***
— Пак Чанёль! Ты неповоротливый идиот! Ты оставил в умывальнике мокрую тряпку, чтобы, видимо, она сгнила, и теперь по всей квартире воняет плесенью! Атакованный у дверного проёма Чанёль усмехается, а затем с громким хлопком закрывает дверь позади себя. На глаза ему попадается миниатюрный парень, яростно кричащий на всю квартиру. Его руки лежат на округлых бедрах, худые ноги согнуты в коленях, а пальцы на ногах поджаты. — Привет, дорогой! Я дома! — подшучивая, голосит в ответ Пак, но его парня это ни капли не веселит. — Чанёль! Я палю на кухне и в спальне свечи уже три часа, и всё ещё чувствую запах той мокрой тряпки! Чанёль принюхивается и пожимает плечами, а затем разувается. — Серьёзно? Я чувствую только запах яблока и корицы. Рука Бэкхёна неуверенно падает с бедра, и невысокий парень тоже принюхивается. — Да… Сейчас уже лучше пахнет… Но проблема в том, Чанёль, что я месяцами тебе говорю перестать оставлять использованные тряпки в умывальнике. Квартира-то небольшая, и это антисанитария! Можешь послушаться меня хоть в этом? Чанёль изо всех сил старается сохранять на лице серьёзное выражение, пока опускает на пол гитару и двигается в направлении стоящего перед ним мужчины. — Я абсолютно точно должен. Я должен выкрутить тряпку, расправить её и повесить сушиться, — произносит он, оборачивая руки вокруг Бэкхёна и опуская на него глаза, в его взгляде читается что-то, что можно описать как снисходительная любовь. — Ты не воспринимаешь это всерьёз, — рычит Бэкхён, повернувшись в кольце его рук так, чтобы не смотреть ему в лицо. — Я абсолютно серьёзен, малыш. Я действительно очень… — наклоняется он, чтобы провести губами по краю уха Бэкхёна. — … серьёзен прямо сейчас… Бэкхён поддаётся прикосновению, откидывая голову назад, чтобы дать мужчине больше доступа для прикосновений горячего языка и мягких поцелуев в ободок чувствительной кожи за ухом. — Ты никогда не серьёзен… — слабо даёт отпор Бэкхён, его плечи деревенеют под гортанным смехом Чанёля. — Я всегда серьёзен, когда это касается тебя, Бэкхён. Бэкхён хватает руку Чанёля, удерживавшую его вокруг талии, и вдавливается всем весом в грудь мужчины, сдаваясь его послеполуденному обольщению. — Тебе даже убийство сойдёт с рук, — низко и соблазнительно рычит Бэкхён, а Чанёль использует этот момент капитуляции, чтобы развернуть своего парня для надлежащего приветствия и поцелуя.***
Чанёль совершенно забывает о клочке бумаги, который он утром оставил у входной двери. Он каждый день забывает обо всём на свете в момент, когда покидает квартиру, больше смахивающую на подземелье, до тех пор, пока не возвращается. Потому что, как только он выходит из своего жилища, время возобновляет свой ход и снова замирает, как только Пак возвращается. Но единственное время, имеющее хоть какое-то значение, это долгие часы, которые он проводит, погружённый в темноту, ожидая, когда ему придётся встать и снова отправиться на работу. Поэтому у Чанёля и происходит временная потеря памяти, когда он, вернувшись домой, выходит из лифта и видит перед дверью коробку. Быстро стирая из головы события прошедшего дня, парень снова возвращается в свое привычное угрюмое состояние. «Посылка Минсока… так», — пару секунд пытается сообразить он, что же это за посылка, а затем кивает самому себе, подтверждая собственные мысли. Он поднимает коробку, чувствуя, как её содержимое сползает на другую сторону при движении. Чанёль зажимает посылку под рукой и открывает дверь, приветствуя манящую темноту, ставшую такой болезненно привычной. Первые несколько недель тишины можно сравнить с внезапно зазвонившим телефоном, на другом конце провода которого раздаётся лишь молчание. За ними последовало несколько недель блаженной свободы. А потом всё вылилось в растущую с каждым днём паранойю совершенно изолированного от внешнего мира человека. Их друзья не становились на чью-либо сторону, но всё равно как-то сами по себе отдалились. Ему больше никто не звонил с просьбами помочь в паре дел, видимо потому что и пары у него теперь не было, и из-за этого ситуация становилась только хуже и хуже. Пинком отрывая дверь, Чанёль сбрасывает с себя ботинки и аккуратно кладёт гитару на твёрдый деревянный стол. Это новая гитара. Старая сломалась, когда Пак швырнул её в стену, проломив этим трещину в задней части корпуса, а всё оттого, что его тогда поглотила ярость нежелания хоть куда-то вылезать из собственной постели. Ярость, как и изоляция, побочный эффект расставания. Он подбрасывает коробку и направляется к стойке, где хватает зажигалку и поджигает ею фитиль свечи. От неё больше не исходит никакого аромата, но переливающийся свет выпускает из груди Чанёля напряжение, позволяя ему не включать ослепляющий искусственный свет. Он готовит себе сэндвич из консервированного тунца и нескольких листиков салата, положив их между двумя кусочками хлеба. Пять минут, чтобы приготовить, и