Onee-sama

Пожелтевшие листья пролетают над Академия-Сити, где сейчас, вечером, множество студентов возвращаются с учёбы домой. По дорожкам вряд ли можно найти хотя бы одного человека без формы в обычной одежде. Все весело гудят о своём. И точно ведь, весь этот ажиотаж из-за наступившего учебного года. Старшая школа как-никак, а значит и новые ощущения взросления. Ну, это, конечно, смотря у кого что просыпается в осеннюю пору… Среди толпы шла девушка, выделявшаяся на фоне других. Она была одинока по сравнению с её сверстницами, которые шли либо со своими молодыми людьми, либо с одноклассницами. Собранные в два хвостика красными лентами, нежно-розовые волосы девушки, красиво колыхались на лёгком ветерку. Её глаза неустанно смотрели вперёд, видимо, она была очень увлечена своими мыслями, раз не обращала никакого внимания на остальных вокруг. В этом вечернем море из эсперов, впереди что-то сильно приманивало её взгляд, настолько, что девушка не могла спокойно контролировать своё дыхание пока шла. Она раздражённо размахивала портфелем похожим на папку, и повторяла еле слышно раз за разом: « — Эта мартышка! Да и ещё с сестрицей… Под руку!» — после последнего предложения она вскипела, как чайник, покрываясь испариной. Что-что, а старые привычки редко когда проходят. Эта девушка — Сираи Куроко — кохай «сестрицы», давно наблюдала за ними. Почти с самого начала их пути, когда Мисака ждала Тому из университета, предварительно отпросившись от дополнительных занятий в старшей школе. Куроко знала это, потому что сама хотела занять Мисаку после школы, но теперь просто вынуждена смотреть на это. Сердце девушки предательски замирало именно тогда, когда её сестра впереди весело хохотала от шуток уродливой макаки — Томы Камидзё, крепко сжимая его локоть своей рукой в знак благосклонности к нему. Тут и дураку было понятно, что она счастлива. Стала она такой с тех пор, как, наконец, призналась ему. Её поведение при любом его появлении сменялось на долгий нежный взгляд вместо неожиданных разрядов тока и пронзительного вопля «ТЫЫЫ!», после которого она сама же краснела до невозможности от его тупизны. После признания Мисака часто не отвечала на звонки и сообщения Куроко, поздно появлялась в общежитии, а спать ложилась и вовсе на рассвете, долго ворочаясь. Так что, здесь и такому тупому из всех эсперов в Академграде должно было быть ясно, что она чувствует. По крайней мере, находясь в трёх метрах от них, скрытая другими учениками, Сираи отлично понимала сестру. Они расстались на распутье дорог: она медленно приподнялась на цыпочки из-за его роста (за минувшие месяцы он успел подрасти, как и она) и почти не прикасаясь к щеке, имитировала поцелуй. Он широко улыбнулся, аккуратно приобнимая её за хрупкие плечи в коричневом жакете, и они разошлись как будто незнакомые друг другу. Уж лучше, если бы так и было — подумала Сираи, телепортируясь из места слежения в общежитие.

