша школа выпускает магов, а не поваров, мисс Делакур. Оставьте специи для кулинарных опытов.       И отходит, так и не вынеся свой вердикт.       Флёр воспринимает это как вызов. Ещё бы! Ведь прежде никто не сопротивлялся так успешно и упорно её колдовским чарам, осознанным и неосознанным. Никто не вступал с ней в пикировки, сохраняя рассудок трезвым — обычно мужчины терялись от её красоты и не могли разборчиво излагать свои мысли. Флёр забавляло делать мужчин беззащитными и растерянными; сама же быть растерянной она не собирается.       Его занятия становятся отличным полигоном для практики в острых фразах и пронизывающих взглядах; играя с привычным для окружающих образом пустоголовой красавицы-кокетки, Флёр разбавляет его чем-то куда более настоящим: дерзостью, умом, подначиваниями. Она знает, что за эти выходки ничего не получит, ведь никто бы не назвал это откровенными препирательствами с учителем. И сам Снейп, кажется, ждёт, что же она выкинет в следующий раз, хоть и встречает любой выпад равнодушно и ехидно.       Он совсем некрасив; конечно, его волосы можно вымыть и подстричь, но Флёр даже под Амортенцией не сочла бы его длинный, крючковатый нос и бледную кожу привлекательными. Однако ей нравятся его глаза и голос, точнее, контраст, который создают стылый тёмный взгляд и глубокий, вкрадчивый тембр. Бывает такая погода, когда на улице солнечно, но стоит выйти, и ты понимаешь, что на самом деле ужасно холодно, несмотря на солнце. Так же и со Снейпом: в его голос хочется укутаться, а от взгляда — бежать.       Флёр знает, что её мнение вряд ли кто разделяет: ученики видят в Снейпе лишь злобного профессора, им неинтересно и даже страшно ему возражать или пытаться изменить его отношение. Ей же хочется именно этого: заинтриговать, поставить в тупик, сбить с толку — словом, встряхнуть и вырвать из зоны комфорта. Хотя бы потому, что это удавалось с любым мужчиной, на которого падал её взгляд.       А избалованные мужским вниманием красавицы редко сдаются, не заполучив желаемое.       В отсутствие мадам Максим занятия в Шармбатоне велись в обычном порядке, но тем студентам, что попали в делегацию от академии, необходимо как-то восполнять пропущенный год. И потому профессор Дамблдор любезно предложил заморским студентам посещать любые уроки, чтобы следовать программе. Конечно, во многом подходы к обучению различались, но это было лучше, чем ничего, а мадам Максим не могла проводить занятия по всем предметам.       И в результате Северус был вынужден терпеть новых учеников. С воспитанниками Дурмстранга у него проблем не было: ребята в самом деле толковые и серьёзные, Каркаров держит их в ежовых рукавицах, с дисциплиной всё отлично. Но эти французы… Постоянные легкомысленные шепотки и блуждающие взгляды неимоверно раздражают. Они даже зелья варят по-своему, постоянно что-то приговаривая и добавляя лишнего. В конечном итоге, даже с учётом расхождений в процессе приготовления, зелья выходят отличного качества, и это ещё сильнее злит Северуса.       А ещё его злит чемпионка Шармбатона. Серебристые волосы отвлекают постоянными бликами в задних рядах, кокетливые взгляды из-под пушистых ресниц неотступно преследуют, а смешки — эти мелодичные, сочные смешки — вызывают настойчивое желание обернуться на них.       Флёр Делакур постоянно подстрекает подружек поболтать, окликает своих знакомых юношей и смущает нелепыми просьбами студентов Хогвартса. А ещё она не реагирует на замечания — более того, намеренно провоцирует, и торжествующий огонь в глубине изумительно голубых глаз грозит сжечь дотла Северуса со всем его негодованием, классом и вообще подземельем.       Каждый раз, подходя к её парте, Северус чувствует себя средневековым колдуном, приговорённым к сожжению на костре; кокетливые улыбки и взгляды — это связывающие его верёвки, а насмешливые фразы — солома, вспыхивающая от искры манящего голоса.       Когда-то давно так на него действовала близость Лили, но мысли о ней под запретом. Флёр не рыжая, у неё нет веснушек и заразительной живости, точно она вот-вот сорвётся с места, и она уж тем более не его лучший друг. Мисс Делакур производит впечатление холодной красавицы, прекрасно знающей себе цену, но при том умеющей снизойти до мужчины, чтобы затем вертеть им как ей вздумается. Она — сирена, заманивающая к себе внешним видом, а затем пожирающая попавших к ней в плен. И всё это коварство под соблазнительным обликом — в семнадцатилетней девчонке, прекрасно сознающей силу собственной красоты.       Только для него её чары бессмысленны. Да, аура вейлы делает своё чёрное дело, разжигает внутри огонь интереса и даже влечения, но это не значит, что его тянет к ней нечто большее. Тяжело же приходится этой красавице — каждый день отбиваться от толп поклонников.       Северусу приходилось точно так же отбиваться от недругов, норовивших так или иначе его задеть и унизить.       Он видит, как на Флёр смотрят окружающие мужского пола. В Большом зале головы студентов неизменно поворачиваются к ней, и каждый втайне ждёт, что она подойдёт к нему за каким-нибудь блюдом. В коридорах ученики непроизвольно расступаются, пропуская её вдоль импровизированного живого коридора. Старшекурсники порой носят её сумки и провожают до класса. А уж в преддверии Святочного бала и вовсе не дают прохода, приглашая и не отступая, даже услышав отказ.       Однако эта чертовка вместо того, чтобы ответить уже хоть кому-нибудь согласием, продолжает его осаду. Проще простого было бы сказать пару слов о её поведении мадам Максим, но, если рассуждать логически, разве поверит кто в такую ересь? Чтобы первая красавица Шармбатона испытывала свои чары на ничем не примечательном преподавателе Хогвартса? Северус не был о себе столь высокого мнения, чтобы самому поверить в романтический интерес юной француженки.       На одном из последних занятий Флёр задерживается, что-то убирая с парты, и, дождавшись, пока класс опустеет, подходит к преподавательскому столу. Северус, конечно, видит эти ухищрения и успевает подготовиться к очередной проверке на устойчивость к вейловским чарам. Он даже не поднимает на неё взгляд, стоит француженке остановиться у его стола.       — Вы заблудились и не знаете, где дверь? — спрашивает Северус, когда повисшее молчание становится невыносимо долгим.       — У меня к вам вопрос, — говорит Флёр с придыханием, от которого непроизвольно бегут мурашки. — Личного характера.       