***
То, что Чисаки Кай — чудовище, он понимает почти сразу. Он слышит его идеалы, мечты, допустимые для их достижения методы… и это приводит его в неописуемый ужас. Такие мечты не должны существовать. Мир не проклят, причуды не отклонения и его собственный комплекс героя — это далеко не то, что нужно искоренять! Но тогда, на крыше, из самой пропасти вытаскивает его именно Чисаки, залечивает все его раны, шрамы и ссадины, именно он говорит, что даже Изуку может быть кому-то нужен. Что только благодаря таким, как он, Изуку, у него самого ещё есть мечта. И Изуку замирает, как кролик перед удавом, смотря в ярко-золотые глаза, без возможности хоть как-то пошевелиться. Замирает под каждым изучающе-восторженным взглядом и слабом касании пальцев. Чисаки терпеть не может грязь. Особенно неприятно ему кого-то трогать, даже если кожа и защищена тканью медицинских перчаток, но для Изуку, уникального Изуку, он готов сделать исключение. Изуку страшно, как никогда, но его впервые называют чем-то уникальным, благословением для этого мира, и он позволяет мужчине делать с собой всё, что тот считает нужным. Впрочем, Чисаки никогда не переходит грань. Мидории дают возможность попрощаться с матерью нормально и объяснить, что теперь он будет жить не с ней, чтобы она особо его не искала и не волновалась. Инко безумно против такой затеи, она плачет в трубку, но готова пойти на всё, чтобы сын был счастлив и здоров. У самого Изуку от её слов разрывается сердце, но отступить он не может. Не после всего, что для него сделал Чисаки. И совсем чуть-чуть не хочет. В Восьми Заветах его должность становится кем-то вроде личного помощника пополам с аналитиком. То, что Бакуго называл помешанностью на квирках, для Чисаки — талант, и он раз за разом просит составить такие разборы на врагов, героев и иногда даже на своих подчинённых. Изуку первое время мнётся, понимая, что его записи будут использованы во вред людям, но одобрение в глазах Чисаки и мысль, что всё это на благо Чисаки довольно скоро его успокаивают, и он нетерпеливо ждёт, пока Оверхаул попросит сделать его что-то ещё. Снова почувствовать себя кому-то нужным. Чисаки в ответ на это только слабо улыбается, редко показываясь на глаза без хотя бы медицинской маски, очерчивает пальцами его скулы и шепчет на самое ухо: — Всему своё время, Изуку-кун. Не Деку, нет. Изуку. Когда Чисаки слышит его прозвище, он приходит в глухую ярость и буквально приказывает его забыть. Изуку никогда ещё не выполнял чужие приказы с таким удовольствием. Изуку. И-зу-ку. Не бесполезный. На Эри он натыкается случайно. Поначалу он думает, что перепуганная маленькая девочка — просто дочь кого-то из подчинённых Чисаки, потому ласково с ней говорит, успокаивает и в конце предлагает найти её родителей. Последнее приводит Эри в ужас, и она чуть ли снова не бежит прочь. Однако Изуку хорошо ладит с детьми, он знает, как войти к ним в доверие, и те чувствуют, что слабенький мальчик — это не тот, кто может им навредить. Потому даже захлестнувшая Эри паника легко отступает, когда Изуку предлагает ей не спешить. Не хочет искать папу — не надо. Почему бы тогда лучше просто не прогуляться? Эри неуверенно соглашается, и буквально пару пролётов спустя они натыкаются на Чисаки и Хроностазиса. Эри в ужасе плачет и просит её спасти. У Изуку сердце разрывается, когда он видит отчаяние в глазах ребёнка, и на какой-то миг он почти решается напасть на своих. Но почти сразу же себя одёргивает и просит объяснений. Куроно недовольно морщится, но Чисаки делает шаг вперёд и спокойно разъясняет, для чего она нужна. У Изуку волосы шевелятся на затылке, когда мужчина с едва заметной улыбкой рассказывает, что для создания наркотиков он использует её плоть и кровь. Это слишком жестоко. Слишком!.. — Одна маленькая жизнь, Изуку-кун, и мир сможет