пять минут, чтобы съесть. Никаких тарелок. Готовка быстрая и беспорядочная, крошки белыми пятнами устилают всю стойку — это остатки тысяч вечеров, проведённых за одним и тем же занятием. Теперь некому сказать ему прибраться за собой. В любом случае его всегда это мало волновало. Он швыряет пустую консервную банку от тунца в мусорное ведро и медленной походкой движется в сторону ванной. Спустя некоторое время, когда Чанёль уже собирается погасить свечу и запереть дверь, он вдруг вспоминает о полученной посылке, оставленной на стойке и снова забытой. Он хватает коробку и пару раз переворачивает её. Рукой Пак пытается нащупать внутри письмо или что-то вроде того, чтобы понять, что это за посылка, но там ничего такого не находится. Он откладывает незаполненую карточку для обратного адреса и начинает перебирать кассеты, при этом обращая внимание на приклеенные на них стикеры, на которых чёрными чернилами выведены даты. Чанёль кладёт их обратно. — Что это за чёрт? — рычит он и отталкивает от себя коробку, закатывая при этом глаза, ведь внутри нет ничего, что подсказало бы ему о назначении этих кассет. Он направляется в спальню и валится на свою половинку кровати. О чём, чёрт побери, думал Минсок, отправляя ему коробку, набитую древними кассетами, датируемыми двумя годами ранее. Что за придурок. Сейчас уже поздно ему звонить, но он обязательно позвонит ему, когда проснётся, и отругает за то, что даже никакой заметки не приложил к посылке. Как ему вообще послушать эти проклятые кассеты, у кого вообще сейчас есть кассетный плеер? И что это за даты? Кажется, они разбросаны в течение года, хотя не все символы можно разобрать, а почерк какой-то смутно знакомый. Возможно, это корявые цифры из-под руки Минсока. Но на самом деле, он точно узнал бы почерк Минсока, ведь тот столько раз занимался с ним математикой в колледже. Хотя Чанёль уже многого не помнит со времён колледжа и последующих лет. Например, как он встретил милого бармена, работающего в его любимом клубе, и влюбился в него, как съехался и провстречался с ним пять лет… Чанёль неожиданно подскакивает и садится на кровати. Привыкшими к темноте глазами он смотрит на еле различимое белое свечение двери, в которой отражается луна. Коробка Бэкхёна. Коробка, в которую Чанёль сложил оставленные им вещи, в которых было слишком много Бэкхёна, чтобы хранить их, слишком много Бэкхёна, чтобы выбрасывать. В этой коробке есть кассетный плеер. Но вместе с ним там лежат фото, часы, зубная щётка… Коробка, лежащая на самой верхней полке, как и полка со всяким мусором на кухне, коллекция самых разных вещей, которые бывают нужны только в крайне редких случаях. Даже от взгляда на дверь шкафа, где хранится коробка, даже от мысли о том, что он её откроет, скручивает желудок. Решив, что не стоят эти кассеты предстоящего стресса, он снова откидывается на матрасе, отворачиваясь от пустой половинки кровати. Чанёль закрывает глаза, желая, чтобы его как можно быстрее настиг сон.***
Чанёля совершенно не беспокоит то, что Бэкхён роется по всему дому, он уже привык, что его парень постоянно создаёт много шума. Он, кажется, вечно занят тем, что убирается, перекладывает вещи с одного места на другое, переставляет мебель, разговаривает по телефону, подпевает телефонным играм. Он создает очень много шума во всём, чем занимается. Он создал вокруг хаос, и Чанёль любит это. Он любит его громкий голос, в котором постоянно слышится вызов, он любит, когда он поёт, не попадая в ноты, снова и снова пытаясь, он любит, когда тот ругается, держа в руке устройство, в котором он играет в какую-нибудь игру, и обзывая всяких летающих птичек, известных всему миру как «angry birds». Но в этот день от него исходят чересчур взбудораженные звуки ударов коробок о пол и противный скрип при их передвижении. — Чанёль-а! — зовёт он из соседней комнаты. Чанёль не останавливает игру, продолжая давить на джойстик огрубевшими от ежедневных игр пальцами. Бэкхён подарил ему новую игру, и, как только Пак установил её в свой xbox, он буквально прирос к ней. Бэкхён заходит в комнату, проводя одной рукой по волосам, а вторую уперев в бедро. — Чанёль-а, я не могу найти «Красавицу и Чудовище», — говорит он, звуча при этом действительно обеспокоенным судьбой пропавшего фильма. — Поищи в коробке с DVD, на прошлой неделе ты там всё перебирал по алфавиту. Бэкхён подходит ближе, присаживается на колени рядом с Чанёлем и тянет его за рукав рубашки. — Да знаю я, где DVD. Я ищу кассету. Чанёль поднимает растерянный взгляд и усмехается. — Я выбросил её сто лет назад, когда ты купил DVD. Рука Бэкхёна отпускает рукав Пака и падает на пол, он смотрит на своего парня ошарашенно. — Что? Что-то не так? — Чанёль! Пожалуйста, скажи, что это просто тупая шутка! Он не отрывает взгляда от игры, нажимая на кнопки с невероятной скоростью, полностью поглощённый тем, что происходит на экране. — Нет, я