Северус откидывается на стуле и скрещивает руки, точно это поможет отгородиться от сокрушительной волны женского обаяния.       — Не стоит меня дразнить, мисс Делакур. Я не дракон, чтобы усыпить меня вашими чарами.       — И в мыслях не было, — улыбается Флёр. — Просто хотела узнать, не оставите ли вы мне танец на Святочном балу?       Ему не хочется удивляться, совсем не хочется, но, кажется, брови непроизвольно выдают удивление, заставляя огонь торжества в её глазах разгораться ещё ярче. Он для неё всего лишь очередной объект насмешек; Северусу не привыкать, и он этого не простит ни за какие улыбки.       — Если вы делаете это на спор, то счастлив способствовать вашему проигрышу, — холодно отвечает он. — А теперь вон из кабинета.       Флёр качает светлой головкой, демонстрируя, насколько её задел его отказ, а затем выпархивает из кабинета, и в коридоре жемчугом рассыпается её звонкий смех.       Святочный бал, шанс для учеников нарушить большинство школьных правил, дарил опасное ощущение вседозволенности весь декабрь в своём преддверии, а уж когда на полных правах занял Большой зал, то и вовсе раскрепостил вчерашних послушных студентов. Юные леди, громко смеющиеся и кокетничающие, и молодые люди, от которых сильно несёт чем-то покрепче пунша, и все они в одном помещении — танцуют и веселятся, сменив традиционный оркестр на завывания «Ведуний», от которых голова гудит почище, чем от воплей любой банши. Некоторые особенно заведённые норовят ускользнуть в тень зачарованного сада, чтобы побыть наедине. И повсюду атмосфера всеобщего помешательства вкупе с романтическими настроениями. Даже Грюм, и тот уже второй танец кружится с Синистрой, несмотря на деревянную ногу.       Северуса танцы, веселье и смех не особо прельщают. Ученики с их восторгом и одобрительными воплями каждому выпаду со сцены, с раскрасневшимися лицами и растрёпанной одеждой, похожи на расшалившихся пикси — того и гляди схватят за уши и утащат к потолку. К своему удивлению, Северус даже видит своего крестника, танцующего с младшей Гринграсс, пока Паркинсон отчаянно пытается допить поднесённый им стакан пунша.       Нескольких учителей обязали патрулировать территорию сада и вообще следить за порядком, и потому Северус с толикой облегчения выходит на свежий воздух из зала, где всё пропахло бунтарством и подростковыми гормонами. Мимо нет-нет да прошмыгнёт парочка — и на дорожки, исчезающие в тёмных кустах.       В прятки Северус играл всего пару раз, и то с Лили, а вдвоём это совсем не увлекательно, и потому он совершенно равнодушно обходит тенистые аллеи, время от времени замечая тех или иных студентов и снимая с них баллы. Ничем особо запретным они, конечно, не занимаются, но отказать себе в удовольствии невозможно. Наивные пуффендуйцы далеко не забираются и видны как на ладони; когтевранцы уходят подальше и выбирают уголки поукромнее. Гриффиндорцы могут и в открытую пройти рядом с ним, держась за руки, а слизеринцев Северус вовсе не видит — им уголка укромней подземелий сейчас не найти, если учесть, что декан нескоро появится в собственных владениях.       От смешков, томных вздохов и объятий, ненароком подсмотренных, Северуса тошнит. Все эти робкие проявления первых чувств ему толком и не знакомы: он никогда не обнимал девушку так, как обнимают любимую; никогда не целовал и не танцевал с ней; да что там, ему лишь отдалённо помнились порывы первой любви, когда любые прикосновения, любые движения воспринимаешь как нечто сокровенное и особенное.       Ведь это было так давно… и было ли?       Была Лили — солнечная Лили, каждая улыбка которой согревала лучше августовского солнца. Она не боялась взять его за руку — как друга; не стеснялась сидеть плечом к плечу под деревом, болтая — по-дружески; ей ничего не стоило невзначай поправить его волосы или рукав плохо сидевшей мантии, а когда на совместном зельеварении они работали над одним котлом, и их головы то и дело склонялись, он радовался возможности вдохнуть тёплый аромат рыжих волос. Ради таких моментов стоило жить, только в них он ощущал себя до краёв переполненным солнцем. И при этом не смел даже надеяться на нечто большее. Ведь они с Лили друзья, самые лучшие! И от того, что он слишком часто повторял про себя эти слова, они занозами вонзались в сердце и, кажется, до сих пор там сидят, загнивая и постепенно отравляя ядом жизненно важный орган. Впрочем, опыт прожитых лет успешно демонстрирует, что и без сердечных треволнений можно жить.       Но теперь Лили нет, и в известном смысле никогда и не было у него. И, глядя на школьников, у которых, в отличие от Северуса, всё успешно получается, он испытывает безотчётную злость.       Эффект незавершённости?       В ближних кустах слышится французское воркование, нежное и мелодичное, прерываемое вздохами и мужским шёпотом. Нахмурившись, Северус подходит, держа наготове волшебную палочку.       Его взгляду открывается очередная пошлая сценка: Роджер Дэвис нахально лезет под юбку смеющейся Флёр Делакур, свободной рукой сдвигая верх серебристой мантии так, чтобы обнажить плечи и грудь. Француженка, явно недовольная поспешностью когтевранца, решает остановить его неуёмный интерес и ослабляет воротник его парадной мантии, поглаживает шею.       — Ты обещала, что покажешь французскую любовь, — тяжело дышит Дэвис, пальцы которого до сих пор путешествуют под юбкой изящной женской мантии.       — Не любовь, а поцелуй, — возражает Делакур.       Словно его парализовали заклятием, Северус неотрывно следит за тем, как Флёр наклоняется к своему кавалеру и умело его целует, запуская длинные пальцы в его волосы, приникая ближе к нему, томно постанывая в процессе.       — Вот это и есть настоящий французский поцелуй, — поясняет она в конце, облизнув губы.       Роджеру Дэвису только и остаётся, что неосознанно повторить её действие.       — Весьма познавательно, — комментирует Снейп, наслаждаясь тем, как застигнутые врасплох влюблённые судорожно оглядываются.       — А вам понравилось увиденное? — игриво спрашивает Флёр, удерживая напрягшегося Роджера рядом с собой.       — Примерно на двадцать баллов, снятых с Когтеврана.       С Дэвиса разом спадает всё наваждение; он вскакивает на ноги, оправляя одежду, и покидает свою спутницу, получив в спину озвученное количество снятых с факультета баллов.       Игривость тут же испаряется. В полном молчании Флёр сосредоточенно приводит в порядок мантию, убирает лишние пятна и подкручивает пальцами выбившиеся из причёски пряди. В лунном свете, просачивающемся сквозь ветки, она похожа на прекрасное видение. На разгневанное прекрасное видение.       — Что вы здесь забыли? — возмущается Флёр.       Поднявшись и подойдя к Снейпу, она стоит почти вровень с ним, что его совсем не устраивает.       — Я — преподаватель, — чеканит Северус, — и в мои обязанности на сегодня входит проверять окрестности, в том числе и на предмет вышедших из-под контроля учеников.       — О, то есть вы считаете, что можете нарушать наше личное пространство только лишь потому, что являетесь учителем?       — Можете поверить: я отнюдь не в восторге от того, что вынужден был прервать с десяток парочек вроде вас.       — Судя по тому упорству, с каким вы шарите по кустам и подглядываете за всеми, это вам очень даже нравится.       Северус окидывает взбунтовавшуюся француженку долгим взглядом. По-хорошему спорить с ним должен был Дэвис, но когтевранец решил не связываться с преподавателем, зная его репутацию. А вот мисс Делакур не повредило бы разобраться, кому можно перечить, а кому — нет.       — Вы считаете, что можете мне дерзить только лишь потому, что не являетесь студенткой Хогвартса? — Вопрос от него звучит как утверждение.       — Упаси Моргана, — закатывает глаза Флёр. — Будь это так, я бы отравилась, — прибавляет она на французском.       Тёмные глаза профессора, подсвеченные огоньком волшебной палочки, мрачно поблёскивают.       — Это вполне можно устроить.       Оказывается, этот мерзкий англичанин понимает её родной язык! Любая на месте Флёр смутилась бы этому, но мисс Делакур ещё сильнее намерена отстаивать свои права.       — В вашей школе ужасные порядки: следить за учениками, мешать им и делать выговоры за то, как они проводят своё личное время…       — У нас в Хогвартсе запрещается вести себя распущенно и пререкаться с учителями. Вы именно это считаете ужасным?       — Нет! — Флёр раздражённо топает ножкой. — В Шармбатоне тоже существует дисциплина. А ещё в нашей школе люди соблюдают этикет и не нарушают чужой тет-а-тет. Этому стоило бы поучиться.       — Французы во многом щепетильны, но отнюдь не в нравственности, как я уже успел убедиться.       — О! Для вашей нации нравственность — всего лишь щит, прикрывающий бездушие и полное неумение проявлять чувства, — пылко декламирует Флёр. — Вы все — холодные, лишённые эмоций и сердец снобы, запертые в рамках дурацких условностей и приличий. И вы — самый мерзкий из них.       — А вы — всего лишь прехорошенькая самодовольная дурочка, воспитанная на бульварных романах, — издевается Снейп. — И уже наговорили на несколько дисциплинарных взысканий. Будем продолжать нашу беседу или с вас довольно?       — Это оскорбительно! Я буду жаловаться мадам Максим, — заявляет Флёр.       — Думаю, если она узнает, при каких обстоятельствах я застал вас с Дэвисом, то встанет на мою сторону. Репутация вашей школы для неё окажется куда важнее негодования провинившейся ученицы.       Кажется, это действует на зарвавшуюся француженку: она хмурится, но благоразумно помалкивает — сказать на это нечего. Решив, что с неё хватит, Северус разворачивается, чтобы продолжить возложенные на него обязанности по патрулированию территории сада, но снова слышит мелодичный голос мисс Делакур.       — Может, я и провинилась, но права оскорблять меня у вас нет, и уж в этом мадам Максим займёт мою сторону. А тогда вам явно не поздоровится, — уверенно говорит Флёр, подходя к нему. — Приятного вечера, профессор, — и проходит мимо, послав напоследок чарующую улыбку.       Северус Снейп смотрит ей вслед и видит, как самодовольная француженка шагает к Большому залу, что-то гневно говоря поджидавшему её неподалёку Дэвису.       «Значит, без наказания не обойтись».       Изначально он не собирался накладывать дисциплинарное взыскание: всё-таки девчонка из другой школы и посещает его занятия со старшекурсниками от силы раз в неделю, её голова забита Турниром и флиртом, и она считает, что ей спустят всё только лишь благодаря потусторонней вейловской красоте. За годы учёбы и преподавания он много таких повидал, на каждом курсе находились хорошенькие ученицы, кокетничавшие вместо того, чтобы сосредоточиться на зелье.       Но сейчас спускать ситуацию на тормозах не стоит. Северус Снейп давно уяснил для себя одну прописную истину. Капризные красавицы вроде этой Делакур нуждаются в твёрдой руке и полном безразличии к их чарам; это отрезвляет их и даёт понять, что не каждый мужчина в этом мире готов пасть к их ногам по щелчку изящных пальчиков.       В шесть вечера Флёр Делакур, пылая праведным гневом, спускается в подземелья Хогвартса. Ей не нравится здесь: мрачно и сыро, а ещё этот противный скользкий мох — да в фамильном склепе Делакуров намного светлее и уютнее. И сейчас она бы предпочла находиться даже там, нежели во владениях несносного преподавателя, решившего испортить ей рождественские каникулы.       Она так и сказала мадам Максим, получив свиток с требованием отработать взыскание, но директор Шармбатона покачала головой.       — Моя милая, тебе следовало учесть английские нравы. Преподаватель застал тебя за чем-то совершенно непристойным, а ты ещё и вступила с ним в спор!       — Мы не делали ничего непристойного! — но Флёр предательски краснеет. — Он не имел права…       — Имел, — отрезает мадам Максим. — Но если ты будешь послушна, он сократит наказание.       — Послушна! Я не буду послушна.       — Флёр Делакур! — голос директора и без того громкий, но стоит его повысить, и он способен сокрушить каменные стены шотландского замка. — Я уже много раз закрывала глаза на твой вздорный характер и проступки, я защищала тебя как своего чемпиона, но совершенно не одобряю оскорбительные речи в отношении профессорского состава Хогвартса! Перед балом был проведён инструктаж о правилах поведения, и особо подчёркивалось: не компрометировать себя и не ставить под угрозу честь академии. А ты чуть не спровоцировала скандал. Если бы вас увидела профессор МакГонагалл…       «Ну конечно, она бы прочитала нудную лекцию, зато не назначала бы отработку! А этот Снейп намеренно хочет меня унизить».       Флёр действительно не понимает, как зажимания с Роджером Дэвисом могли скомпрометировать и её, и академию. Они ведь только целовались, ничего большего! Думать о том, что Дэвис всё же позволял себе кое-что гораздо большее, чему и стал свидетелем Снейп, не хотелось. Она же не дала ему зайти дальше, чем допускают приличия! И раз уж на то пошло, профессору МакГонагалл стоило строже беседовать со своими учениками, чтобы те не распускали руки.       