вернуться в первоначальное состояние. Больше никаких причуд, Изуку, никаких отклонений, из-за которых одни считают, что они в праве называться лучше других, Изуку-кун. Больше никаких лже-героев и только те, кто получат право так называться лишь будучи готовыми отдать свою жизнь за других, — Чисаки безумно улыбается и в упор смотрит на Мидорию, — разве это не то, как выглядит мечта? Твоя мечта, Изуку? Место, где ты сможешь стать тем, кем ты хочешь? Разве она не стоит жизни одной маленькой девочки? Маленькая девочка смотрит на него во все глаза. Изуку понимает, что за те минуты, что они были вместе, она понемногу успела привыкнуть к нему и проникнуться доверием, потому вопрос Чисаки разрывает ей сердце. Изуку же он и вовсе убивает изнутри. Он чуть сильнее сжимает маленькую ладошку в своей руке, кусает губу, опускает взгляд в пол… чтобы снова поднять, но уже горящий не ужасом, а отчаянием и какой-то мрачной решимостью. — Чисаки-сан, я не думаю, что мои мечты стоят хоть чьей-либо жизни, — еле слышно проговаривает он, видя, как улыбка Кая медленно сходит на нет. —… но ваши стоят. Эри в ужасе распахивает глаза и пытается вырваться прочь, но Изуку крепко держит её за руку. Чисаки безумно смеётся и даже аплодирует его небольшой речи. Обычно настороженно относящийся к нему Хроностазис одобрительно кивает и, схватив Эри за свободную руку, уводит её прочь. Стоит Мидории и Чисаки остаться наедине, как смех последнего постепенно замолкает. Он подходит вплотную к Изуку. Снова улыбается. Снова безумно, но Изуку кажется, что в тоже время почти тепло. Стягивает с себя перчатки и обхватывает холодными пальцами его лицо. А после целует. Изуку думает, что, наверное, оно и хорошо, что он так и не стал героем. Герои жертвенные. Они способны отдать всё, если на кону будет целый мир. Изуку думает, что готов продать целый мир, лишь бы Чисаки также ему улыбался. А это очень далеко от героизма.***
На переговоры с Лигой идёт Изуку. С момента его неудачного суицида прошло полтора года, и сейчас его почти не узнать. Да, у него всё та же бледная кожа, нетипичные для японца веснушки и растрёпанная копна волос, но вместо школьной формы на нём строгий деловой костюм, без пиджака, но с жилеткой. Закатанные рукава рубашки и медицинские перчатки на руках. Чисаки не любит, когда он чистой кожей касается непонятно чего. Его фигура в принципе та же, только чуть спортивнее, и вместо неуверенности на лице вежливая заинтересованность. Даже сама походка немного не та. Увидь его сейчас Каччан или мама, не факт, что узнали бы, потому что по сути их Изуку пересобрали с нуля. Какая же интересная способность у Чисаки Кая. Шигараки Томура на роль лидера не подходит совершенно, но Изуку очень нравится его причуда, и он против воли высказывает своё восхищение. Куроно за его спиной на это наверняка закатывает глаза, но добрые слова приносят хороший эффект. Совсем немного доброты и честности, и даже прославленный злодей легко выказывает ему своё расположение, предлагая как-нибудь во что-нибудь сыграть. Изуку думает, что они где-то одного возраста. Потому не отказывается… — Спасибо за предложение, Шигараки-сан, но я должен спросить разрешение у лидера, —… но и не соглашается. Злодей скалится и безразлично пожимает плечами. Как только со знакомством покончено, переговорщики переходят к обсуждению предполагаемого сотрудничества. К общему мнению они так и не приходят. Шигараки не любит подчиняться и в какой-то момент даже начинает угрожать, а Изуку слишком уверен в идеологии Оверхаула. Сама мысль о том, что его лидер может быть не прав, вызывает глухой гнев и желание втоптать сомневающегося ублюдка в землю. Изуку не склонен к припадкам ярости, но это Чисаки. За него и ради него, если потребуется, Мидория готов убивать. Однако общее мнение насчёт Ол Майта как