Первая сказка Гафсы

— Лунная дева, — сказала Гафса, — жила, как и положено, на Луне. Была она... — Луна? — деловито уточнил маленький Хомса. — Лунная дева, — дёрнула носом Гафса. — Не перебивай. Была она белой как снег, с волосами до пола, с глазами золотыми, как луна в тёплых странах. — А почему, — снова встрял Хомса, — на юге она жёлтая, а тут серая? — Потому-то, — недовольно буркнула Гафса. — Ты мешаешь слушать остальным. Остальные, по правде сказать, не слушали. Хомсин братик залез под кровать и играл в пещеру муми-троллей, лесные малявки уже спали прямо перед камином, а сестра Мюмлы так увлечённо вязала чулок, что из-за стука спиц едва ли слышала рассказ Гафсы. Хомса слушал, потому что любил страшные истории, а эта обещала быть очень страшной. Такую приятно будет вспоминать перед сном — чем страшней, тем уютней прятаться под одеялом и слушать стук веток по оконному стеклу. — Рассказывай. Я не буду перебивать. — На Луне было не так уж плохо жить, скажу я тебе. Там хватало пещер, ветер дул редко, а из облаков получались хорошие перины. В одной из пещер, на самом дне, было озеро. Глубокое, чёрное... как будто из смолы. Лунная дева иногда приходила к этому озеру и заглядывала туда, но в гладкой чёрной поверхности ничего не отражалось. — Даже потолка пещеры? — уточнил Хомса. Гафса не ответила: — Но однажды, когда Лунная дева заглянула в черноту озера, она увидела там человека на пантере. Человек был в высокой шляпе, а пантера ступала прямо по воздуху. Хомса хотел что-то спросить, но Гафса нахмурилась и шлёпнула лапкой по ручке стула. Потому вопрос не прозвучал, и рассказ продолжился: — Человек этот был Волшебником и больше всего на свете он любил драгоценные камни, но тогда Лунная дева об этом ещё не знала. Ей просто захотелось почаще приходить в пещеру с озером, а потом она и вовсе перебралась в неё жить, чтобы в любой момент можно было заглянуть в чёрное озеро и увидеть Волшебника. — А почему он вообще появился в озере? — оторвалась от вязанья сестра Мюмлы. — Откуда мне знать? Так мне эту историю рассказала бабка. Взялся и всё! — отрезала Гафса. — И Лунная дева часто на него смотрела. И мечтала ещё, чтоб он прилетел на Луну на своей пантере. А он всё не летел, потому что думал, что на Луне нет не то что драгоценных камней, а вообще ничего нет. — А они там были? — спросила сестра Мюмлы. Чулок её уже доставал до пола, а потому она решила бросить вязание. — Были, но только бриллианты. Самые разные — и крохотные, с ноготок на мизинце, и большие — с голову хемуля. — А с Морру были? — продолжила сестра Мюмлы. — Морры тогда не было, — сказала Гафса, — поэтому с ней никто бриллианты не сравнивал. — А... — Не веди себя как Снифф, — строго сказала Гафса. — А кто такой Снифф? — спросил Хомса. — Вырастешь — поймёшь! — разозлилась Гафса. — Или вы слушаете, или идёте спать. — Слушаем, — хором сказали сестра Мюмлы, Хомса и ещё две малявки, которые проснулись, когда Гафса зарычала. — Бриллиантов там была целая куча, но Волшебник любил рубины. И тогда Лунной деве пришла в голову идея: а если выкрасить бриллианты в красный? Может, тогда он прилетит на своей чёрной, как вода в озере, пантере? Лунная дева накинула на плечи серебристое облачко и отправилась собирать бриллианты. Она набрала их целую гору и разложила вокруг чёрного озера. Самый большой бриллиант она положила на возвышение, и он лучился, словно маленькое солнышко. Камни так чудесно сияли в полумраке, но вода озера оставалась непроницаемой для их света. — Какой-какой? — пискнула самая крохотная малявка. Она была такой