и правда её выбросил. Бэкхён резко подскакивает и мчится к выходу из комнаты. Чанёль даже не успевает заметить, что в его голову запускают подушку. Пак нажимает на паузу, поднимая с пола подушку, и наконец-то отдаёт всё внимание своему парню. — Да что ты так разозлился? — рявкает Чанёль и смотрит на дрожащего парня, стоящего перед ним. — Я разозлился, потому что ты без спроса выбросил мою драгоценную кассету, которая была у меня с самого детства! Чанёль швыряет подушку на диван и поднимает руки, сдаваясь. — Как скажешь! Прости! Ну и на кой-чёрт ты купил DVD, если собирался смотреть кассеты? Бэкхён наиграно закатывает глаза и скрещивает руки на груди. — Ясно же, что из-за дополнительных возможностей. Чанёль снова усмехается, проводя рукой по коротким волосам на затылке. Он опускает глаза в пол, не желая иметь дело с приступом гнева своего парня. — Дополнительные возможности… Ага… — шепчет он, возвращаясь на своё место у телевизора. — Ты просто худший! — Ага, Бэкхён, я самое настоящее чудовище. Вторая подушка, летящая ему в голову, промахивается и приземляется Чанёлю в руки. — Ты не Чудовище! Чудовище хороший. Ты равнодушный и эгоистичный, ты Гастон! Чанёлю не хватило бы терпения продолжать эту игру в аналогии с диснеевскими персонажами, поэтому он решает оставить всё как есть и продолжает играть в приставку.***
— На кой-чёрт ты отправил мне кассеты? — рявкает Чанёль по телефону. — Рад тебя слышать. Не был уверен, переехал ты или нет, но, очевидно, что не переехал. — Кассетные плееры даже б/у стоят долларов тридцать. Что за чёрт на тех кассетах? Минсок прерывается, отвечая кому-то по ту сторону провода, из-за чего до Пака доносятся приглушенные звуки, после которых Минсок прочищает горло и, наконец, отвечает. — Это твои кассеты. — Ага, конечно, я не слушал кассеты с первого класса. По дороге домой Чанёль смотрит по сторонам прежде, чем перейти улицу, и отступает, пропуская велосипедиста. — А вот и нет, Чанёль. Бэкхён постоянно слушал кассеты. На мгновение Чанёль останавливает свой быстрый ход. — Значит, у меня ещё больше причин не слушать эти чёртовы кассеты. Что на них записано, Ким Минсок? Проходит слишком много времени в ожидании ответа, и Чанёль даже относит телефон от уха, чтобы проверить продолжается ли звонок. — Чанёль… Послушай, я не могу тебя заставить. — Верно, поэтому я просто выброшу их в мусорку и выкину из головы даже мысль о приобретении устройства, которое я использую всего раз. — Я не могу тебя заставить. Но очень советую их послушать. Очень-очень сильно советую, Чанёль. Он закатывает глаза и перекладывает телефон в другую руку, вытирая пот с ладони о бедро и отрицательно качая головой. — Не позволяй своему упрямству удержать тебя от чего-то очень важного, Чанёль. Это всё, что я могу тебе сказать по этому поводу. На этих предупреждающих словах Минсок отключается, даже не попрощавшись.***
Бэкхён опирается на сгорбленную спину Чанёля, держа в руках телефон. Оба парня разлеглись на ковре в гостиной, пока Пак играл в xbox. Бэкхён напоминает о том, что приближается их вторая годовщина, на что Чанёль реагирует с неким наигранным воодушевлением и даже издёвкой. — Вау. Два года. Ура. А Бэкхёна, кажется, не сильно радует отсутствие энтузиазма от его парня. Он обречённо вздыхает и прижимается затылком к костлявой спине Чанёля. — Давай сделаем что-нибудь особенное в этом году? — Мы уже в прошлом делали что-то особенное, мы ходили ужинать в ресторан, — отвечает Чанёль, по-прежнему не отвлекаясь от игры. — Нет, я имею в виду действительно что-то особенное. Чанёль ставит игру на паузу и поворачивается, из-за чего разлёгшемуся на его спине Бэкхёну приходится сесть. — На нашу годовщину я могу сделать тебя. С румянцем на лице Бэкхён слегка толкает Чанёля и ещё больше взъерошивает его лохматые кудрявые волосы. — Нет, я имею в виду что-то вроде… Не знаю, что-то очень особенное. Два года — это самый большой срок, когда я был в отношениях с кем-то. Чанёль откладывает джойстик. Пальцами он приподнимает подбородок Бэкхёна, притягивает его к себе и легко прикасается губами к его губам. Бэкхён тянется на прикосновение, подползает чуть вперёд, хватается за плечо Чанёля и утопает в ещё одном поцелуе. — Ты тоже первый, с кем я провёл так много времени вместе, Бэкхён, — выдыхает Пак, крепко держа в руках талию своего парня. — Любой момент для меня особенный, потому что ты особенный. Чанёль валит Бэкхёна на пол, предварительно обхватив его затылок рукой, чтобы тот не ударился. Коленом он раздвигает бёдра Бэкхёна и водит пальцами по нижнему краю его футболки, а затем аккуратно стягивает её, обнажая живот своего возлюбленного. — Я об этом так просто не забуду, только потому, что мы занялись сексом, — предупреждает Бэкхён. — Ах, а мы сейчас занимаемся сексом? Ты этим собирался заняться? Потому что я просто… — Заткнись и заканчивай притворяться, что у тебя не стоит, я