героя весьма лицемерного сводит зарождающийся конфликт на нет и они всё же заключают что-то вроде договора о сотрудничестве. Пусть и хрупкого, но это лучше, чем война на два фронта против Лиги и геройского сообщества. Чисаки исходом доволен. Он даже улыбается — после стольких месяцев, проведённых вместе, Изуку понимает, насколько редка эта улыбка, — и Мидория чувствует, что это лучшее, чего он мог желать. Он наконец-то на своём месте. Он нужен, он полезен, его уважают и принимают таким, какой он есть, хотя он до сих пор заикается в моменты сильного волнения, мямлит и машинально кусает губы. Чисаки говорит, что каждый имеет право быть таким, какой он есть. Изуку благодарен ему уже за это. В кои-то веке на его душе покой. Однако именно в это время всё начинает идти неправильно. Эри снова сбегает. Чисаки отправляется за мерзкой девчонкой лично, пересекаясь с двумя недогероями. Изуку на этом рассказе лишь кривится. Слова о Юэй, попасть в которую он мечтал всю свою жизнь, больно бьют по сердцу, слова о глупых мальчишках, которым при рождении повезло больше, чем ему, вызывают слабое чувство зависти и раздражения. Он рад, что для Чисаки причуда — всего лишь болезнь, но это не значит, что эта болезнь перестала быть для него желанной. Изуку согласился бы даже на самую слабую силу, зная, что легко найдёт ей применение. Может, даже сможет помогать Чисаки в чём-то ещё, помимо переговоров и бумажной волокиты. Однако он также понимает, что будь у него причуда, тогда на крыше Оверхаул бы даже смотреть на него не стал, потому Изуку молчит, а мечту заталкивает на самые задворки сознания, не желая, чтобы о ней хоть кто-то услышал. Ему страшно признавать, что вопреки своим словам о преданности, где-то в глубине души он всё также грезит о силе и профессии героя, о которой всегда мечтал. Чёрт возьми, даже Бакуго попал в Юэй, несмотря на свою напрочь искажённую и испорченную личность! Отвратительно. Изуку старается вычеркнуть из памяти этот инцидент, но что-то не даёт ему покоя, и он снова и снова прогуливается по базе, нервно проверяя каждое укрепление и каждую защиту от врагов. Среди Заветов уже начинаются шутки по поводу растущей паранойи теперь уже заместителя лидера, но их быстро пресекает сам Чисаки, как бы невзначай напоминая, что именно Изуку в организации стреляет лучше всех и что именно у него наибольшее количество противопричудных пуль. Шутить после этого уже никто не осмеливается, тем более, что Изуку часто пересчитывает количество патронов в руках. Собственную паранойю это не умаляет, но помогает хоть немного успокоиться и прийти в себя. Надо сохранять спокойную голову. Хотя бы ради Чисаки. Нападение происходит неожиданно для всех, но благодаря паранойе Мидории Заветы оказываются максимально готовы к сопротивлению. Наличие человека, способного метко стрелять во врагов с большого расстояния лишь усиливает шансы якудза на победу. Однако в момент икс Изуку находится в Киото, а когда он возвращается на токийскую базу, всё уже кончено. Несмотря на сопротивление, Восемь Заветов Смерти либо схвачены, либо мертвы. У него это в го-ло-ве не укладывается. Как? Как?! Почему именно тогда, когда его не было рядом? Может, он хоть как-то смог бы помочь! Ответить ему некому. Изуку, ошарашенный внезапной потерей, на автомате бредёт прочь. Заходит в магазин канцтоваров. Покупает блокнот и ручку и делает то, что у него получается лучше всего: анализирует. Вся база Заветов буквально утыкана камерами, передающими вещание на электронный сервер. Взломать его почти невозможно, но как у заместителя лидера у Изуку есть пароль. Он мгновенно записывает имена всех, кто участвовал в нападении. Пишет короткие заметки касательно их причуд, делает акцент на слабые места и вспоминает информацию, известную по ним в принципе. Несмотря на смену рода