Миновав скользкие каменные ступеньки, Флёр останавливается возле кабинета профессора зельеварения, расправляет плечи и вскидывает голову, а затем входит — совсем как на бойню с драконом. Тогда ей стоило неимоверных усилий не подавать виду, что ей страшно, и улыбаться зрителям, поддерживая образ очаровательной волшебницы, для которой любой дракон — просто камешек под каблуком изящной туфельки.       Но сейчас она не знает, с кем бы сразилась охотнее — с валлийским зелёным драконом или с профессором Снейпом в неизменной чёрной мантии. Если у дракона опасность представляет вырывающийся из пасти огонь, то Северус Снейп кажется сплошным ядовитым сорняком: где ни прикоснись — рукой или словом — обожжёшься.       Решившись с честью провести и этот бой, Флёр толкает дверь кабинета.       — Вы опоздали на десять минут, мисс Делакур, — встречает её надменный холодный голос.       — Заблудилась в подземелье, — улыбаясь, отвечает Флёр.       «Если с драконом сработала тактика по погружению в сон с помощью чар, то и его бдительность удастся усыпить притворным смирением», — рассуждает девушка.       — Мне выдать вам карту?       — Не стоит, я попрошу кого-нибудь проводить меня.       Под тяжёлым мрачным взглядом она танцующей походкой направляется к ближней парте и усаживается на её край — точно райская птичка на ветке. Снейп бегло оглядывает её наряд, явно неприспособленный для мытья котлов: форменная шёлковая мантия Шармбатона, бледно-голубой цвет которой идеально подходит к распущенным по плечам серебристым кудрям. Поймав на себе его внимание, Флёр расправляет складки и спрашивает:       — И что вы потребуете от меня написать?       Лёгкая тень удивления на мрачном лице помогает Флёр и дальше разыгрывать наивную дурочку.       — Написать? — переспрашивает Снейп, не отходя от рабочего стола. На разноцветные склянки и ингредиенты смотреть куда интереснее, чем на него.       — Ну да, — кивает Флёр. — Строчки. Что-то вроде «Я не должна целоваться с мальчишками в школе» или «Я не должна быть распущенной».       — С удовольствием бы заставил вас написать всё это, но тратить пергамент попусту не собираюсь. Ваше задание на сегодня — вон те котлы.       — Их нужно расставить по местам?       — Их нужно начистить до блеска. Так, чтобы я мог видеть в них своё отражение.       — В Хогвартсе больше нет зеркал? — с улыбкой интересуется Флёр, старательно скрывая раздражение. Она не станет заниматься работой, которую должны выполнять домовые эльфы!       — Вам должно быть виднее. — Взмах палочкой, и на парту возле Флёр падают тряпка и моющее средство. — Можете приступать.       Флёр плавно соскальзывает с парты.       — Но это же нечестно! Я не буду мыть ваши котлы! В конце концов, я не сделала ничего такого, что должно наказываться таким варварским способом!       У Снейпа вырывается вздох, но это единственное, что выдаёт его недовольство.       — Мисс Делакур, не ухудшайте положение ваших дел. Тряпку в руки и начинайте отрабатывать оскорбления, которые неблагоразумно высказывали недавней ночью.       — Я — чемпион Шармбатона и участник Турнира Трёх Волшебников, я не стану мыть ваши котлы.       — Как я мог забыть, — издевательски кривит губы Снейп, — знаменитостям и чемпионам труд противопоказан. Он унижает их достоинство, и вообще это работа для кого-нибудь похуже. Конечно, это ведь не бесконечные интервью и фотосессии для журналов, да, мисс Делакур?       — Вы не…       — Но будь вы хоть победителем Турнира, только это не даёт вам право пререкаться с преподавателем и ждать, что подобное сойдёт вам с рук. Немедленно приступайте к работе, — холодно чеканит Снейп и получает в ответ взгляд, полный неприкрытой злости.       И куда же исчезает очаровательная волшебница, пытавшаяся флиртом выбить задание полегче? Стоит лишь заикнуться о ручном труде, к которому холёные ладошки француженки явно не привыкли, как место любезности и беззаботности уступает ярость, окрасившая щёки пунцовым и заставившая глаза блестеть. Северус вдруг представляет, как хорошенькая мордашка Флёр Делакур вытягивается в птичий клюв, как у её родственниц-вейл, и это его забавляет настолько, что он отворачивается, лишь бы ничем себя не выдать.       За его спиной мисс Делакур недовольно ворчит себе под нос, но хватает с парты всё необходимое для чистки котлов и идёт к их куче медленно, как на эшафот. Услышав звуки начатой работы, Северус возвращается к своему зелью, лишь изредка поглядывая на француженку. Она что-то невнятно бормочет на родном языке, склонившись над котлом, но вроде бы не отлынивает, только делает всё слишком медленно, неторопливо. Северусу хочется поторопить её ехидным замечанием, но он решает, что прибережёт его для следующей отработки.       Растереть златоглазки, растолочь пять цветков примулы и добавить сок крапивы, а затем вращать по часовой стрелке ровно восемь раз…       В мысли Снейпа, занятые пропорциями, врываются слова задорной французской песенки, заставляя поднять глаза на Флёр. Увлечённая работой, она похожа на лесную нимфу. Мешавшиеся волосы убраны в пучок, а длинные рукава мантии закатаны; тонкие пальцы сжимают тряпку и водят по внутренности котла, размазывая едкое чистящее вещество, запах которого доносится даже до рабочего стола. Les amoureux qui s’bécott’nt sur les bancs publics Bancs publics, bancs publics En s’fouttant pas mal du regard oblique Des passants honnêtes Влюблённым парочкам с бульварных со скамей Со скамей, со скамей Начхать на взгляд косой честных людей, Проходящих мимо*       Флёр поёт самозабвенно, и на последних строчках припева бросает лукавый взгляд на преподавателя — знает, что он понимает, пусть и бегло, суть песни. Тем не менее, её голосом легко заслушаться, чтобы пропускать смысл, а уж французский акцент кому угодно способен вскружить голову. Есть в этой девушке что-то дьявольское от вейлы, того и гляди приворожит да введёт в транс, как уже поступила с драконом на первом туре.       