вообще-то чувствую твой стояк, ты, задница. Чанёль ухмыляется и крадёт ещё несколько поцелуев в перерывах между высокомерными, но счастливыми улыбками у мужчины, который крепко обхватил руками его шею, не позволяя даже двинуться. — Бэкхён, я доберусь до твоей задницы через минуту. Ты такой нетерпеливый. То, как Бэкхён закатывает глаза, можно было бы посчитать даже игривым, если бы не его непреклонные слова. — Тебе несдобровать, если ты и в этом году подаришь мне что-нибудь слишком обыденное. Занавеска для душа не лучший подарок на годовщину. Чанёль расстёгивает пуговицу на джинсах Бэкхёна и медленно, словно дразня, проводит большим пальцем по выпирающему органу парня. — Но это прозрачная занавеска для душа… Благодаря ей я могу видеть твою миленькую голую попку, когда ты моешься… Бэкхён прикрывает глаза, выгибаясь от таких знакомых прикосновений своего парня. — Тогда это подарок для тебя, — отмечает Бён. — Но тогда я сразу же хочу присоединиться, а если я к тебе присоединяюсь, когда ты голый, то это ведёт к очень даже приятным прикосновениям, а это уже подарок для нас обоих, — подмигивает Чанёль и снова сокращает расстояние между их губами. — Но вообще я просто дразнюсь, я уже купил тебе подарок. Ногами Бэкхён обхватывает бёдра Чанёля и ухмыляется. — Я люблю тебя, малыш, — выдыхает он. Чанёль оставляет в секрете подробности о подарке, зная, что он слишком обыденный, чтобы заслужить за него похвалу. Пока его мозг не замечает подвоха, всё внутри него предчувствует разочарование Бэкхёна. Его собственный беспроводной джойстик пригоден только для одного человека. Поэтому он купил ещё один в надежде, что они смогут больше времени проводить вместе…***
Чанёль пристально смотрит на кучку кассет на кухонном столе, положив рядом с ними старый портативный кассетный плеер. Несмотря на предчувствие, что это просто огромная трата времени, он заталкивает свои инстинкты подальше и начинает перебирать записи. Самая ранняя датируется серединой позапрошлого лета. Это было ужасное время для Чанёля. Бэкхён бросил его, на пару недель он лишился работы, и ему пришлось умолять работодателя нанять его обратно, чтобы не потерять квартиру. Ему приходилось брать в долг деньги у друзей, чтобы оплачивать счета. Именно те времена стали началом его мрачной затяжной депрессии, превратившейся в тоннель без света, ждущего его в конце. Серьёзно, Ким Минсок, должно быть, пытается убить его. Он вставляет кассету и нажимает на кнопку воспроизведения. Плеер при этом издаёт какой-то совершенно древний звук. Первые несколько секунд раздаётся лишь тишина, прерываемая иногда хрипением и помехами старого устройства, никакого дыхания, никаких движений, просто молчание. Чанёль неуклюже падает в кресло, закрывая глаза, практически смеясь. Если Минсок вынудил его купить плеер только ради того, чтобы он послушал пустые кассеты, он выследит его и убьёт. Но почему-то звук помех даже немного успокаивает, как какая-то хаотичная колыбельная, периодически повторяющаяся и умиротворяющая. Только Чанёлю для этого не нужны были эти кассеты, ведь он так и так знает, что от белого шума он успокаивается, и его клонит в сон. И в этот момент слышится какой-то тихий звук, затем шуршание и сопение. — Что за чёрт… — Привет, Чанёль… Услышав своё имя, Чанёль перестаёт дышать. Он останавливает запись и проматывает назад. — Привет Чанёль… Это Бэкхён… Он не слышал своё имя, произнесённое этим голосом, так давно, что на мгновение Чанёлю кажется, что это всего лишь иллюзия, разыгравшееся воображение. Он готов был поклясться, что этот голос навсегда врезался в память, но на записи в его интонации звучало что-то непривычное. Голос Бэкхёна, словно кошмар в ночи, который неустанно преследует его и сводит с ума. И когда он вкушает этот запретный плод, Чанёль осознает, что его жизнь кончена. Теперь он будет постоянно носить с собой портативный плеер и без устали слушать и слушать этот звук, ведь это так успокаивает. Его сердце останавливается в груди, когда Бэкхён, произнеся своё имя, делает паузу. Чанёль проводит пальцами по кассетам, лежащим на столе, и смотрит на написанные на них рукой даты: все из них относятся ко времени, когда его жизнь рушилась. — Я чувствую себя таким слабаком, когда расстаюсь с тобой вот так… но не представляю, как ещё по-другому сказать тебе, что я ухожу, — произносит Бэкхён, на что Чанёль задерживает дыхание и закрывает глаза. Нет. Он не хочет этого слышать. Он не хочет оживлять всю ту боль. Он не сможет пройти через это снова, но искушение услышать этот голос вновь заставляет его замереть на месте. Страх, что он утратит даже эту жалкую возможность слышать этот прекрасный звук, превращает его в параноика, который начинает перебирать в голове все факты. А не упустил ли он что-то? Откуда Ким Минсок взял эти записи? Почему Бэкхён оставил кассеты, связанные с их расставанием, их другу по колледжу, а не отдал их сразу Чанёлю?***