деятельности на криминальный смотреть героические сводки и трансляции Спортивного Фестиваля Изуку так и не перестал, потому легко узнаёт каждого из нападавших и прикидывает тактику, как быстро вывести их из строя, когда на руках у тебя только съемный оптический прицел, который крепится непосредственно на лицо, и два магазина пуль: обычных и лишающих причуды. Для вооружённого нападения маловато, но с этим хоть можно работать. Изуку связывается с программистом Заветов — благо, мальчишка работает удалённо и конкретно якудза не принадлежит, однако Чисаки из всех предпочитает именно его — и просит найти текущее местоположение лидера. Ублюдок колеблется, уже наслышанный о том, что всю группировку повязали, но обещание наживы все же склоняет его на сторону Мидории. Большая часть счетов Заветов уже заморожена, но до нескольких личных герои ещё не добрались, так что Изуку удаётся перебросить деньги. Спустя час он получает всю необходимую информацию и начинает подготовку. Чисаки везут сразу в Тартарус, одного. Остальных Заветов будут доставлять другими путями и в другое время, чтобы избежать попытки перехвата. Пытаться спасти всех — бесполезно. После первой же диверсии герои усилят охрану и сменят маршрут, потому единственная цель Изуку — это Оверхаул. В машине охранников только трое. Стоило бы ожидать целый батальон полиции, несколько вертолётов, десяток машин, но это привлечёт лишний шум. Потому Чисаки везут только водитель, офицер полиции и один единственный супергерой. К несчастью, Ол Майт лично. К счастью, лично Ол Майт. Изуку едва сдерживает взволнованный смех, вспоминая свою первую встречу с мужчиной. Кто бы мог подумать, что память о самом жалком дне его жизни так пригодится ему теперь! Ведь никто больше не знает про его слабую форму. Знания анатомии Чисаки вбил в Мидорию намертво, а цепкими глазами наделила природа, потому для осуществления поразительно наглого и самоуверенного плана у него всё есть. Конкретно сейчас лучше подошло бы нечто более продуманное и менее рискованное, но для этого Изуку нужны люди и время. А он не готов рисковать Каем, привлекая к операции наёмников. Изуку занимает выбранную позицию и готовится выжидать. Ол Майт будет в своей героической форме все три часа своего времени, он уверен, но до Тартаруса ехать дольше, потому Изуку нагло предполагает, что тот поменяется с охранником внутри, чтобы скрыть распад своей причуды. Чисаки опасаться нет смысла — пленникам часто завязывают глаза. Его план — чистые предположения и максимальный просчёт. Однако пока что всё идёт так, как он и предполагает. Бронированная машина останавливается на небольшой стоянке в лесу, позволяя Ол Майту поменяться местами с охранником внутри закрытой части фургона, где и находится Чисаки. Всё происходит быстро, и мгновениями позже водитель снова жмёт на газ. Изуку настраивает оптический прицел и проверяет количество пуль в магазине. Две обычных и четыре специальных. В идеале специальных должно хватить и двух, но Изуку предполагает наличие экстренных ситуаций и на особых пулях не экономит. Ему должно быть, чем стрелять, на случай, если он ошибся по поводу Ол Майта. Изуку спускает курок, пугая стоящего у дороги оленя и заставляя его броситься прямо под колёса фуры. Слышен оглушительный визг тормозов. Водитель успевает начать тормозить, но ни к чему дельному это не приводит. Машина всё равно сбивает животное, съезжает с дороги и врезается в одну из сосен. Изуку неспешно идёт вниз, выбирая правильную траекторию. Ему повезло больше, чем он рассчитывал — и водитель, и охранник от резкого столкновения оказываются в полном отрубе. Остаётся их только добить. Изуку поднимает пистолет, выбирая оптимальный угол стрельбы, и поочередно стреляет в обоих. Тратить особую пулю на убийство — чистое расточительство, но у Изуку нет времени