Adventskranz

В тот год они, не сговариваясь, стали готовиться к Рождеству еще в начале ноября. Дориан привез в Бонн набор винтажных елочных игрушек, размышляя, как он сможет объяснить свое внезапное желание Клаусу — такую непонятную прихоть. Но объяснять ничего не пришлось — когда он открыл дверь своими ключами, то обнаружил Клауса дома. Это было редкостью — майор предпочитал оставаться в фамильном замке, когда Эроики не было в Германии. Еще большей редкостью были свободные от работы выходные. — О, какой прекрасный вид, — Дориан остановился в дверях, любуясь на передвигающего мебель Клауса. Тот дернулся, его явно застали врасплох. — Продолжай, продолжай, великолепное зрелище. — Я не думал, что ты приедешь на этих выходных, — виновато произнес Клаус. Он сильно сомневался, что грязный и потный мужчина в домашней одежде — именно то, что хотелось бы видеть его любовнику. Но Дориан лишь усмехнулся и легко обнял Клауса, увлекая в поцелуй, показывая, что да — очень даже хотел, и не только видеть. Позже, вечером, когда они валялись в кровати, Дориан все же поинтересовался: — Ты решил сделать перестановку? — Нет, просто немного передвинуть мебель. — Ты освободил центр комнаты, зачем? — Елка. Скоро Рождество. — Ну, не так уж и скоро. К тому же разве ее каждый год не ставят в замке? — удивился Дориан. — Это другое. — Клаус отвернулся, намекая, что разговор окончен, и вообще он собирается спать. Дориан пожал плечами, решив не выяснять причины столь странного решения Клауса, тем более ему это было на руку. *** Следующую неделю они потратили на то, чтобы украсить дом. Конечно же, для традиционных еловых венков было еще рано, но Дориан ухитрился самостоятельно сделать им замену из еловых ветвей, на которых развесил игрушки. — Что скажешь? — спросил он, окидывая взглядом свое творение. — Мне нравится. Повесь в холле. В субботу они купили сосну. Клаус настаивал на том, чтобы они лично донесли ее до дома и установили, Дориан возражал, ныл и всячески саботировал процесс, но майор был неумолим. И в воскресенье, изрядно поцарапанные и уставшие, они все же умудрились установить ее в зале. — Возможно, следовало выбрать дерево поменьше. — Дориан оглядел огромную сосну, не представляя, как они будут ее украшать только вдвоем. — По-моему, в самый раз. Принеси стремянку из гаража. — Как пожелаете, молодой господин, — поддразнил Дориан Клауса, копируя дворецкого. — Эроика!.. Неделя каникул в Бонне подошла к концу, в понедельник с утра Клаус лично отвез сонного Дориана в аэропорт. Это был чартерный рейс, Дориан летал им и раньше, но Клаус настоял на том, чтобы проводить его до стойки паспортного контроля. Возможно, он просто не хотел отпускать меня домой, обратно в Англию. Кто знает. Дориан посмотрел в иллюминатор на стоящую возле машины фигуру. Клаус отсюда казался таким маленьким. Интересно, о чем он сейчас думает? Самолет дернулся, мерно загудели моторы, Дориан закрыл глаза, засыпая. Они встретятся на Рождество. Осталось немного. *** Дориан вернулся в Бонн раньше, чем планировал — десятого декабря. Повод был безрадостным. Конечно, он мог остаться в своем замке — но ожидание и так было слишком томительным. К тому же его команда своей гиперопекой только подогревала бушующие в графе страсти. Четыре дня он дежурил возле телефона, упорно таская его с собой даже в ванную. Это было особенно неудобно, приходилось следить за тем, чтобы длинные телефонные провода не намокли, пока он принимал душ. Но телефон молчал, и на сердце становилось еще более тоскливо. В среду Дориан не выдержал и отправился в город. Если надо — они перезвонят. С любыми новостями. В этом он не сомневался. Он купил пару рождественских венков, один из которых повесил на двери. Надо бы приготовить себе что-нибудь нормальное из еды. У них еще должна была оставаться паста и консервированный тунец, Дориан помнил, что положил его в кухонный шкафчик. На обеденном столе обнаружился венок с четырьмя свечами. Дориан рассеянно повертел его в руках, не понимая, почему тот лежит здесь. О! Рождественский венок. Одну из свечей явно зажигали. Значит, это был Клаус, никто иной. Дориан тихо рассмеялся. Это так похоже на майора — чтить любые традиции, даже если тот являлся атеистом. Итак, если Дориан правильно помнил, зажигать свечу требовалось в каждую субботу до Рождества. Или же в воскресенье. Он должен точно выяснить, и сделает это завтра же. А пока пойдет в спальню Клауса, наденет его пижаму и уснет в его постели. И не забыть телефон. *** Дориан сидел на кухне, смотря на медленно догорающую третью свечу. Он уже знал, даже если все молчали. Возможно, знал с самого начала, предчувствовал. Думал ли Клаус о том же? Быть может — иначе зачем было готовиться к Рождеству в ноябре — к празднику, который Клаус никогда особо и не отмечал. Он не был удивлен, когда спустя четыре дня в дом приехал агент В на пару с дворецким. Дориан сидел на кухне, в пижаме и халате, и спокойно пил какао, пока эти двое что-то мямлили и не знали, куда деть глаза. Вероятно, они опасались за его разум и психику. Но Дориан воспринял новость совершенно хладнокровно. Они не сообщили ему ничего нового. Какая разница, он и так уже все понял. А подробности его не интересовали. *** Дориан вошел в дом, тот казался мрачно торжественным и тихим. Он так и не зажег