О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Ф.Тютчев, "О, как убийственно мы любим"
...рано или поздно каждый из нас должен проиграть. С этим ничего не поделаешь. К. Кизи, «Пролетая над гнездом кукушки»
Меня разбудила радосная возня снаружи. Лучи, проникая в домик, складывали узоры, играя с сонным воображением. Я полежу с открытыми глазами ещё пять минут. Осознаю, что я жив. Что я здесь. Не один. Поднимаюсь с кровати под хруст позвонков. Пф, старею. До сих пор не привык к морскому воздуху. Слишком солёный. Вдыхаешь - и будто слёзы на губах. Или кровь. Мне снова приснился дурной сон. Мы свободны. "Порок" побежден. Смерть отступила, жизнь ликует. Всё честно. Мы отдали дань уважения мертвым собратьям. Пора подумать всех, кто остался, "поднять моральный дух", так сказать. Мы заслужили этот праздник. Винс давно обещал, говорил: "Нам есть, что отметить. Мы живы, браток". Поэтому сегодня вечером на берегу зажгут девятнадцать костров, будут танцы, песни и суп с мясом. Я вышел наружу. Дети украшали шалашы цветами и лентами. Белокурый мальчик смеялся. Значит, не разучились. Я глубоко вдыхнул морской бриз, дым костра и его смех. Легкие захрустели, как корочка льда. Трудно смеяться, когда хочешь плакать. По привычке, подошел к Камню. Огромный и серый. Величественный и скорбящий. Я каждое утро проверяю имена: все ли кого я знал на месте? А кого не знал? Глупо, наверно. И если долго смотреть на имя человека, почувствует ли это его душа? Тереза, Алби, Чак,...Слишком много имен. Знакомых и не совсем. Это значит, мы многими пожертвовали. Это значит, никто не забыт. Завтра лучше вчера. А сегодня мне всё так же паршиво. Я улыбаюсь потому что так делают остальные. Не хочу выделяться. Грех мне быть угрюмым в такой день. Толпы людей, куда-то спещащих; шум прибоя и стук молотков. Слишком хорошо для разбитого меня. А значит, сейчас случиться что-то плохое. Скорее бы. Не хочу дать надежде и шанс. Если хоть одно её зёрнышко проклюнется в моем сердце, то я уже не переживу ещё одно разочарование. Минхо позвал меня. Всего три слова: "Мы нашли его" и сердце заколотилось о ребра, как птица о стальные прутья клетки. Я знал о ком говорит бегун. Знал и боялся, что однажды придется прочесть его записку, посмотреть ему в глаза и признать, что это конец. А я не хотел признавать. Минхо повёл меня в мед. палатку. Увидев то, что стало с Ньютом, я с криком выбежал вон. Азиат догнал меня и прижал к себе. Я рыдал. Люди смеялись. Я должен был остатся там, с ним. Что-то сделать. Что-сказать. Я должен помочь, должен успокоить, должен спасти...Но убежал, как трус. И сейчас, зарываясь в объятья Минхо, я глотаю скользкий гадкий комок отвращения. В первую очередь, к себе. Не осуждайте меня. Я бы никогда не бросил Ньюта. А это не Ньют. Это затравленный зверь. Он уже не назовет меня:" Томми". Не уверен, что он знает кто это. Кто я. В карих глазах плещется боль и ненависть. А по жилах течет чёрная грязь. Минхо молчит. Он привел меня домой и посадил на кровать. Одним кошмаром больше. Щипаю себя - больно - не сон. - Лекарство... - я потянулся к Минхо руками. Мол, бери мою кровь, мне не жалко. - Уже поздно. Прости. Мы так долго надеялись найти Ньюта. Спасти его. Но всё бессмысленно. Минхо умывается. Меня тошнит. Хочется выйти и закричать недотёпам на улице:" Ньют умирает, я не могу его спасти. Как вы смеете веселиться сейчас?!" Но большинство из них не знает Ньюта. Как и меня. В конце концов, я каждый день проверяю имена на Камне. Помню, скорблю,...