перезаряжать пистолет. Ол Майт буквально вылетает из кузова, ошарашенно оглядываясь по сторонам на предмет засады, но вокруг никого не видит. Изуку надёжно скрыт покровом листвы. Герой спешит к передней части машины, на ходу окликая членов полиции. Те предсказуемо не отвечают. Из-за количества крови от столкновения с оленем определить причину смерти полицейских может быть трудно — кровь буквально заливает салон, — но Изуку на это не надеется. Боковые стёкла целы, и на них прекрасно видны следы от двух пуль. Ол Майт должен быть слепым, чтобы не заметить их. Однако сделать он уже ничего толком не сможет: от его героической формы идёт слабый пар. Изуку выходит из укрытия и, не спеша, идёт к нему. Пистолет опущен, но не убран окончательно — парень готов выстрелить в любой момент, — однако отсутствие поднятого оружия даёт иллюзию безопасности. Этому психологическому приёму Изуку научили Заветы. Он не собирается им пренебрегать. Едва его завидев, Ол Майт принимает боевую стойку, явно готовясь драться до конца. Но нападать не спешит — насколько понимает Изуку, любой его удар может стать последним. Потому мужчина старается приберечь его на крайний случай — мало ли, какая у противника причуда. Изуку на это только слабо улыбается и в упор смотрит на героя. — Здравствуйте, Ол Майт. Вы меня ещё помните? — привычная бесстрашная — лживая — улыбка медленно сходит на нет. На лице мужчины медленно проступает осознание. — Меня зовут Мидория Изуку. Полтора года назад вы разрушили мою жизнь. — Мидория… Изуку понятия не имеет, что хочет сказать ему мужчина, но делает еще шаг вперёд и прерывает его на полуслове. — Полтора года назад вы сказали мне, что я не смогу стать героем. Что для этого обязательно нужна причуда. Знаете, что было дальше? Мужчина опускает глаза: — Тебя забрала мафия, так?.. Юный Мидория, прости, я просто не хотел, чтобы ты погиб, выполняя одно из заданий, предназначенных для людей с причудой- — Вы сказали мне, что моя мечта бесполезна. Вы, как и десятки людей перед вами. Мама, мои друзья, пока они у меня ещё были, одноклассники, одношкольники, учителя, соседи, — Изуку делает ещё один шаг и застывает на месте. Ближе подходить опасно — неудобно стрелять. Плюс даже в обычной форме у Ол Майта наверняка более высокая скорость, чем у Изуку. — Что я сам бесполезен. Никчёмный Деку… Изуку криво усмехается, когда форма Ол Майта наконец-то не выдерживает и исчезает в клубах белого дыма. — Но это не значило, что стоило становиться якудза! Боже правый, перед тобой открыто было столько путей, а ты заменил мечту стать героем на путь злодея?! — мужчина гневно смотрит на него, словно Изуку предал его лично. — Я не выбирал становиться злодеем. Я просто решил, что лучший выбор для такого никчёмного, как я, человека, это смерть. — Мидория… — Оверхаул был тем, кто стаскивал меня с крыши, куда я отправился после встречи с тобой, Ол Майт, — Изуку стиснул кулаки. Он не понимал. Как мог понимать всю чудовищность ситуации человек с такой причудой? Ол Майта наверняка с рождения носили на руках, пророчили славу и великое будущее, и он всё это получил! А что было у Изуку? Только мама и кучка людей, которые желают ему сдохнуть. Спрыгни с крыши и молись хоть в следующей жизни получить причуду. Что, чёрт возьми, он может понимать?! Когда именно Мидория перешёл с ним на «ты», так и осталось для него незамеченным. Ол Майт смотрел на него так, будто видел самый страшный кошмар в своей жизни. Свою главную ошибку. Изуку видел на его лице смесь ужаса и никому не нужного сожаления, но толку-то? Ему нужна была помощь тогда, полтора года назад, когда он, ещё мальчишка, решил спросить мнение своего кумира. А сейчас всё, что его интересует, это Чисаки-сан. — Юный Мидория, я понимаю, что ты меня за это ненавидишь. И ты в праве это делать, — Изуку с