маленькой, что получаса сна ей хватило, чтобы отдохнуть. И она присоединилась к слушающим. — Свет сквозь воду не проходил, — пояснил Хомса, потому что Гафса надулась и замолчала. — Рассказывайте дальше, тётенька. Интересно же, можно ли из бриллиантов рубины сделать! — Краски у Лунной девы не было. Она долго искала её по всей луне, перевернула каждый камешек, заглянула в каждую пещеру. Она нашла ещё одно озеро — совершенно прозрачное и ледяное. Нашла кратеры с лунной пылью и три золотых облачка, из которых можно было бы скроить красивое платье, а потом украсить его узорами из мягких пылинок. Но Лунная дева оставила и облачка, и пыль там, где нашла их, потому что пыль была серой, а облака — золотыми, и в них не нашлось бы ни капли красной краски. Малявка вдруг зарыдала, морща носик и отчаянно всхлипывая. Гафса осеклась и испуганно посмотрела на неё. Хомса нахмурился, а сестра Мюмлы молча протянула ей чулок, в который малявка немедленно высморкалась, и только тогда пояснила, дрожа от чувства страшной вины: — У меня кончилась красная краска. Кончилась! Я могла бы помочь, но... но... я хотела нарисовать мухомор... Сестра Мюмлы погладила её по голове, а Гафса, дёрнув носом, продолжила: — Лунная дева вернулась к чёрному озеру, села на камень рядом с бриллиантом и заплакала. Плакала она очень долго, вытирая слёзы облачком. А те, что она не успевала вытереть, падали на землю и превращались в крохотные бриллиантики. — Ой, — недоверчиво воскликнул Хомса, — это выдумки. — Тихо! — шикнула сестра Мюмлы. А малявка уставилась на свои мокрые от слёз лапки. Гафса великодушно продолжила: — Лунная дева не сразу это заметила. А потом, когда заметила, бросила ненавистные бриллианты в озеро и крикнула: «Ах, почему я не могу плакать кровью?» Тут брат Хомсы выполз из-под кровати и потянулся к чулку. Заметив, что он весь в малявкиных соплях, брат Хомсы заплакал сам. И Гафса завопила: — И тогда она воткнула себе в палец иголку! Брат Хомсы умолк мгновенно. Гафса довольно продолжила: — На землю упала маленькая капля крови. А кровь даже у лунных дев красная, знаете ли. И, коснувшись земли, кровь превратилась в маленький камешек. — Красный, — прошептала сестра Мюмлы. — Красный, — буркнул Хомса, не веривший ни одному слову. — Лунная дева подняла этот крохотный рубин и долго смотрела на него, не веря своему счастью. Она снова ткнула себя иголкой, на сей раз глубже и не в палец, а в запястье, и повертела иглой из стороны в сторону, чтобы сильней расцарапать нежную кожу. Окрылённая надеждой, она не чувствовала боли. На землю упала капля побольше. И стала вторым рубином. Лунная дева поняла, что иголки ей мало, а ножа у неё не было. Пришлось снова отправляться на поиски. Запястье саднило, но она по-прежнему не замечала боли. Какая разница, если теперь она сможет сделать самый большой на свете рубин? Она перебрала все камни, пока не нашла нужный — чёрный, блестящий, с тонким сколом. Этим камнем для пробы она расцарапала себе второе запястье, изо всех сил вжимая его в руку. Острый край легко то резал, то сдирал тонкую кожу, оставляя кровавый след. Брат Хомсы всхлипнул и полез обратно под кровать. Малявка тёрла лапки, как будто это ей их порезали. А Гафса, страшно довольная собой, продолжала: — Густая кровь хлынула на землю и превратилась в большой сверкающий тёмно-красный камень. Лунная дева грустно улыбнулась. Она подумала, что даже если бы она сшила себе платье из золотых облачков, она не стала бы прекрасней этого рубина. Но даже он был слишком мал... Тогда Лунная дева, покачиваясь от слабости, встала на