Но Северус Снейп прекрасно знает, что уж он-то неуязвим к подобным чарам, и потому просто слушает красивое пение, — правда, на работе с зельем сосредоточиться не может. Les amoureux qui s’bécott’nt sur les bancs publics Bancs publics, bancs publics En s’disant des «Je t’aime» pathétiques Ont des p’tit’s gueul’ bien sympatiques У этих парочек с бульварных со скамей, Со скамей, со скамей От признаний пылких и речей Сердца стучат всё горячей       А в голову лезут непрошеные мысли, окрашенные рыжим: Лили идёт с ним за руку по Коукворту, не прячась и не смущаясь от любопытных взглядов прохожих, знавших их с детства; Лили садится рядом с ним на одну из уличных скамеек и кладёт голову ему на плечо, наслаждаясь тихим вечером, пока он поглаживает её тонкие пальцы; Лили сама тянется к нему за поцелуем, зажмурив яркие зелёные глаза…       Просыпаться от этого видения невыносимо тяжело, и Северус неохотно приходит в себя, точно всплывает на поверхность, прежде уйдя на дно — медленно и ощущая томление в теле. Зелье в котле, которое он, замечтавшись, размешал гораздо больше, чем необходимые восемь раз, превратилось в тёмно-коричневую жидкость с дурным запахом, а песня, в самом деле одурманившая его, затихает возле котла — единственного чистого из всей груды.       — Вместо того, что распевать песни, лучше бы сосредоточились на чистке, — резко произносит Северус, заметив направленный на него взгляд Флёр. От неё явно не укрылся эффект голоса и песни, отпечатавшийся на прежде смягчившемся лице. — Такими темпами мы просидим тут до пасхальных каникул.       — С песней работается легче, — поясняет Флёр, продолжая работу.       Что-то в её насмешливом голосе выдаёт удовольствие от того, что удалось застать профессора врасплох. И в самом деле видение Лили, находившейся так близко к нему, ощущалось как нечто абсолютно настоящее; Северус чувствовал прикосновение её пальцев на своих руках и запах рыжих волос, вившихся на ветру. Даже сейчас лёгкая дымка мечтания никак не желает исчезать.       Чертыхнувшись — мысленно, конечно же, — Северус возвращается к зелью, опорожняет котёл и заново готовит ингредиенты, стараясь не вслушиваться в песнопения мисс Делакур, работа у которой и впрямь идёт гораздо быстрее.       Флёр же, напевая, смутно улыбается: каким-то непостижимым образом ей удалось зацепить этого профессора настолько, что тот застыл на месте, прикрыв глаза и нашёптывая чьё-то имя. Значит, и к этому нелюдимому человеку можно найти подход. Но гораздо больше её радует то, что она теперь может пользоваться волшебной палочкой, чтобы быстрее чистить котлы — будучи слегка не в себе, Снейп не обращает на это внимания.       Когда время отработки подходит к концу, Снейп отвлекается от зелья, источающего приятный аромат, и прерывает трудящуюся Флёр.       — На сегодня вы свободны.       — Хвала Мерлину! — с чувством восклицает Флёр и швыряет ненавистную тряпку.       — И завтра наденьте что-нибудь практичнее, — прибавляет Снейп, косясь на пятна, оставшиеся на голубом шёлке.       — Вы завтра тоже заставите меня чистить котлы? — В серебристом голосе Флёр снова слышится злость.       — Конечно, вы ведь с ними не закончили, — невозмутимо кивает Северус.       — Mon Dieu! — протяжно вырывается у неё сквозь зубы.       — Можете обращаться ко мне «сэр» или «профессор Снейп».       Флёр поворачивается к нему, не в силах поверить, что он над ней подшучивает. Но мрачный взгляд и непроницаемое выражение лица убеждают её в том, что он не способен воспринимать юмор.       — Au revoir, — сердито прощается она.       Снейп предпочитает не отвечать ей, и девушка уходит, напоследок хлопнув дверью. С её исчезновением в мрачном кабинете становится ещё темнее, точно сами волосы и светлая кожа француженки источали необъяснимое сияние, наполнявшее комнату.       Склонившись над зельем, Снейп машинально напевает под нос:       — Les amoureux qui s’bécott’nt sur les bancs publics, bancs publics, bancs publics…       И в тишине кабинета ему слышится звонкий голос Лили Эванс.       — Из-за него я испортила свою школьную мантию, — доносится до Северуса недовольное восклицание.       В Большом зале, несмотря на то, что большинство учеников в этом году остались в школе из-за Турнира, немноголюдно: всё-таки рождественские каникулы, и школьники норовят проспать до обеда. Даже преподаватели, и то не все спускаются на завтрак в урочный час. Но Северус своим привычкам отказывать не намерен. В то же самое время, что и обычно, он сидит на своём законном месте и завтракает за почти пустым преподавательским столом. Неподалёку Флитвик выслушивает Септиму Вектор, и это, пожалуй, лучше, чем если бы его внимание захватил Аластор Грюм. Невозможно спокойно поесть под его пронизывающим взглядом, который, казалось, хочет ножом срезать рукав мантии и явить всему свету Чёрную метку на предплечье Снейпа.       — Да, я могу её привести в порядок, но сам факт того, что он заставил меня драить котлы, как какую-то Золушку!       Взгляд Северуса отрывается от тарелки и ищуще бродит по полупустому залу, останавливается на столе когтевранцев, где, как обычно, сидят члены делегации Шармбатона. Уж они-то не пропускают завтрак, хотя всегда ворчат на скудный выбор блюд. И вот сейчас среди них восседает Флёр Делакур с видом местной королевы, которой не оказали должное почтение в «этой варварской школе». Склонившись к подруге, она недовольно жалуется на Снейпа и вчерашнюю отработку.       — От этого ужасного средства у меня все руки распухли и покраснели, а лавандовый бальзам почти закончился. У тебя есть?       — Ты забрала последнюю баночку, — сердится подруга. — И вообще, Флёр, могла бы попросить перчатки.       — Не стану я у него ничего просить, — фыркает девушка. — Меня не просто так выбрали чемпионом, так что это испытание я тоже выдержу.       — Если бы выбор делал человек, тебя бы не выбрали, Флёр. Хватит этим гордиться. Ты даже не разгадала загадку яйца, так что, возможно, вообще провалишь второй тур.       Эта реплика со стороны другой девушки явно задевает Флёр. Она ещё сильнее расправляет плечи и встаёт из-за стола.       — Когда я её разгадаю, тебе всё равно ничего не скажу, Беата, — нежно произносит Флёр, но Северус даже со своего места понимает, что под маской у француженки кипит куда больше негативных эмоций.       — Будь я на твоём месте…       — Но ты не будешь на нём, хоть и встречаешься с моим бывшим.       Небрежно перекинув за спину каскад серебристых волос, Флёр танцующей походкой покидает Большой зал. Позже Северус видит, как она с золотым яйцом в руках шагает прочь от кареты Шармбатона в сторону Запретного леса, явно надеясь там попрактиковаться с решением загадки.       