— Нет! Отстань от меня! — Бэкхён пытается вырваться из хватки мужчины, дёргаясь всем телом из стороны в сторону и борясь с крепкими руками своего парня, удерживающими его за предплечья без страха оставить на них следы борьбы. — Я уже собрал вещи! Я ухожу! Чанёль отказывается отпускать его и трясёт парня за плечи. — Остановись! Ты никуда не уйдёшь! Бэкхён бьёт Чанёля по груди своим маленьким изящным кулачком, слабо ударяет по мягкой плоти, пытаясь удерживать внутри рвущийся из его раскрытых уст всхлип. Из-за горячих слёз волосы прилипают к его щекам, губы влажные, из носа течёт, рот раскрыт, но из него не раздаётся ни звука, пока парень пытается вырваться из хватки. Чанёль притягивает его к себе и прижимает к груди, наклоняясь и целуя Бэкхёна в уголок раскрытых губ. — Остановись. Прости меня. Ты никуда не уйдёшь. Ты принадлежишь мне. Остановись, — Чанёль, стараясь оставаться спокойным и хладнокровным, одной рукой гладит Бэкхёна по хрупкой спине, удерживая его на месте, а второй рукой обводит контур его губ. Слёзы Бэкхёна не прекращаются от лёгких поцелуев в щеку, влажных прикосновений мягких губ Чанёля к его солоноватой коже, словно покрытой росой от его нерешительного намерения уйти. Он целует Чанёля в ответ, сжимает в кулаке рубашку своего возлюбленного и притягивает его ближе, сокращая дистанцию. — Чёрта с два я позволю вот так уйти мужчине, которого я люблю… — шепчет Чанёль в перерывах между лихорадочными поцелуями. Бархат языка Чанёля горячими прикосновениями сплетается в единое целое с языком Бэкхёна. Он знал, что не сможет сегодня уйти от Чанёля. — Чёрта с два…? Чёрта с два, Чанёль…? Да ты, чёрт побери, даже не пытаешься приложить хоть какие-нибудь усилия, чтобы эти отношения работали. Ты ужасен… ужасен… — скулит Бэкхён, и падает на колени, утягивая вместе с собой Чанёля. Он удерживает Бэкхёна до тех пор, пока поток его слёз не начинает утихать. Они больше не говорили о том, что произошло в тот день, но упакованные сумки так и остались стоять плотно застёгнутые и готовые к тому, чтобы их в любой момент вынесли за дверь.***
— Говорить с диктофоном… так неловко… но кого я обманываю, я никогда не смог бы сказать тебе всего этого в лицо. Я знаю, ты думаешь, что кассеты своё уже отжили, и, возможно, ты их вообще никогда не получишь, никогда не послушаешь, но мне нужно выговориться. Чанёль ощущает, как гнев, захороненный где-то глубоко внутри, вскипает с каждым словом, в груди разгорается лесной пожар. Но отключать запись тоже не вариант, поэтому приходится терпеть. Он не может понять, зол ли он на то, что так любит звук голоса этого мужчины, или на то, что к нему в руки в принципе попали записи с голосом Бэкхёна. В любом случае он продолжает слушать, в кассете продолжает прокручиваться коричневая плёнка, каждую секунду слова продолжают литься сквозь фильтр динамика плеера, мучительная колыбельная продолжает растворять Чанёля в себе. — По правде говоря, Чанёль, нужно было что-то менять. Мы не были счастливы, нет, совершенно… И ты тоже должен был понимать это. Мы были хорошими друзьями? Да. У нас был потрясающий секс? … Да… Конечно же… Но было ли этого достаточно? Если обе стороны несчастны, то отношения никогда не сработают. Ты променял наши отношения на свои прихоти, которые я должен был терпеть, — прекрасный мягкий голос его бывшего звучит грустным и уставшим. Это не тот громкий голос человека, в которого он влюбился, а всего лишь скорлупа мужчины, который бросил его. Почему, каждый раз, думая о Бэкхёне, Чанёль не помнил этой его стороны? — Почему, Чанёль? Почему ты не боролся за нас? Почему ты ни разу не прилагал усилий ради нас? Чанёль с трудом сглатывает, отпустив голову и поддерживая её руками. Ему кажется, что в любой момент он может просто упасть. — Ёль, я не хотел оставлять всё, как было. Я хотел, чтобы мы были счастливы… Я пытался… Я очень сильно старался… Я пытался разговаривать с тобой, я подсказывал тебе, в какую сторону нужно меняться, я даже позволял тебе выставлять меня полным дураком в присутствии наших друзей, наших семей, когда обещал им всем, что в этот раз ты изменишься. Я клянусь… Я клянусь, что приложил все усилия. Я хотел, чтобы наши отношения сработали, ведь я так тебя любил… И люблю сейчас. Чанёль подрывается и нажимает на паузу. Это пытка. Зачем Ким Минсок вынудил его это послушать? Зачем он подсунул ему эти кассеты, прекрасно понимая, насколько больно Чанёлю будет от них? Он заходит на кухню и поджигает свечу, пытаясь успокоиться после слов мужчины, который больше не принадлежит ему. Но всё же… Чанёль проводит пальцами по пламени, двигая ими слишком быстро, чтобы обжечься, но испытывая на себе судьбу, каждый раз подсовывая собственную кожу под горячий источник света. — Ладно, Ким Минсок, — рычит он, выдыхая, возвращается к столу и присаживается. — Ты всегда говорил, что не нужно пытаться починить то, что ещё не сломалось. Но наши отношения сломались, Чанёль. Мы сломлены, и починить это невозможно. И раз уж я единственный, кто это осознает, значит и мне что-то менять. Должно быть, сейчас ты меня ненавидишь… Верно? Думаю, так будет даже лучше. Двигайся дальше. Двигайся дальше и найди своё счастье. И я тоже постараюсь…***