ноги, скинула с плеч серебряное облачко и осталась без одежды. Теперь, когда столько крови вытекло из её вен, она была белей обычного. Волосы она откинула на спину, чтобы и они тоже не мешали. У озера было холодно, но она едва чувствовала этот холод. Может, потому что из-за потери крови она сама стала совсем холодной, может, потому что её по-прежнему грела надежда. — Не надо, — жалобно пискнула малявка, предчувствуя что-то ужасное и невыразимое. Но Гафса была непреклонна: — Лунная дева сжала окровавленный камень обеими руками и направила острый край себе в грудь. Острие вонзилось туда, где сходятся рёбра. Удар получился сильным — камень рассёк кожу и вошёл глубоко в тело, а края его, задев рёбра, оцарапали их. Лунная дева тихонько вскрикнула и упала на землю. Кровь хлынула из раны. Лунная дева лежала без сознания очень долго, она не видела, как кровь стала невероятным, неописуемым камнем, каждая грань которого горела тёмно-красным светом. Сестра Мюмлы потянулась за своим чулком, чтобы вытереть слёзы. Хомса нахмурился ещё сильней. Гафса почесала нос, помолчала немного и продолжила: — Долго Лунная дева пролежала на земле без движения. Но потом она всё-таки открыла глаза. Один только вид рубина придал ей сил. Она поднялась на ноги, завернула бесценный камень в облачко и побрела к прозрачному озеру. Из чёрного не напьёшься, а ей очень хотелось пить, так хотелось пить, что губы стали сухими и в горле тоже пересохло. Камень казался ей тяжёлым, запястья болели, под грудью горела рана, но Лунная дева шла и шла, не выпуская его из рук. Только у кромки прозрачной воды она остановилась и упала на колени. Камень скользнул в воду, и от его кровавого сияния вся вода стала алой. Забыв о жажде, она потянулась к камню, не замечая холода, полезла в воду. — И утонула, — отрезал Хомса. — Нет! — вскрикнула сестра Мюмлы. — Она... она отдала рубин Волшебнику. И он катал её на пантере! — Ни то и ни другое, — заявила Гафса. — Лунная дева нырнула за рубином, она тянула к нему руки, беззвучно плача, и слёзы её смешивались с водой. — А кровь? — прошептала малявка. — Кровь вся вытекла, — пояснил Хомса. — Она нашла его? — с надеждой спросила сестра Мюмлы. — Да, только сильно промёрзла и воды нахлебалась. Сестра Мюмлы выдохнула. Но Гафса продолжила: — Вода эта была холодной, такой холодной, что промораживала изнутри. Лунная дева вынырнула вместе с камнем, отжала воду из волос и села на берегу, обняв колени и надеясь так согреться. Рубин лежал у неё на животе, прямо под раной. Лунная дева не заметила, как заснула. Не заметила она, и как рубин скатился на землю, как руки её, плечи, волосы и всё её тело сначала затянулось ледком, потом слой льда стал толще, скоро уже в согбенном силуэте никто и не узнал бы Лунную деву с её тонкими руками и ногами, с её нежной кожей и мягкой волной волос. Сестра Мюмлы всхлипнула. — Дольше всего затягивалась льдом рана. Потому что она была глубокой и такой пустой, что никакого льда не хватит. Когда на Луне наступило утро, вместо Лунной девы у берега прозрачного озера, рядом с рубином, сидела... — Морра, — недовольно сказал Хомса. — Выдумки это. Малявка всхлипнула. Сестра Мюмлы снова нащупала чулок. — Выдумки, — упрямо повторил Хомса. Гафса была из тех рассказчиков, которых обижало, когда не все восхищались её историями, а потому в ответ на Хомсино недовольство она надулась и решила, что вторую сказку — про Волшебника и как он узнал о рубине — она расскажет какому-нибудь более благодарному слушателю. Хомса выглянул на улицу, где давно стемнело и над домом висела серая луна.