силой сжимает пальцы на пистолете, чудом не спуская курок. Ол Майт выглядит виновато. Господи, какая же это мерзость. — Но это ещё не конец твоей жизни. Оверхаул — это ошибка, но её ещё можно исправ- — Моя ошибка — это встреча с вами, — Изуку буквально шипит, поднимая пистолет на мужчину. Герой замирает. — А встреча с Чисаки-саном — моё благословение в этом прогнившем до самой сути мире. Здесь нечего исправлять. Тем более, это не вернёт жизни тем людям, кого я убил по приказу лидера. Изуку дёргает рукой, якобы на эмоциях, и отводит в сторону глаза. Ол Майт заглатывает наживку, спеша его обезвредить и забрать пистолет. Не улыбаться почти невозможно, но Изуку изо всех сил сдерживается и, повернув руку, спускает курок. Запястье буквально простреливает болью — в такой позиции стрелять нельзя, — но своего Изуку добивается. Ол Майт падает на колени, заходясь кровавым кашлем. Пуля попадает как раз в место старой раны, что герой ему так неосмотрительно когда-то показал. Изуку скалится, глядя на то, как величайший герой эпохи падает от руки обычного мальчишки. Пока что рана не смертельная — прострелен только бок. Ни сердце, ни жизненно важные органы не задеты. Но все оставшиеся пули в его обойме особые. А это значит, что Ол Майт уже утратил свою причуду. Остаётся выстрелить только контрольным в голову. Изуку снова поднимает пистолет… — Юный Мидория, подожди, ты ещё можешь- … и стреляет. С такого расстояния не увернуться. Символ Мира падает, кровью заливая траву и асфальт. Достойная смерть для величайшего в мире лжеца и лицемера. Изуку обыскивает охрану и достаёт из-за пояса одного из них ключи, после чего направляется к фургону. Дверцы не закрыты. Изуку требуется только потянуть их на себя, и он оказывается в считанных шагах от Чисаки. Он прикован ремнями безопасности к какому-то креслу. Как Изуку и думал: ему завязали глаза и вставили кляп в рот, чтобы ни дай бог он не попытался уговорить на сотрудничество охранника. Руки его лежат на коленях, вставленные в какой-то небольшой квадрат. Именно к нему Изуку и спешит первым делом, вставляя в специальное отверстие ключ и освобождая руки своего лидера. Однако едва странные оковы падают на пол, Изуку отшатывается прочь, едва сдерживая тошноту. Квадрат не сдерживал причуду Чисаки. Он был использован вместо обычных наручников, потому что рук как таковых у Чисаки больше нет. Запястья оканчиваются неровными срезами, перевязанными потемневшими от крови бинтами. Изуку не чувствует, как слёзы заливают его лицо. Он в упор смотрит на обрубки и не понимает, как с его Чисаки могли сотворить такое. Кто мог это сотворить?.. Если это работа Ол Майта, то смерть его была слишком быстрой и безболезненной. За такое его, как минимум, стоило утопить. Несмотря на относительную свободу, появившуюся вследствие вмешательства Изуку, Оверхаул не пытается даже пошевелиться, и именно это вселяет в Изуку панический страх. Он тут же бросается к Чисаки. Садится перед ним на колени и лихорадочно снимает с его глаз повязку и вытаскивает кляп. Чисаки в сознании. Он смотрит на него помутневшим взглядом, и вместо обычных насмешливо прищуренных золотых глаз на Изуку видит скорее карие. Глаза человека, который уже всё потерял. Изуку с болезненной улыбкой смотрит на лидера и впервые не знает, что ему делать. Он должен спешить. Он должен помочь лидеру! Но в тот момент, когда Чисаки больше всего требовалось спасение, его рядом не было, а сейчас ему уже ничего не исправить. — Чи-Чисаки-сан, вы в порядке? — вопрос звучит глупо и неуместно, но Изуку не знает, что ещё ему сказать. — Потерпите, пожалуйста, я вытащу вас отсюда. Я- — Зачем? — Чисаки впервые подаёт голос и в упор смотрит на него своими тусклыми глазами. Изуку до костей пробирает от этого глухого тона, никогда прежде им не используемого, от безнадёжности