завидую, чёрт возьми. Мне надоело тривожиться и бояться. Найдут ли нас шизы? Хватит ли урожая в этом году, чтоб пережить зиму? Если найдут, то я уже не стану убегать. Если не хватит, то я попрошу Минхо застрелить меня. Все же лучше, чем голодная смерть. В соседней палатке Ньют. Шумно и я не слышу его. Но могу представить, как он шипит, рычит, связанный по рукам и ногам, пытается освободиться... Плевать, что всё здесь имунны, никто не захочет с ним возиться, если даже лучший друг сбежал, поджав хвост. Я ударил по столу. Ещё раз. И ещё. Минхо схватил мои руки своей одной и отвёл в сторону. Он думает, я схожу с ума. А мне надоело думать о том, что думает Минхо. Парень наклонился ко мне, опалив дыханием шею и лицо. У него взгляд хищника перед прыжком. У меня мурашки по коже. Я закрыл глаза. Поцелуй пришелся на подбородок. Почти невесомый, как касание бабочки. Минхо тоже закрыл глаза. А затем всё стало размытым; на губах - соль. Только Минхо позволено видеть мои слёзы. Я сжал его рубашку, пачкая алым. Больше не хочу плакать. - Не уходи, пожалуйста. Не уходи... - Я и не собирался, дурачок. Минхо садится рядом и проводит пальцем по губами, вниз, поднимает мой подбородок. И мы целуемся. Долго. Пошло. Страстно. Мне стыдно. Мне хочется большего. Боюсь захлебнуться этими чувствами. Слишком реально для меня. У Минхо сильные руки. Я чувствую как они сжимают талию под футболкой. У него полные красивые губы и завораживающий взгляд. Не смотри на меня так, умоляю. Я тоже не знаю, что творю. Но я знаю, что ты чувствуешь. Потому что чувствую тоже самое. Между нами нет любви. Потому, что мою любовь сожрало пламя, а любовь Минхо - хрипит за соседней стенкой. И, если бы мы могли выбирать, то я бы без раздумий поменялся с Ньютом местами. Но я - чёртов имунн, и мне дарована жизнь, а он умирает за стеной в другой галактике. Несправедливо, я думаю. Я не заменю Ньюта. Можна даже не пытаться. И неважно, что мы с Минхо спим вместе; во сне мы называем другие имена. Минхо повернул меня спиной и вошёл. Больно. Резко. Голодно. Такой горячий внутри, но такой холодный ко мне. Что ты будешь делать, когда я влюблюсь в тебя? Я же просил не оставлять засосы. Бренда неправильно поймет. Ах, да плевать на неё. Целуй, кусай, царапай. Пусть всё знают, кому я принадлежу. Кто никогда не будет принадлежать мне. Я слышу свои стоны, словно со стороны. Его руки сжимают мои бёдра, губы касаются шеи и затылка. В такие мгновения я забываю, что мы не любим друг друга. Как будто у нас может быть будущее. Это ошибка. Нельзя спасти всех. Но я и не хочу. Важен только Минхо. Если он не заслужил спасения, то кто тогда вообще? Мы лежим рядом. Потные. Уставшие. Я слушаю дыхание Минхо. Он слушает людей за окном. Я знаю: он чувствует себя изменником. Легче становится только на чуть-чуть, а затем боль возвращается вместе с чувством вины. Меня обнимают смуглые руки, и я весь в них: запутался, укутался, отогрелся. Почему-то никогда не замечал: у Минхо длинные ресницы. А на лбу морщинка - разве можно всё время хмуриться?***
Мы вернулись в палату. Проститься. Признать поражение. У Минхо револьвер и нервы из стали. У меня дрожат руки и я думаю, что придется сжечь тело. Я вошёл первым. Хорошо, что я ещё ничего не ел сегодня. Минхо стоял не в силах что-то произнести. Пока мы занимались любовью, Ньют перегрыз себе вены. Вечером я прочитаю его просьбу. Я догадываюсь, почему Ньют попросил об этом меня, а не Минхо. Но последнему лучше не знать. Иногда можно лгать. А сейчас - нужно. Я сижу у костра, пока Минхо добавляет новое имя на Камне. Наблюдаю, как бумагу пожирает пламя. Пальцы выводят имена на горячем песке: Минхо-Ньют-Томас-Тереза... Злюсь сам на себя и стираю их ладонью. Вот Минхо остановился и повернулся ко мне. Он хлопает рукой об руку, мол, всё, я закончил. Садится рядом, опираясь на меня: - Томас, не смей умирать. Я не смогу нацарапать ещё одно имя. Только не твоё. - Как скажешь, Минхо. Значит, я не умру. - Даже когда состаришься? - Даже когда стану седым стариком с длинной бородой. - Только не борода. - А что с ней не так? Отрощу себе по пояс такую... - Не смей! - А усы? Усы хотя бы можно? - Томас, я убью тебя. - А кто только что говорил: "не умирай, умоляю"? - Я не умолял. - Да? А я слышал именно это. - Тогда почисть уши. Я хотел ещё что-то возразить, но мне заткнули рот поцелуем. Прости. Я лжец. Я даю невыполнимые обещания. Но разве ты лучше меня, Минхо? Ты тоже не умеешь лгать. Жаль, ведь я почти поверил.