***

Задыхаясь от дефицита кислорода в комнате, девушка распахнула окно, и кинулась на заправленную постель, даже не раздеваясь. Она только ослабила красный бант на белой рубашке под жакетом, чтобы было легче дышать пока, комната наполняется осенним воздухом. По расчётам сестра должна была вернуться с минуты на минуту. Нельзя выдавать себя на подозрения, но какое ей уже дело? Разве это нормально чувствовать такое? Это чувство посещало Куроко ещё в средней школе, но тогда она давала ему освободиться на Мисаке, а та в свою очередь взаимно шпарила током, не подпуская ни на шаг к себе. И всё стихало до поры до времени, но не в голове у Сираи. Со временем вылить свою аморальную любовь становилось труднее, поэтому она копилась в девушке. Они выросли, но чувства остались… Сколько сейчас Мисаке? 17? А ей всего 16. Разве это нормально чувствовать такое? — подумала вновь она, переворачиваясь на другой бок к стене. Поворот ключа в замке. Мисака тихо вошла в прохладный полумрак. Она знала, что её кохай опять будет спать вот в таком вот виде. Или.… Притворяться? Поэтому также бесшумно она сняла жакет, кинула портфель на кровать, и вздохнула. Брякнул брелок с Гикотой от столкновения с поверхностью кровати, это привлекло внимание Мисаки к открытому окну. Она подошла к нему и услышала нехарактерные для сна звуки — частое сердцебиение. Сразу стало ясно, откуда оно исходит и почему. Скоро прохлада прекратила свой путь в помещение, звук стал слышен отчётливее. — Куроко, — позвала рейлган, взглянув на спину лежащей девушки. — Я знаю, ты не спишь. Ноль внимания, только раскаты в воздухе сильнее грохотать стали. Нет, так не должно быть, это — НЕнормально. Юбка коснулась края кровати подруги, а глаза Микото теперь могли видеть выражение лица Куроки и её взгляд, направленный вникуда, словно они и не видели больше ничего. Тонкие пальцы сестрицы перебирали волнистые нежно-розовые локоны, ещё прохладные от свежего воздуха. Странно, Куроко даже не удивилась, что её обожаемая сестра сидит прямо в считанных сантиметрах от неё и гладит её волосы. — Ты думаешь, я не вижу? — Рейлган перестала трогать волосы, медленно отпуская их. Они упали на плечо, рассыпавшись по нему, закрывая своей длиной повязку правосудия. Куроко совсем не изменилась по сравнению с Микото, у которой теперь не было детского каре. Её коричневые волосы доходили ей до груди, ей очень шло… Мгновенно повязка снова показалась, и, отделявшее их расстояние, сократилось — их лица, чуть ли не столкнулись. — А что я могу сделать? — тихо спросила Куроко, закрывая ладонью половину раскрасневшегося лица, окончательно поднимаясь, — я не могу помешать твоему счастью ради своего собственного блага, сестрица. — Улыбнулась она, томно глядя в карие глаза. Давненько она не видела столько волнения и в то же время заботы в них. Мисака сидела, сложив руки на коленях — она собиралась с мыслями. Она знала, что, возможно, Куроко всё видела и знает о их отношениях с Томой. Может даже Микото винила себя за неосторожность. — Я всегда знала, что ты влюблена в меня и старалась разделить это чувство на дружбу. Я думала это пройдёт, но нет, не прошло. Возможно, я не смогу до конца тебя понять, но позволь унять твои страдания. Мне, правда неприятно видеть твой упадок сил во всём и в усвоении школьной программы и с ответственностью в правосудии. — девушка взяла руку Сираи, пытаясь тем самым приблизить её к себе. Зря — она не далась, пылая огненной краской. — Спасибо, сестрица… Спасибо, что всё это время помогала мне переносить эти мысли. Мне жаль, что ты не сможешь понять меня и принять мои скрытые чувства к тебе, но я счастлива, что ты хотя бы замечала их. — Сираи незаметно пододвинулась к краю кровати. Она пыталась говорить в то время, когда внутри себя боролась с внутренней горечью неразделённой любви, потому что Микото совсем стала забывать её и Куроко не знала что сейчас сказать… — Настаёт тот самый момент, когда я больше не могу сдерживать это у себя в голове ни морально, ни физически. — Прости, сестрица, но

я люблю тебя!

Мисака Микото застыла на месте, ограждённая руками Куроко. Её бёдра были стиснуты с двух сторон ограждением из рук. Она не могла пошевелить ни телом, ни губами, потому что сейчас они невольно были не в её распоряжении. Перед её лицом застыло такое знакомое выражение лица: закрытые глаза и наивная улыбка до ушей. Сколько раз она пыталась это сделать, в шутку или нет было непонятно, но сейчас всё встало на свои места. Они обе хорошо понимали, что пришёл конец детским играм, надо что-то с этим делать. Нельзя так безрассудно смотреть на слабость другого к тебе на протяжении долгого времени. Слабый электрический ток прошёлся по телам двух девушек, сладкий осадок от первого поцелуя ещё нежно отдавался послевкусием на языке. — Как ты выросла, Микото…