на лице и терпкого запаха крови, заполняющего машину. Это совсем не похоже на Чисаки. Не с его сверхъестественной целеустремлённостью и любовью к чистоте. Это похоже на человека, которого разрушили до основания. На самого Изуку полтора года назад. Он ни за что не позволит Чисаки стать таким же. — Как же?.. Я вас вытащу, а потом мы начнём всё заново. Да, будет трудно, но ваша мечта- — Какая, к чёрту, мечта? — Чисаки чуть подаётся вперёд и почти рычит на Мидорию. — Они забрали всё. Восемь Заветов схвачены и отправлены в тюрьму. Лаборатории уничтожены. Эри забрала эта красноглазая мразь… Изуку понятия не имеет, о ком он говорит, но мысленно обещает этого человека уничтожить. — Ничего не осталось. Ничего. Даже этой мерзостной причуды в моём теле. Так какой смысл меня спасать?.. Изуку медлит. Он хочет сказать, что до безумия любит этого человека, потому будет готов вытащить его даже с того света. Всегда готов. Что никогда не оставит его и последует за ним в любой ад. Что будет с ним до конца, чем бы это ни оказалось. Что… И таких невысказанных слов у него ещё сотни. Не озвученных надежд, не прозвучавших признаний в любви. Но какое Чисаки дело до его любви?.. — Вы ещё живы, Чисаки-сан, а пока вы ещё живы, ещё ничего не кончено. Ваши мечты стоят того, чтобы их исполнить. Вы стоите того, чтобы попробовать всё ради вас. Чисаки смотрит на него в упор. Его глаза не меняются, оставаясь такими же мутными и безжизненными, но слова Изуку всё же вселяют в них искру задумчивости, и мужчина отводит их прочь. Изуку слабо улыбается, считая это хотя бы маленькой победой, и поспешно открепляет от его тела остальные ремни. Следует уходить. Они и так пробыли здесь слишком много времени. Пусть дорога и не самая известная, но кто-то может заметить машину, съехавшую с неё вниз. И лежащий около неё труп светловолосого мужчины. — Чисаки-сан, вы можете идти? Оверхаул не отвечает, и Изуку только сейчас понимает, что место, в котором он сидит, подозрительно сильно напоминает инвалидное кресло. Это плохо. Если еще можно как-то найти протезы, которые смогут проводить циркуляцию крови, а вместе с тем позволят использовать причуду, то с лечением позвоночника будут проблемы. Протезы так просто не достать. Это займёт уйму времени и денег. А вряд ли спину Чисаки сможет вылечить хоть кто-то, кроме как он сам. Изуку аккуратно поднимает его на руки, радуясь, что в Заветах он стал значительно сильнее, и несёт его в сторону скрытой в деревьях машины. Там же быстро переодевает, обрабатывая ссадины перекисью и антибактериальными салфетками и заменяя одежду на типичную толстовку с глубоким капюшоном и тёмные джинсы. Далеко не стиль Чисаки, но выбирать не приходится. — Вот увидите, Чисаки-сан, всё будет хорошо. Всё получится. Машину Изуку водит довольно плохо в силу отсутствия практики, но благодаря Куроно хотя бы знает, что и как, потому съехать с дороги в овраг почти не боится. По буквально заученной карте выбрать маршрут с минимальным количеством камер не составляет труда. Изуку не знает, куда им податься. Чисаки нужна помощь квалифицированного мед.работника, но Изуку не уверен, что может хоть кому-то доверять. Произошедший захват Восьми Заветов Смерти крутят по всем каналам, лицом Чисаки все уличные стенды чуть ли не пестрят — как же, победа года, — а все личные медики якудза схвачены. Изуку просто понятия не имеет, к кому можно обратиться, потому едет к единственной медсестре, которой может доверять. К Мидории Инко. На пороге дома они оказываются уже около полуночи, и Изуку коленом стучит в дверь. Машина припаркована на местной бесплатной стоянке чуть дальше, чтобы не привлекать излишнее внимание, а в руках у него Чисаки и небольшая сумка с оружием. Изуку не собирался показываться на глаза матери. По крайней мере не так, но судьба не оставляет