Вечером Флёр спускается в подземелье, мало похожая на себя обычную. Вместо тонкой шёлковой мантии на ней тёплый свитер и драные джинсы, а волосы убраны в длинную толстую косу. Даже в таком виде она умудряется выглядеть так, будто сошла с обложки.       Покорно поздоровавшись, Флёр идёт к ждущей её куче котлов, когда Северус окликает её:       — Мисс Делакур, подойдите сюда и верните волшебную палочку.       Глаза у Флёр расширяются: значит, он заметил её небольшую хитрость! Лукаво улыбаясь, она произносит:       — Я оставила её в карете.       — Не вынуждайте меня применять силу.       — Но это правда!       — Не лгите. Палочку чемпионы всегда носят с собой, это первое правило для тех, кто не хочет лишиться жизни до финала.       Если бы взглядом можно было убить… Впрочем, Флёр предпочитает очаровать этого угрюмого, злобного профессора: её оружием всегда была не прямая атака, а действия исподволь. Тем не менее, она сердится, подходя к нему, и решается на последнюю уловку.       — Что будет, если я не отдам её добровольно? — спрашивает Флёр с ноткой игривости. — Неужели распустите руки? — и прибавляет: — В таком случае я даже подскажу вам, где именно их распускать.       Пальцы, с виду абсолютно здоровые, тянут ворот свитера, обнажая бледную, идеально чистую кожу плеч и груди. Но это маленькое представление не оказывает на Северуса никакого эффекта.       — Не советую вам играть со мной, мисс Делакур, — цедит он. — Либо вы отдаёте палочку, либо я веду вас к вашему директору.       Флёр закатывает глаза и запускает руку под свитер, шарит где-то на уровне груди и вытаскивает волшебную палочку, которую церемонно протягивает преподавателю. Снейп берёт её коротким движением и кладёт в ящик стола.       — Если нужны защитные перчатки, то вам достаточно всего лишь попросить их, а не использовать палочку.       — Нет уж, спасибо, — вскидывается Флёр. — Подачек от вас мне не нужно.       «Глупая гордая девчонка».       — Отлично. Тогда приступайте, — приказывает он, и Флёр возвращается к котлам, ругаясь по-французски.       Что же он за мужчина, раз не реагирует ни на одну дамскую уловку! Флёр за три дня отработок успела опробовать всё: поглаживала пальцами обнажённые плечи и шею, облизывала губы, глядя ему в глаза, дразнила взглядом, посылала манящие улыбки, томно вздыхала якобы в пылу работы, напевала французские баллады и даже пыталась завязать разговор, но всё было тщетно. Северус Снейп был точно мраморная статуя, холодная, неприступная, неживая.       — Ваша чёрная мантия похожа на то, будто вы носите траур или дали обет безбрачия, — однажды рискует спровоцировать его Флёр.       — Вроде того, — криво ухмыляется Северус, не желая показывать, насколько близко она подобралась к правде. — Вам бы тоже не повредило блюсти целомудрие.       — Я не создана для монастыря, — звонко смеётся Флёр. — А вы разве не знаете, что обеты обычно дают, чтобы их нарушить?       Снейп окидывает её хмурым взглядом.       — Вы точно не созданы для монастыря, раз уж не разбираетесь в сути монашеских обетов.       — Так ведь и здесь не монастырь, — лукаво молвит Флёр.       — Жаль, иначе вместо чистки котлов вы бы страдали от епитимьи.       — Практикуете жёсткие меры по отношению к женщинам?       Северус обдаёт её ледяным взглядом.       — Вы — не женщина, мисс Делакур. Вы — всего лишь глупый цветок на тонком стебельке: раз сожмёшь — и он сломается. Ни для чего не годен.       — Тогда вы — верблюжья колючка! — вспыхивает Флёр.       — На которую ещё не нашёлся верблюд, — заканчивает Снейп.       И так всегда и во всём; на каждую её кокетливую реплику у него находится множество острых ответов, которыми при желании уже давно можно было бы отрезать ей язык. Но желание задеть и достать его это не умаляет, только провоцирует на более радикальные меры.       На последнюю отработку Флёр приходит слегка рассеянная, с царапинами на лице, указывающими на недавнюю схватку с лукотрусами в лесной чаще. Голова у неё занята разгадкой тайны, скрытой в золотом яйце, и потому до неё не сразу доходит происходящее.       — На сегодня котлы закончились, — объявляет Северус, игнорируя лицо Флёр, медленно озаряемое радостью при этом известии. — Но вам предстоит не менее увлекательное дело: нужно выпотрошить несколько жаб.       — Фу! — кривится Флёр. — Уж лучше котлы.       — Да неужели?       Теперь уже она игнорирует его реплику и привычно отдаёт волшебную палочку, а затем подходит с другой стороны к рабочему столу, где её ждут жабы. Флёр бы с большим удовольствием вернулась к едкому чистящему средству, и плевать на покрасневшие руки.       А вот Северус замечает болезненного вида пальцы, потрошащие жаб, и злится на себя за то, что не может больше оставлять это без внимания. Он и так сократил срок чистки котлов, хотя они ещё оставались, спрятанные в дальнем шкафу, чтобы Делакур не увидела и не восприняла его милость на свой счёт.       — Не занесите вместе с жабами какую-нибудь заразу со своих рук, — комментирует он после очередного вздоха отвращения от Флёр.       — Это не заразно, — отзывается она.       — Тогда почему ни один из ваших ухажёров не отвёл вас в больничное крыло?       Флёр подавляет смутную улыбку, вызванную его неохотной заботой.       — Я уже там была. Но на ваши лекарства у меня аллергия, а бальзам, которым пользуюсь обычно, закончился.       Посчитав молчание хорошим знаком, Флёр осторожно продолжает.       — Если бы вы позволили, я бы приготовила его сегодня. Думаю, у вас найдутся все необходимые ингредиенты.       Северус смотрит на откровенно ужасно выпотрошенных жаб и решает, будет ли согласие равняться разрушению его лаборатории. Красные пальчики Флёр, барабанящие по столу, являются решающим аргументом.       — Если вы будете готовить зелье под моим контролем… — начинает Северус, но его перебивает восторженное восклицание, которое тут же сменяется кротким согласием:       — Конечно, профессор.       Флёр проворно снуёт по кабинету в поисках всего необходимого, пока Снейп разводит огонь и несёт новый котёл. Под его присмотром она нарезает златоглазки, измельчает цветы лаванды, разминает лепестки шалфея и вереска. Делает всё так легко и непринуждённо, что можно засмотреться. И напевает очередную французскую балладу, в текст которой Северус не вслушивается, чтобы сохранить трезвый рассудок. Склонившись над котлом, Флёр кидает на него непринуждённый взгляд через плечо и тем самым до боли напоминает Лили, так, что сводит скулы.       