Рядом

Юля раздирает глаза, морщась от крика петуха. За окном светлеет. День вступает на трон, оттесняя сестру Ночь. Юри говорит так, кажется. Пока закипает алюминиевый чайник, Юля успевает сбегать во двор и дать еды скотине. Жить одной в деревне сложно, но Юля ни за что не уедет отсюда. Города осточертели своими смогом, шумом и одиночеством. Животных у Юли немного: одна корова да с дюжину куриц, не считая петуха. Животных на мясо Юля не держала, зарубить не сможет, а помощи просить не хотелось. Возвратившись в дом, Юля выключила полупустой чайник, проверила, сколько ещё газа в баллоне и вытащила из холодильника вчерашние пирожки. Электричество к ним давно провели, а вот с газом тянули. Пирожки были холодными, капуста перетушенной, а тесто обычное. Совсем не такие, как делал дедушка. Юля отогнала воспоминания, как корова назойливых мух. Поев, Юля бегом выскочила на улицу. Пастух как-раз проходил мимо, ведя стадо соседских коров на выгул. Пристроив к ним свою Тигру, Юля пошла собирать куриные яйца, позабыв умыться. В курятнике было ещё совсем темно, а света здесь не было. Юля суеверно постучала по дереву, как учила Юри. Пахло помётом и сырым деревом. От постоянных дождей доски могли начать гнить, но зато не было нужды поливать грядки. Курицы-наседки кудахтали громко и недовольно, когда Юля доставала из-под них тёплые яйца. Дел сегодня почти не было. Вымыть пол, приготовить суп на обед и ужин, ещё раз покормить кур, прополоть грядку капусты и всё, можно идти к Юри. Плисецкая вздрогнула. Лет пять назад, живя ещё в городе, она за неделю меньше делала, а сейчас… Юлины руки были все красные, в мелких мозолях и царапинках от крыжовника, под глазами намечались синяки от раннего подъёма, волосы из аккуратного каре превратились в куцую косичку, а кожа шелушилась. Ничего, подумала Юля, это не смертельно, и отправилась к колодцу. Воду им тоже не провели, не было надобности. Старый колодец скрипел на всю улицу и грозил развалиться в ближайшее время. Горячая вода в тазу щипала руки, а Пума, соседская кошка, забредающая к Юле, игралась и пыталась поймать тряпку. После такого мытья пол чище не стал, но Юле идеальная чистота и не нужна. Всё равно в тапочках по дому ходит. В гости заглянула Бексула и притащила с собой ягодный пирог. Она тут жила с огромной семьёй, человек девять, выходцы из Казахстана. Юле Бексула нравилась. Она добрая, сильная, молчаливая и может помочь, даже если Юля не просила. Они просидели с полчаса за чаем и пирогом, а потом разошлись по своим делам. На прощание Бексула по-особенному сжала кисть Юли, но та сделала вид, что не заметила. Лучше так, чем ненароком обидеть. Обедать было рано, пирог забил голод. Юля вышла на улицу и добрых два часа ползала между грядками, тщательно выдирая сорняки, маленькие и крупные, с цепкими корнями и легко отпускающими землю, как сказала бы Юри. Земля была влажной и забивалась под ногти. Мяса в холодильнике не завалялось. Юля просто кинула в воду пару изрезанных клубней картошки, натёртую морковь, свеклу и лебеду. Всё равно кроме неё никто есть не будет. Главное не забыть посолить и добавить укропа. Она вынырнула во двор, добавила курам пшена и воды, заодно сполоснула Тигрино корыто. Обедать Юля пыталась медленно, чувствуя вкус, как учила Юри, но ей это быстро надоело. Наскоро дожевав чёрствый хлеб, Юля начала собираться. Запоздало умылась, переплела косу, вместо домашнего халата одела простые, но опрятные юбку со свитером и придирчиво осмотрела себя в потемневшем зеркале. Волосы не лежат, топорщатся, одежда застиранная, лицо серое. Красавица, нечего сказать. Только глаза и подбородок нормальные. Юля развернулась и вышла на улицу. Как назло, пастух сегодня филонил и привёл стадо в деревню раньше. Пришлось задержаться и подоить Тигру. Руки заболели от работы. Полведра тёплого парного молока Юля оставила на кухне, за пару часов не испортится. Она направилась в сторону леса, скрипнув калиткой. К ней привязалась было Мака-чин, соседская собака, но Юля отогнала её. Собаки — не кошки, Плисецкая их недолюбливала и побаивалась. Сосновый бор шумел и раскачивался. Песок забивался в потёртые туфли. Вся округа пахла душной смолой. Сердце Юли дрогнуло, будто она возвратилась домой. Юля скользила по чаще, привычно огибая деревья и пни. Минут двадцать по самой чаще, цепляясь одеждой за ветки и сосновые иглы, и наконец небольшая полянка. Юля с наслаждением села на расчищенную от игл и шишек землю. Сегодня её ждали. Как, впрочем, и всегда. Среди деревьев мелькнула фигура и растворилась. Юля улыбнулась открыто и радостно, сразу сбросив последние несколько усталых лет. Юри. Юри была кем-то средним между нимфой и лешим. Точного названия в людском языке ей не было. Она не покидала леса, взращивала новые деревья и знала тут каждую колючку. Юри вышла на поляну, едва касаясь песка босыми ступнями. Длинные чёрные волосы, тонкая загорелая кожа, накидка из тончайшего шёлка, совиные перья за ухом. Юля и в подмётки ей не годилась. — Здравствуй, — сказала Юри. Голос у неё был высокий, мелодичный, — Ты сегодня рано. Я так рада! — и улыбнулась широко и светло, будто маленький ребёнок. — Привет, — Юля неловко прочистила горло, — Сегодня дел немного. Я ещё раньше могла прийти, но Гоша рано коров привёл. Пришлось доить. Юри подошла ближе, села рядом и поднесла к лицу Юлины руки, сжимая в своих. Принахмурилась и поцеловала каждый пальчик. Юля зарделась, как девица на выданье, и спрятала глаза. Юри звонко хихикнула. Обычно они просто сидели на поляне, либо доходили до крохотного озера, если там не было людей. Гулять по лесу было проблематично: через непролазные чащи Юля пройти не могла, а Юри чуралась протоптанных тропок. Сегодняшний день не был исключением. Юля и Юри говорили, но больше целовались. Юле хотелось большего, но этого они позволить не могли. Пока. Когда на улице совсем стемнело, Юри завела привычный разговор. — Оставайся со мной. Навсегда, — просила Юри. — Я не могу, у меня курицы и корова, — пыталась отшутиться Юля, отводя взгляд. Юри мрачнела, но неизменно провожала до края леса. Юля быстро целовала её, нежно обнимала, гладила по волосам и уходила. На следующий день Юри снова ждала Юлю. Дорога домой казалась дольше, чем в лес. Из-за темноты или из-за нежелания уходить — Юля не знала и старалась не думать. Идти было сложно, ноги вечно спотыкались обо что-то, громкие звуки пугали. Юля чуть не прошла мимо родной окосевшей калитки. Плисецкая дала воды корове, подсыпала зерна курам и налила молока Пуме, снова ошивающейся здесь. Дома разогрела безвкусный суп, заела его куском домашнего сыра и затопила печь. Ночами уже холодно. В доме было темно также, как и за окном. Завтра Юля согласится. Нужно только сказать Бексуле, чтобы позаботилась о скотине.