Тонкие пальцы Чанёля грубо впиваются в бедро Бэкхёна, когда тот царапает голую кожу его податливой спины. Бён хнычет, совершенно безвольный, как тряпичная кукла, под резкими движениями своего парня. Чанёль приподнимает его бёдра вверх, укладывая их на свои плечи и во влажном поцелуе прижимаясь губами к его колену. Запах пота пропитывает всё вокруг, пока они делят на двоих измождённые вздохи в перерывах между чувственным шёпотом, наполненном страстью и желанием. Твёрдый, но словно обвитый бархатом член снова вдавливается в порозовевшую плоть, снова проникает в отверстие Бэкхёна резким толчком. Изящные пальчики Бёна впиваются в кожу Чанёля, царапая короткими ногтями его спину. — Чанёль, — хнычет он. — Ты нормально, малыш? — отвечает Пак, снова прикасаясь мягкими губами к колену Бэкхёна. — Всё в порядке, Ёль. Не останавливайся. Растяни меня ещё раз. Чанёль кивает головой, засматриваясь на нежную попу Бэкхёна, и наклоняется вперёд, чтобы подобрать правильный угол проникновения. Бэкхён стирает со лба застилающий глаза солоноватый пот и трепещет перед мужчиной, толкающимся внутрь него. Сверху него божественное тело, на которое он продолжает смотреть так, словно в жизни никогда не видел ничего более соблазнительного. Бэкхён неловко нащупывает свой собственный член и проводит ладонью по цепочке выпирающих вен, лаская самого себя то вверх, то вниз. На лоснящейся розоватой головке выступают одна за другой прозрачные жемчужинки смазки. Чанёль отдёргивает руку Бэкхёна, заменяя её своей собственной. Он несильно сжимает пальцы на чужом органе, двигая ладонью слишком медленно, из-за чего Бэкхён начинает похныкивать, умоляя о большем. — У тебя такое милое выражение лица, когда я играю с твоим членом, — стонет Чанёль, наклоняясь к своему возлюбленному, чтобы осыпать его поцелуями. — Ты упрощаешь мне задачу, — тяжело дышит Бён, отвечая на поцелуи и запутываясь пальцами в тёмных волосах Пака. — Не останавливайся, Чанёль. — Чёрта с два, ты снова делаешь это милое выражение лица. Повтори моё имя, Бэкхён. — Ч-чанёль… — стонет он, толкаясь бёдрами в руку мужчины, а затем выплёскивает белесую жидкость на пальцы и живот своего возлюбленного. — Боже, ты так сексуально это делаешь, — задыхается Чанёль. Пак устраивается поудобнее и начинает медленно выходить, а затем снова толкается, быстро двигая бёдрами. Смазка со вкусом лесных ягод покрывает набухший член Чанёля и прилипает к бледной коже Бэкхёна. Невысокий парень сжимается вокруг члена своего парня, держась руками за изголовье кровати, а Чанёль рычит, выдыхая довольный стон, и быстрее толкается в узкий анус Бэкхёна, что сопровождается шлепками вспотевшей кожи. Бэкхён сосредотачивается на влажных звуках смазки, и тут к нему приходит осознание. Скользкий пот, липкая сперма и клейкая смазка с ненатуральным запахом — это то, на чём держатся их отношения. Он смотрит на своего возлюбленного, который с последним слабым толчком кончает, выплёскивая внутрь него своё горьковатое семя. Он не может всё так просто бросить. Он не может так просто бросить его. Чанёль опускает бёдра Бэкхёна со своих плеч и медленно выходит из него. Смешанные смазка и сперма по капле вытекают из его приоткрывающегося порозовевшего ануса именно так, как Чанёлю нравится, поэтому он улыбается мужчине, лежащему на спине. — Бэкхён, ты должен знать, что в мире нет никого, кого я хотел бы больше, чем тебя. Так люблю тебя, чёрт побери…***
— Иногда одной любви недостаточно. Этого недостаточно, чтобы быть счастливыми… — хоть он и произносит эти слова, но уверенности в них не слышится. Бэкхён кажется таким нервным, напуганным… Если бы он получил эти записи ещё тогда. Если бы он послушал их тогда, услышал в этом дрожащем голосе неопределённость, смог бы он спасти их отношения? Если бы он услышал, насколько Бэкхёну было больно, смог бы он вернуться, взять контроль над их бесконечными ссорами и отыскать решение? Но они оставили всё вот так. Неуверенный Бэкхён уходит, развернувшись спиной к абсолютно бесполезному Чанёлю. И вот они последствия. Если бы он не был слеп, он бы нашёл способ излечить их отношения, нашёл бы способ удержать Бэкхёна рядом с собой. Может быть, собственная самонадеянность внушила ему мысль, что Бэкхён в итоге всё равно вернётся? Думал ли он, что Бэкхён сдастся и приползёт обратно на коленях, или он знал, что, в конце концов, все его мольбы вернуться будут отвергнуты? — Пожалуйста, не думай, что мне легко это далось. Пожалуйста, не думай, что я перестал любить тебя… То, что я записываю эти кассеты, на самом деле самая эгоистичная вещь, которую