четвертую свечу, да и само Рождество прошло как-то совсем незаметно. Нужно было собрать свои вещи до того, как в этот дом придут слуги из Шлосс Эбербах. Знали ли все остальные о том, кто жил в этом особняке, вернее, с кем жил тут майор Эбербах? Какая теперь разница, Дориан не намеревался ни оспаривать, ни подтверждать домыслы окружающих. Без Клауса этот дом был просто домом, у Дориана их и без него было много. Он провел тут слишком мало времени, чтобы привязаться к этому особняку. Дориан поднялся по лестнице в свою спальню. Он никогда не понимал, что это было — дань традициям или природная скромность Клауса — но у них были разные спальни. И Клаус всегда закрывал дверь в свою, если, конечно, спал отдельно. Эроике было и смешно, и как-то грустно от этого. Ему ничего не стоило открыть этот замок — никому не составило бы труда, но ему категорически не нравилась мысль, что Клаус закрывает от него не только дверь своей спальни, но и свою душу. Да, они стали любовниками. Да, Клаус после стольких лет погони просто устал и сдался. Но тот, кто любил в их паре, был он, а Эбербах всего лишь не возражал. В своей спальне он увидел то, что никоим образом не ожидал там увидеть. На стене, от картины с пейзажем до трюмо, была натянута веревка, на которой висели какие-то странные свертки. Дориан несколько минут недоуменно пялился на них, не зная, что подумать. Это было послание? Ловушка? Что? Он подошел поближе. На каждом свертке был наклеен порядковый номер от одного до двадцати четырех. Сами свертки были сделаны из обычной вощеной бумаги и перевязаны бечевкой. «Послание для алфавитов?» — Дориан аккуратно снял с веревки сверток с порядковым номером один, тот был легким. Если это было для алфавитов — то почему в его спальне и без их кодовых имен? Дориан бережно развернул сверток, в котором обнаружилась маленькая коробочка со всемирно известным логотипом. От нее пахло розами. Дориан повертел ее в руках, открыл, понюхал. Так и есть — бальзам для губ. Он редко пользовался подобными вещами — только зимой; в последний свой визит в Бонн он забыл бальзам дома и, кажется, упомянул об этом при Клаусе. Неужели тот запомнил это… а потом? Воображение Дориана помимо воли своего обладателя нарисовало картину того, как майор приходит в магазин — женский парфюмерный магазин — и пытается ответить на вопрос продавщицы, что же точно ему надо. С учетом того, что вряд ли Клаус дарил раньше кому-нибудь такие вещи. Дориан рассмеялся, впервые за эти две недели легко и беззаботно. Боже, это должна была быть поистине великолепная картина — и почему он ее не видел?! Кроме бальзама для губ, в свертке оказалась записка: «Шестая полка, второй ряд, три. Двести пятьдесят. Четыре». Дориан задумался, речь явно шла о библиотеке. Он бывал там раз или два, в основном когда искал майора. — Звучит… интересно. Дориан спустился на первый этаж, прошел через гостиную со стоящей там сосной и повернул направо, в библиотеку. На указанной полке обнаружился Шекспир. Дориан помедлил и все же взял издание на своем родном языке. Открыл указанную страницу. Зачем ты так прекрасна? Можно думать, Что смерть бесплотная в тебя влюбилась, Что страшное чудовище здесь прячет Во мраке, как любовницу, тебя! — Хм, надеюсь, что под чудовищем Клаус не меня имел в виду. — Дориан захлопнул книгу. Что это было — попытка комплимента? Майор настолько заработался, что даже подобную вещь решил сделать с помощью шифровки? Ну, если подумать, это было вполне в его духе. Сказать что-то, ничего не сказав напрямую. Дориан постоял, размышляя, а затем вернул книгу обратно. Рядом был потрепанный томик на немецком. Трудно было представить, что Эбербах мог его читать. Или все же мог? Эроика прихватил книгу с собой, возвращаясь в спальню. Ему хотелось еще раз услышать немецкую речь в этом доме, пусть даже и в своем исполнении. Какая там страница? Перелистывая книгу, он нашел нужный отрывок. Прости меня! Джульетта, для чего Ты так прекрасна? Я могу подумать, Что ангел смерти взял тебя живьем И взаперти любовницею держит. Дориан почувствовал, как холодок пробежался по его спине. В переводе послание кардинально отличалось от оригинала и приобретало совершенно иной смысл. Особенно если знать, кто и кому это писал. Он перевел взгляд на стену. Рождественский календарь — его обычно изготавливали для детей, но иногда и для взрослых. Дориану было сложно поверить, что такой серьезный и черствый человек, как Клаус, будет делать для него что-то подобное. Но вот он, Adventskalender — здесь, висит на стене. Двадцать четыре подарка, упакованных очень в стиле Эбербаха. И послание. Послание, которое мог оставить Дориану только он. Наверное, именно в этот миг пришло осознание всего. Кажется, он потом плакал, затем спал и опять плакал. А затем собрал свои вещи и уехал обратно в Англию, прихватив с собой томик Шекспира и рождественский календарь. Несмотря на протесты Джеймса, он отослал назад все те украшения, что успел подарить ему Клаус. Так же как и не стал вскрывать подарки, лежащие под рождественским деревом. Они утратили всякий смысл. *** Вместо эпилога Каждый год в канун Рождества Дориан позволял себе открыть один из завернутых в цветастую бумагу свертков, как награду за еще один прожитый год. И он не знал, что будет делать после того, как развернет последний.