Сбросив все ингредиенты по очереди в котёл, Флёр начинает медленно помешивать жидкость, от которой поднимается мерцающий пар, уходя под влажный каменный потолок. Запах сырости сменяется цветочным ароматом, а жидкость в котле постепенно густеет. Всё это похоже на древние колдовские обряды и потому увлекает Северуса.       — Это рецепт очень древний, от первых вейл в роду, — делится Флёр, — он у нас в семье передаётся из поколения в поколение по женской линии.       — А мужчин, значит, обделяете? — иронизирует Снейп.       — Им он ни к чему, — Флёр пожимает тонкими плечами. — А вам, может быть, пригодится.       — В любом случае, я уже знаю рецепт.       — Значит, вы почти вейла, разве что потрёпанная жизнью. Могу дать вам в придачу рецепт отличного шампуня, — дразнит француженка.       Северус молча проглатывает эту шутку, наблюдая за тем, как Флёр берёт понемногу густого варева и аккуратно наносит на пальцы. Чуть раньше она объяснила, что бальзам чудесным образом остывает при контакте с кожей, охлаждая — очередной секрет вейл. Покраснение в самом деле исчезает, точно по мановению волшебной палочки, и, счастливо улыбаясь от облегчения, приносимого бальзамом, Флёр поворачивается к преподавателю.       — Помогает, — кисло констатирует он.       — Нелегко смириться с тем, что традиционная английская медицина оказалась бессильна перед старинным рецептом французских вейл?       — Французская медицина, пусть и магическая — это вообще оксюморон.       Флёр закатывает глаза.       — Не будьте снобом, — качает она головой. — Давайте проверим!       И нахально берёт руку Снейпа в свои, густо обмазанные бальзамом и источающие притягательный аромат. Её прикосновение сродни ожогу, и Северус не в силах подавить внутреннюю дрожь. Намного проще было бы снести вторжение в разум — занятия окклюменцией облегчали это. Но когда молодая привлекательная волшебница сжимает твою руку, поглаживая кончиками пальцев, и при этом смотрит точно в глаза… Такое трудно снести.       Он не позволял прикасаться к себе никому и особенно женщинам, а теперь чувствует себя монахом, нарушившим все даваемые обеты.       Между тем Флёр осторожно переворачивает его руку внутренней стороной ладони кверху и берёт нож.       — Мисс Делакур, — хрипло произносит Северус. — Что вы…       — Это не больно. — И делает надрез.       Капли крови капают в котёл, окрашивая пар в ярко-красный, и Флёр спешно наносит бальзам круговыми движениями, втирая в кожу, смешивая с кровью, закрывая надрез. А затем поднимает голову и даже сжимается от того, что видит в тёмном взгляде.       — Это заживёт, — шепчет с придыханием, — обещаю.       Северус выдирает руку из хватки тонких пальцев.       — Что за странные шуточки, мисс Делакур? — произносит он максимально холодно и грубо. — Вы понимаете, что за умышленное причинение вреда преподавателю вам светит ещё одна отработка?       — Ну какое это причинение вреда? — изумляется Флёр. — Порез заживёт через пару дней, если будете продолжать использовать бальзам. Кстати говоря, у вас найдётся несколько склянок, чтобы его перелить?       Чувствуя себя идиотом из-за какого-то пустякового пореза, которому придаёт слишком большое значение, Северус идёт к шкафчикам, чтобы принести требуемые склянки. Случайно открывает не тот, и Флёр замечает спрятанные им котлы, а потому улыбается его возвращению к столу.       «Слишком расслабился, слишком привык к её обществу. Следовало с самого начала сказать о её приставаниях мадам Максим. Только кто бы поверил, что такая красавица достаёт меня?»       Чтобы отвлечься, профессор поворачивается к котлу, с другой стороны которого возится Флёр. Наклонившись ближе, он втягивает в себя запах, и ему кажется, что он вернулся в детство: игровая площадка на окраине Коукворта, взмывающие к небу качели и Лили, готовая взлететь с них словно маленькая рыжая птичка. Но она не взлетает, а хватает Северуса за руку и уводит за собой куда-то вдаль, весело смеясь, и он протягивает пальцы, чтобы успеть поймать разметавшиеся по спине длинные пряди волос.       В голове звенят хрустальные колокольчики. Рассыпчатая рябь издаваемой ими мелодии складывается в имя. В его имя.       — Северус… Северус… Вас ведь так зовут? Северус?       Снейп усиленно моргает, чтобы сбросить наваждение, и понимает, что всё ещё стоит над котлом, обдаваемый ароматными парами, а Флёр окликает его по имени, и её смазанные бальзамом пальцы нахально поглаживают его здоровую руку, вцепившуюся в край стола.       — Вы в порядке? — спрашивает девушка. — Я хотела попросить вас помочь мне...       Северус нервно кивает, не понимая, что с ним сотворил аромат этого зелья.       — Нанесите бальзам мне на порезы, — и указывает на мелкие ранки от лесных лукотрусов.       — Логичнее было бы попросить зеркало и справиться с этим самой.       — А вы боитесь?       — Не следует брать меня на слабо, мисс Делакур. Я не нанимался подрабатывать целителем.       — А я не нанималась чистить ваши котлы.       — Это было вашим наказанием.       — Тогда это будет моим вознаграждением.       — Надо же, заниженные стандарты, — язвит Северус. — Я удивлён.       Раздумывая, он рассматривает порезы на фарфоровом личике француженки. Голубые глаза, опушенные длинными ресницами, буквально гипнотизируют, переводя всё внимание на себя; вместо этого Снейп смотрит на приоткрытые влажные губы, к которым прилипла серебристая прядь волос, и где-то внутри снова просыпается отчаянное желание пойти у Флёр на поводу. Флёр же берёт его за запястье, окунает его пальцы в остывшее зелье, и дальше отступать некуда.       Морщась, словно каждое движение причиняет боль, Северус наносит бальзам на мелкие ранки, избегая взгляда вейлы. Глупая девчонка, неспособная позаботиться о себе, каким-то чудом одолевшая дракона — и как её вообще выбрал кубок? Une fleur rebelle, мятежный, бунтарский цветок. В ней есть отвага, есть запал, но всё это перебивает воспитание типичной школьной королевы, привыкшей к всеобщему обожанию. И вот сейчас он сам, Северус Снейп, пляшет под её дудку, залечивает ей раны бальзамом, который она варила из его же ингредиентов и в его же кабинете, причём во время собственной отработки. Даже вместо неё. Только лишь потому, что он пожалел её изуродованные аллергией пальцы, которые она прятала всё Рождество под тонкими шёлковыми перчатками. А аллергия была вызвана чистящим средством, которым он сам заставил её чистить эти чёртовы котлы.       