я делал за всё время наших отношений. Это самая эгоистичная вещь, которую я вообще когда-либо делал. Но я должен высказаться тебе обо всём, ведь прошедшие пять лет были для меня настоящими… Чанёль, ты любовь всей моей жизни. И расставание с тобой — самая сложная вещь, которую мне придётся сделать. Чанёль прекращает пялиться на плеер, стягивает с себя худи и швыряет на подушку. — Ты любовь всей моей жизни, Бён Бэкхён. — Я уверен, что никогда не смогу полюбить кого-то так, как я люблю тебя. Но любви недостаточно… Наши отношения нужно исправлять, но ты ничего не хочешь менять. Так что это конец. Потому что так не может больше продолжаться. Я должен продолжать жить, и ты тоже, но вместе мы разрушаем друг друга. Я даю тебе свободу оставаться таким, каким ты являешься, и не пытаюсь искать выхода, потому что люблю тебя слишком сильно, чтобы заставлять меняться. Прости… Чанёль прячет лицо в ладонях и качает головой. — Ты, чёртов придурок… Я мог бы начать двигаться дальше… Но, по правде говоря, у Чанёля была куча возможностей начать двигаться дальше, но он намеренно ими не воспользовался, потому что забыть Бэкхёна было бы слишком больно. Под звуки оглушающей сирены будильника Чанёль переворачивается и бьёт ладонью по электронным часам. Под одеялом его ноги переплелись с ногами Бэкхёна. Парень улыбается яркому свету, пробирающемуся сквозь ночные шторы и вдыхающему в комнату запах утра. Аромат тёплого одеяла и испарины, шампуня и утреннего запаха изо рта, удивительный аромат, приветствующий его каждое утро. Он обожал просыпаться с этим запахом, превращая это в свой маленький тайный фетиш. Его возлюбленный прямо под боком. Чанёль впитывает тепло, исходящее от другой половинки кровати, пальцами ног прощупывая прохладную ткань простыней, пока не натыкается на тёплый хлопок. Всё ещё спящий Бэкхён уклоняется от посягательства своей второй половинки, но Чанёлю почему-то это кажется милым и очаровательным. Он тянется к немного изогнутым плечам мужчины и легко проводит по их очертаниям. — Не сегодня, — слышится сонное бормотание Бэкхёна. Но Чанёль не пытается добиться утреннего секса, он всего лишь хочет прикоснуться к мужчине, которого любит так сильно. Этот момент спокойствия, когда Бён спит рядышком с ним, словно мечта наяву, окутанная белоснежным утренним светом. Его кожа на ощупь слишком горячая, его черты лица расслаблены и мягки, они отражают медленно растворяющееся беспамятство. Чанёль придвигается к парню и мягко гладит по его взъерошенным волосам, прижимаясь к бёдрам и тыкаясь носом в шею Бэкхёна. — Доброе утро, Би, — шепчет он. — Я же сказал… Не… сегодня, — отталкивает его Бэкхён, привставая и свирепо сбрасывая с себя одеяло. В этот самый момент снова звенит будильник, словно какая-то сирена, сигнализирующая об экстренной ситуации, отчего в голове Чанёля должна была зажечься мигалка, предупреждающая об опасности, но он зациклен на созерцании слишком очаровательного полусонного и полузлого Бэкхёна. Резко поднявшись с кровати, Бён ступает на пол. На нём лишь небесно-голубые боксёры, облегающие так любимые Паком упругие ягодицы. — Я работал до часу ночи, а ты всё равно разбудил меня, чтобы избавиться от своего утреннего стояка. Какой же ты эгоистичный придурок. Терпеть не могу, когда ты так поступаешь, — бормочет он по дороге в ванную.***
— Эй, Чанёль… Это я, Бэкхён… Слушай, ты такой эгоистичный и невнимательный. Ты никогда не прислушиваешься к моим жалобам, никогда не помогаешь с уборкой, когда я прошу, и твои неожиданные приступы чистоты раз в три-четыре недели не считаются. Я убираюсь каждый день. Так что это нечестно. И, по правде говоря, ты и моешься не слишком часто. Если тебе никуда не нужно, ты подумаешь о том, что не мешало бы помыться только через два-три дня. Чанёль. Это мерзко. Для твоей головы у тебя слишком огромные уши, и, когда ты за рулём, выглядишь, словно летучая мышь из ада. Как же я счастлив, что твоя коробка передач сдохла, и ты теперь не можешь садиться за руль этой смертоносной колымаги… Чанёль снова садится в кресло, скрещивает руки на груди и прищуривается. — Чёрт, Би. Не сдерживайся. Скажи, что действительно думаешь, — бормочет Пак себе под нос, не чувствуя больше себя таким уж идиотом, когда отвечает голосу на записи. — Я… Прости… Я рад, что ты не можешь больше водить эту груду железа… Потому что не могу справляться с мыслью, что из-за неё ты можешь погибнуть. Мне нужно знать, что ты жив и здоров. Мне нужно знать, что ты где-то здесь, что ты жив, и с тобой всё в порядке. Я уже скучаю и не хочу даже думать о том, что ты там один. Я хочу, чтобы ты двигался дальше и нашёл счастье с кем-то, кто не побоится дать такого нужного тебе пендаля. Нечёткий белый шум повисает в воздухе, а расстояние между ними непреодолимо. Голос на другом конце, который давно поменялся. Голос на другом конце, который давно бросил его и начал двигаться