Я жду тебя.

А что если у меня кто-то появится? Что если я найду человека, который будет меня любить? Обида, злость, ревность, безразличие, что ты почувствуешь, братик? ****** Антон не помнит, когда всё это началось. Может после того, как Смолов поймал его возле раздевалки, нагло прижав к стене. Может после того, как купил ему мороженное со словами «не порти мне настроение своим ебалом». Или когда забрал его из очередного бара, при этом приговаривая, что он больше никогда не свяжется с чёртовым Антоном Миранчуком, у которого разбитое сердце на пару с жутким перегаром. Связался. Фёдор не дурак и прекрасно понимал, что всё это не по-настоящему. Он бы никогда не смог заменить Антону брата, к которому у младшего была не совсем здоровая любовь. Федя понимал и позволял собой пользоваться, ведь как тут устоишь, когда на тебя смотрят, будто ты ёбаное сокровище. Когда произносят еле слышное «Фееедь, пожалуйста». Так умел только Антон, чёрт бы его побрал. Но он не жаловался, нет. Ведь куда приятнее просыпаться в обнимку с кареглазым парнем, чем в одиночестве смотреть на утреннюю Москву, попивая кофе. ****** Антон никогда не слушал рассказы брата о своей девушке, о том, как они счастливы, куда собираются лететь отдыхать и сколько же стоит очередное платье брюнетки, ведь если бы он хотел причинить себе боль, то просто напросто записался бы на бокс. Зато всегда рассказывал о них с Федей, пытаясь надавить на брата, расстроить, заставить ревновать и почувствовать всё то, через что приходилось проходить Антону. — Ты к нему собираешься? — с какой-то обидой в голосе спросил Алексей. — Даже если к нему, то тебе какое дело? — младший знает, что брат злится, когда он проводит время с Федей, но всё по-честному. У него длинноногая брюнетка с ужасным чувством юмора, а у Антона Смолов с аллергией на нормальное проявление эмоций. — Тош, я думаю вам не стоит общаться. Он, он сломает тебя, слышишь? Он другой. — Да, он другой, грубый, эгоистичный, до одури самовлюблённый, но он всегда рядом, понимаешь? — рычит Миранчук, — Он рядом, когда мне плохо, когда хорошо. Когда ты кувыркаешься с ней, выключив телефон и совсем забыв обо мне, когда вы летите в ебаную Барселону, ведь «о боже, она никогда не была в Испании». Всегда. — Мне правда жаль, — говорит Лёша, виновато опустив глаза. Он раскаивается и хочет успокоить брата, но понимает, что может сделать только хуже. — Нет, тебе не жаль. Ни капли, я уверен. Если бы это было так, ты бы всё это прекратил. Перестал бы бегать от меня к ней, творить хуйню и каждый раз извиняться, — младший был на грани. на данный момент он представлял из себя ядерную бомбу. неверное движение и всё, конец, — Знаешь, о чём я жалею? Я безумно жалею, что дал слабину и влюбился в свою чёртову копию. Я проклинаю тот день, когда она появилась в нашей жизни. Хотя, если не она, то была бы и другая, да? Ты бы никогда не смог ответить мне взаимностью, ведь я просто больной придурок, однажды поверивший в твоё «навсегда». — Антон, я. — Ты мудак, Лёш, — заканчивает младший и тут же вылетает из квартиры. Как же сейчас хочется крушить всё на своём пути, стирая костяшки в кровь, заменить душевную боль физической, лишь бы не чувствовать всё это. Но вместо этого Антон садится в машину, печатает сообщение Смолову о том, что скоро будет и жмёт на газ. Ведь так легче, легче гасить чувства к собственному брату с помощью человека, которого ты несколько месяцев назад даже не знал. Легче, ведь Федя всегда поймёт и поддержит, в миг станет спасательным кругом, который просто жизненно необходим во время шторма. Снова и снова соберёт разбитое сердце по кусочкам и подарит надежду на завтрашний день. Но вот о том, что переживал сам Фёдор, никто даже и не думал. Ведь он кремень, который никогда не говорил о своих чувствах на прямую. Он помогал, выслушивал, вытирал сопли и всегда давал наставления. Запрещал Антону курить, ссылаясь на то, что он всё-таки спортсмен. Забирал пьяного из клуба и крепко-крепко обнимал, боясь, что однажды молодого человека просто не станет. [если это не есть любовь, то в неё я верю в последний раз] Федя: Жду. 23:16. ***** я хочу чтоб ты знал и, наверное, всё-таки помнил я тебя жду через год, через два, или, может, даже во вторник я и вечность, пожалуй, смогу полусонного, пьяного, дикого, говорящего ерунду, беззаботного или разбитого, я любого тебя приму.