ему выбора. Действовать нужно срочно и хоть как-нибудь. Полиция пока не знает о нём, как о члене Заветов. Свои его точно не выдадут. Значит, у матери его вряд ли будут искать. Инко открывает минуты через две, с явным подозрением глядя на пришедших. Ей требуется секунд тридцать, чтобы понять, кто перед ней, а после с ошарашенным видом отшатнуться внутрь дома. — О, боже мой, Изуку! — Привет, мам. Прости, некогда объяснять, — воспользовавшись освободившимся пространством, Изуку торопливо входит в прихожую. Чисаки не спит, но происходящее никак не комментирует, — очень нужна твоя помощь. Ты ведь… поможешь мне?.. Инко неуверенно кивает и, закрыв дверь на замок, торопливо ведёт гостей в гостиную. Изуку сажает Чисаки на диван и просит маму сходить за перекисью и бинтами. Изуку плох в медицине, но даже он знает, что если рана загноится, то вылечить её будет безумно трудно. Особенно, если загноятся кисти рук. Пока мама старательно обрабатывает ранения Оверхаула, Изуку сидит совсем рядом с ним и преданно смотрит в глаза, что-то бормоча о том, что совсем скоро всё наладится, нужно только подождать. Мама обязательно его вылечит, а после они начнут всё сначала. Да, придётся потратить время, но у Изуку есть все формулы наркотиков и доступ к двум банковским счетам. Собрать новую группировку будет трудно, но не невозможно. Нужно только подождать. Только подождать!.. Изуку крепко его обнимает, всем телом прижимаясь к мужчине, и старательно пряча горящее лицо. Он действительно верит в то, что говорит, но такой вид Чисаки убивает его сильнее любой болезни, и он никак не может сдержать слезы и глухие рыдания. Мерзость какая. Но Чисаки даже не просит его отодвинуться, совсем безучастный к собственной судьбе, и это заставляет слёзы катиться только сильнее. Если бы Изуку мог, он бы кричал от той боли, что сейчас терзает его душу. Но рядом с Чисаки он должен оставаться сильным. Хотя бы чуть-чуть. Только тогда они справятся и смогут построить себе то будущее, в котором они будут вместе. Инко тихонько покидает гостиную, не желая мешать сыну и чувствуя себя в собственном доме отвратительно лишней. Её трясёт. Запах медикаментов буквально пропитывает всю её кожу, не желая выветриваться, сколько бы женщина не тёрла ладони мылом. Она ставит на плиту чайник, заставляя воду в нём шипеть и наполнять кухню хоть какими-то звуками. Инко плачет. Но не по той же причине, что и Изуку. Она полтора года ждала возвращения сына, гадая где он и чем занят. Нашёл ли себе друзей? Род занятий? А, может, и жену? У Изуку и так была болезненно непростая жизнь, он заслуживает хоть немного счастья, пусть даже и не с ней!.. И вот её сын вернулся. Сидит в гостиной с человеком, в которого, очевидно, влюблён. Вот только это не Изуку. Инко видит в его глазах безумие, одержимость и отблески отчаяния, проглядывающие, несмотря на подбадривающие слова. Слышит в голосе твёрдость, которой у её сына никогда не было. Видит прямую осанку и дорогую одежду, торчащий из небольшой сумки пистолет. Этот мальчик не её Изуку, чьего возвращения она так ждала полтора года. Это нечто страшное с его лицом. Чудовище, созданное руками безумца и наркодилера Чисаки Кая, который и сидит в её гостиной рядом с человеком, так похожим на её Изуку. Инко страшно, как никогда. На её душе буквально лютый ужас от осознания того, что случилось. В её гостиной сидят убийцы. Может, это и не лучшее решение, но если внутри этого мальчика и осталось хоть что-то, что ещё можно спасти, хотя бы крупица её сына, то Инко сделает всё ради этого. Пусть он и будет за это её ненавидеть и перестанет считать за мать. Она не позволит Чисаки Каю окончательно уничтожить её сына. Потому когда чайник закипает, наполняя кухню громким свистом и шумом бурлящей воды, Инко берёт в руки стационарный телефон и звонит в полицию.