Ведь у него же не было мотива издеваться над ней и недолюбливать, правда? Кроме её навязчивого интереса, отравлявшего ему спокойное существование в подземельях.       — Благодарю вас, — очаровательно улыбается Флёр, сжимая его руку в порыве признательности. — Видите, это было совсем несложно.       — Ещё проще было бы пользоваться защитными перчатками.       — Но я не ищу лёгких путей.       В то время как ласковые речи отвлекают внимание, девичьи пальцы невзначай скользят по рукаву чёрной мантии к плечу, касаются бледной шеи, выглядывающей из тугого ворота. Флёр отводит глаза, опускает взгляд и снова смотрит на Северуса, вырисовывая пальцами узоры на его шее. Всё это в смешении с ароматом, идущим от котла, сводит с ума.       — Мисс Делакур, немедленно прекратите, — требует Северус, отодвигая от себя француженку, чьи игры зашли слишком далеко. — Чего вы хотите?       — Вас, mon cher.       Её слова заставляют гореть кожу под холодными прикосновениями тонких пальцев. Флёр ловко расставила сети, в которые он угодил — да и не слишком-то этому сопротивлялся, добровольно отправляясь туда, куда она хотела. Поздно сопротивляться, точно мушке, пойманной в плен венериной мухоловкой.       Раздражение накрывает Северуса с головой.       Крепко сжимая девушку, он цедит ей в лицо, прямо в её мятежный вызывающий взгляд:       — Да перестаньте же! Вы — всего лишь избалованная дурочка, пожелавшая заполучить в свои сети того, кому она не нужна, просто чтобы потешить своё самолюбие. Так вот нет, вы слышите, Флёр? Нет! Я не позволю вам…       — Уже позволили, — шепчет Флёр ему в губы. — Так позвольте же самому себе…       В последней отчаянной попытке отстраниться Северус до боли сжимает предплечья Флёр Делакур, зная, что оставит тем самым синяки на нежной девичьей коже. А она, ведьма, сама тянется ближе, оплетает его, вплетается в него цепкими пальцами, длинными волосами, нежными прикосновениями и лёгким дыханием, оседающем на вспотевшем лице. Последний долгий взгляд, который он не видит — скорее, чувствует, а затем — поцелуй: затяжной прыжок, особый ингредиент зелья, финальный аккорд сюиты обольщения, блестяще сыгранной коварной француженкой.       Флёр смеётся — эта мраморная статуя совершенно не умеет целоваться, лишь стоит, до сих пор сжимая её, зажмурившись в ожидании конца этой сладостной пытки. А ещё она ничего не чувствует — совсем ничего, кроме удовлетворённого интереса. Даже обидно немного: потратить столько усилий, чтобы добиться этого ехидного, едкого профессора, а на деле получить совершенно равнодушного мужчину, на которого её чары не действуют до сих пор.       — Вам понравилось? — интересуется Флёр, проводя кончиками пальцев по пергаменту его потной кожи.       — Мне бы больше понравилось, если бы вы покинули мой кабинет немедленно, — холодно отвечает Северус. Старается держать себя в руках, но в руках держит только её.       Честное слово, это стоило сказать хотя бы ради удовольствия видеть растерянность на мордашке Делакур. Она-то, верно, полагает, что он у неё в кармане, раз уж она перешла все границы, а на самом деле это совсем не так.       — А мне бы понравилось, если бы вы не лгали, — парирует Флёр и властно притягивает его к себе, воспользовавшись растерянностью.       Снова целует — уже властно, заставляя подчиняться и, словно контрзаклятье к его холодности, томно тянет его имя. Это неожиданно срабатывает, и Северус проклинает себя, отвечая ей жадно и отчаянно, точно бросаясь с головой в омут. Только у той, кому он отвечал, глаза сверкали изумрудным заревом, а волосы вобрали в себя огонь. И в качестве маленькой мести Северус называет Флёр её именем.       Флёр отстраняется, до глубины души оскорблённая услышанным. В её хорошенькой головке не укладывается, как можно думать о другой рядом с ней, и она снова растерянно смотрит на Снейпа. Он же ослабляет ворот мантии, отбрасывает с мокрого лица волосы и хватает Флёр за руку.       — Ну что же вы, ma cherie? — издевательски тянет он. — Неужели наигрались? Так вот теперь моя очередь.       Испуганный женский вскрик вонзается в сердце раскалённой спицей, углубляя предыдущие занозы, обдаёт кислотой, не оставляющей после себя даже осадка. Вот оно что. Он никогда не был ей интересен достаточно сильно, он пугает её, и никакие чувства здесь не замешаны. Северусу хочется горько засмеяться — опять обманут, опять использован ради забавы. И ведь знал же, что так будет, знал! Но позволил себе обмануться.       Его губы скользят по скуле и снова касаются губ — небрежно и легко, напоследок; даже сейчас он не может причинить ей боль в ответ, хотя мог бы прокусить нижнюю губу до крови. Это даже отдаёт чем-то вампирским, а потусторонних сил у Делакур и так навалом.       В качестве наказания он решает создать хотя бы видимость жестокости и потому притягивает Флёр вплотную к себе, сверлит взглядом и до боли сжимает запястья.       — А теперь послушай меня, девочка. Я достаточно долго сносил твои заигрывания, которыми ты забавлялась, считая меня отличным объектом для развлечения. Но с меня хватит, мисс Делакур. Убирайтесь вон отсюда, слышите, вон! И не смейте больше меня беспокоить.       Последняя фраза произнесена тише, почти шёпотом, но Флёр всё равно её слышит, лихорадочно смахивая в сумку склянки со сваренным ею бальзамом. Схватив со стола волшебную палочку, Флёр рвётся к выходу, позабыв о том, что хотела уйти достойно и на своих правилах. Когда её шаги в коридоре затихают, Северус, кружащий по кабинету, затравленно стонет в голос и сбрасывает со стола котёл, отчего остатки колдовского варева разлетаются по полу, источая свой дурманящий аромат.       На очередном занятии Флёр, снова пришедшая вовремя, сидит тише воды ниже травы и трудится над очередным заданным зельем. Даже её соседка по парте удивляется такому прилежанию, демонстрируемому почти с неделю, и старается её разговорить, опасливо косясь на Снейпа, но девушка на это не реагирует.       Проходя мимо её стола, Северус останавливается и принюхивается к зелью.       — Хорошая работа, — произносит он, и Флёр удивлённо поднимает на него глаза.       — Неужели? — готово вырваться у своенравной француженки, и она даже беззвучно произносит это слово.       Северус хмурит брови, и Флёр исправляется:       — Благодарю, сэр.       — Так-то лучше, мисс Делакур, — ухмыляется Северус и отходит от её стола.       «Да, так действительно лучше», — думают они оба.       И оба стараются не замечать, что в кабинете по-прежнему слабо пахнет лавандовым бальзамом.