Роковая ошибка

— Какого черта ты вечно пялишься на меня, чертов задрот?! — орал Катсуки на Мидорию, постепенно превращая того в окровавленный кусок мяса. — Задолбал уже! Еще раз посмотришь на меня — убью. Изуку было больно слышать такое от своего соулмейта. Хотя больно стало, когда в десять лет проявилось имя Бакуго Катсуки на запястье Мидории. Изуку не понимал, почему судьба так поступила с ним, почему из всех людей на земле его истинным стал тот, кто каждый день превращает его жизнь в Ад. Хотя тогда стало понятно, почему Катсуки после своего дня рождения стал еще более агрессивным по отношению к Мидории. И вот сейчас, спустя пять лет после появления метки соулмейта, Мидория лежал избитый своей парой позади школы и думал, что раз Кац-чану так хочется, чтобы Изуку перестал видеть, то он осуществит желаемое. Как только Бакуго отвернулся, чтобы уйти, Мидория схватил лежащее неподалеку стекло и воткнул его себе в правый глаз, желая избавиться от него и почти не чувствуя боли. Кто-то рядом закричал, а Катсуки, обернувшись и увидев, что делает его соулмейт, бросился отбирать стекло у Мидории. — Ты что творишь?! Совсем крышей поехал?! — в ужасе заорал Бакуго, удерживая Мидорию от того, чтобы покалечить и второй глаз, хотя тот сопротивлялся изо всех сил, желая если не вырезать, так выцарапать его. Ведь Катсуки приказал ему больше не смотреть на него, а Изуку знал, что не сможет не нарушить этот приказ. — Эй, кто-нибудь, вызовите скорую! — наорал на своих прихлебателей Бакуго, еле сдерживая Мидорию, который, казалось, уже сходит с ума от невозможности закончить желаемое. Долго ждать медиков не пришлось, а потому уже через несколько минут Катсуки и Изуку забрали в больницу. Бакуго сидел под дверью операционной, ожидая результатов и виня себя за опрометчивые слова. Кто же мог предположить, что этот чертов задрот, эта концентрация добра и благоразумия что ли, возьмет и поступит как маньяк?! Катсуки не хотел признавать, что сам в этом виноват, что сам на протяжении одиннадцати лет доводил до такого состояния своего соулмейта. Спустя какое-то время в коридор, где сидел Бакуго, забежала мать Мидории — Инко. Она плакала, но пыталась выяснить, что произошло. Стоило ей заметить Катсуки, как она подлетела к нему, пытаясь выяснить, что случилось, но парень отказался что-либо говорить. Спустя несколько часов из операционной вышел доктор. Он сообщил, что сейчас состояние Изуку стабильно, но спасти глаз не удалось. Теперь мальчик останется слепым на правый глаз на всю жизнь и как-то исправить это невозможно. Катсуки хотел взорвать этого докторишку, как только тот замолчал, но еще больше он хотел взорвать себя. Вот кто надоумил его издеваться над тем, кого он должен был защищать? Еще никогда ему не было настолько больно, как сейчас. Спустя несколько дней начали пускать посетителей к Изуку. Катсуки долго не решался войти в палату, но, взяв себя в руки и обматерив же себя, он все-таки смог переступить порог. Мидория был бледен, от чего синяки только сильнее выделялись на его нежной коже. Бинты на лице казались чем-то чужеродным, и Катсуки очень сильно желал их убрать, но что-то в голове твердило, что сейчас он не имеет никакого права не то что приказывать, но и просить, своему соулмейту. — Привет, — тихо поздоровался Бакуго, присаживаясь рядом с кроватью, на которой полулежал Мидория и смотрел в окно, повернувшись правым боком к посетителю.- Как ты себя чувствуешь? Но ответа не последовало, поэтому Катсуки стал рассказывать о событиях, произошедших после того, как Изуку попал в больницу. Он все говорил и говорил, пока не заметил, как по лицу Мидории стекают слезы. Что-то в груди Бакуго сжалось, доставляя боль. Он не понимал, почему раньше ему нравилось видеть, как его соулмейт плачет, как ему больно и как он страдает. Однако сейчас все нутро восставало против его слез. — Изуку, прости меня. Я виноват перед тобой. И я клянусь, что больше никогда не причиню тебе боли. Слышишь? — с неимоверной болью в голосе зашептал Катсуки, пытаясь достучаться до Мидории. Но все было тщетно. Ни через день, ни через неделю Изуку не заговорил с ним. Спустя месяц парень вернулся в школу. Там все знали, что произошло, поэтому старались не замечать Мидорию. Некоторые бывшие обидчики попытались вновь поиздеваться над Изуку, но Катсуки не позволил. Теперь он, как и раньше, был всегда рядом с Мидорией, но не обижал того, а наоборот всегда защищал. Бакуго отказался от мечты стать героем и от поступления в UA. Он решил пойти в общеобразовательную школу с полицейским уклоном, как и Мидория. Вместе они стали лучшими учениками этой школы, после колледжа и университета. Они вместе пошли работать в одно отделение полиции, всегда вместе ходили патрулировать улицы и вместе задерживали преступников, которых ловили герои. За время учебы, а после и службы, они познакомились с большим количеством людей. Кто-то был добрым, кто-то не очень. Но все были любопытными, им было интересно, как и когда Мидория потерял глаз, но каждый раз Бакуго грубо сворачивал разговор, иногда даже прямым текстом посылал в пешее эротическое путешествие, не желая лишний раз вспоминать при Изуку то, что он натворил. Ведь ему было неимоверно больно вспоминать о том, каким идиотом он был, как он потерял нечто важное, ведь после того случая Изуку так ни разу и не посмотрел ему в лицо. Только иногда украдкой Катсуки ловил взгляд прекрасного изумрудного глаза, и каждый раз сердце сжималось от боли. Также с того инцидента Мидория перестал улыбаться. Совсем. Уголки губ всегда были опущены, а губы поджаты, как будто Изуку не доверял сам себе, а потому старался лишний раз себя проконтролировать. Даже во сне лицо парня не расслаблялось. И это медленно убивало Катсуки. Однако однажды все изменилось. Точнее, Изуку дал надежду, что еще не все потеряно. В их выходной день Бакуго и Мидория решили провести генеральную уборку в квартире. Так получилось, что Катсуки, как более высокий, полез на табурет, чтобы вытереть пыль со шкафов, но одна ножка не выдержала, и блондин, нелепо взмахнув руками, упал на диван ногами вверх. Как только Катсуки был готов разразиться матами, из дверного проема послышался тихий смешок, который, впрочем, сразу же стих, но и этого хватило, чтобы Бакуго слетел с дивана и, радостно скалясь, подхватил на руки Изуку и закружил того, пытаясь словить взгляд. — Изуку, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня, — в миллионный раз повторил Катсуки, но в этот раз на его признание был ответ. — Простил. Давно уже простил, — прошептал Мидория, еле заметно улыбаясь, но все еще отводя взгляд.