дальше. Но, тем не менее, вот они здесь оба: запись и мужчина, запоминающий слова, произнесённые когда-то с тяжким грузом на сердце. — Прости, — шепчет Бэкхён. — Может быть, я люблю тебя недостаточно сильно. Не хочу думать, что только ты во всём виноват. Я знаю, что это не так. Я вечно отталкивал тебя. Я трус и не достоин тебя. Я это знаю. Я даже не смог сказать тебе всё это лично. Но я люблю тебя. Или, может, это просто привычка… Но я не могу быть рядом с тобой таким. Я не… Я не тот, кто тебе нужен. Запись затухает и затем завершается, оставляя после себя новую, жуткую тишину, которая до этого была заполнена белым шумом. — Не ты один должен был всё решать. Ты побоялся сказать мне всё лично, и, наверное, это частично моя вина. Но не тебе решать, хорош ты для меня или нет. Хватит умалять мои чувства. Я сам знаю, кто мне лучше всех подходит. Чёрт побери, Бён Бэкхён…***
— Где ты был? Чанёль мчится с другого конца комнаты, как только порог квартиры переступают ноги выглядывающего из туго завязанного голубого шарфа Бэкхёна, у которого от холода покраснел нос, а щёки покрылись румянцем. Его глаза удивлённо расширяются, когда взгляд падает на нервозного Чанёля, стоящего у двери, словно щеночек, который готов завилять хвостиком. — Даже спустя три года ты встречаешь меня вот так? — Бэкхён, я волновался. У тебя отключён телефон, — Пак делает шаг навстречу к парню и обхватывает ладонями его лицо. — Почему у тебя отключён телефон? Сверкающими глазами Бэкхён смотрит на него несколько секунд и прижимается щекой к щеке Чанёля. — Я зарядку дома забыл, а телефон сдох, — Бэкхён сильнее обнимает своего возлюбленного, а Пак пользуется случаем и с мягким смехом отрывает парня от пола. — У тебя большие неприятности, мистер. Я чертовски сильно волновался. Бэкхён поднимает взгляд на своего высокого парня и улыбается. — Тогда накажите меня, хозяин. — Чёрт побери, именно это я и сделаю. Только после того, как закончу целовать тебя и смогу убедиться, что с тобой всё в порядке. Тем вечером Бэкхён был счастлив, будучи завёрнутым в слои одежды, шарф и шапку, спасая пальцы от холода с помощью шерстяных перчаток. Тощее тело Чанёля склоняется над ним и заставляет сердце Бэкхёна биться в ускоренном темпе. Пак поднимает на руки закутанного мужчину, несёт его в спальню и укладывает на мягкие подушки, лежащие на их кровати. — Наверное, ты чертовски устал стоять весь день… — произносит Чанёль, стягивая с головы парня шапку, взъерошивая его волосы и пронизывая взглядом, наполненным обожанием. — Я люблю тебя, — с дрожью в голосе выдыхает Бэкхён, прижимаясь мягкими чёрными волосами к щеке Чанёля. — Как же я тебя встретил? — Ты не помнишь, как мы встретились? — голос Чанёля звучит даже немного обиженно, но его сразу же успокаивает смех Бэкхёна. — Конечно же, помню, просто… не могу понять, как же мне так повезло. Чанёль валится сбоку на кровать и впивается взглядом в потолок, а затем наклоняет голову, прикасаясь к макушке Бэкхёна. — Знаешь, как всё было? Звёзды посмотрели на нас и увидели, какой ты замечательный, поэтому решили подарить тебя мне и показать этим, что такое настоящая любовь…***
Чанёль держит стопку кассет над мусорным ведром, нога, обернутая в чёрный хлопковый носок, нажимает на педаль, приподнимая этим крышку. Но он не смотрит на кассеты, которые намеревается выбросить, а фокусируется на вещах, которые уже лежат на дне мусорки. Пустой пакет из-под хлеба, наполовину опустошённая консервная банка с тунцом, пустая бутылка. Вещи, лежащие в мусорном пакете, бесполезный хлам, к которому у него нет никаких чувств. От них легко было избавиться. Но Бэкхён… Бэкхён — это не то, что можно так легко выбросить. И вот теперь он колеблется. Он должен взять себя в руки и решить. Чанёль может выбросить кассеты и больше никогда их не увидеть, а может положить в коробку, где хранятся другие вещи Бэкхёна. Но если он решит положить их в коробку, эту коробку придётся достать и открыть, чего он не делал уже несколько лет… Он не открывал её с тех самых пор, как забросил туда все его оставшиеся вещи с малюсеньким лучиком надежды в голове, что однажды Бэкхён вернётся к нему. Но, может быть, самое время открыть её. Может быть, сейчас самое подходящее время. Решив всё же не выбрасывать кассеты Бэкхёна, он опускает педаль мусорного ведра, позволяя крышке захлопнуться, и направляется к шкафу. Чанёль кладёт записи на кровать, открывает дверь и ищет внутри коричневую коробку с поспешно нацарапанной на ней чёрным маркером «Б». Когда его взгляд падает на ту самую коробку, он то сжимает, то разжимает кулаки, набираясь храбрости. Несмотря на его довольно приличный рост, Чанёлю приходится протянуть руку, становясь на носочки. Он хватает коробку и кладёт на край кровати, пялясь на неё пару длинных секунд. Возможно, это даже вредно для его здоровья, но ему нужно сделать этот шаг, ведь прошло уже достаточно много времени. Тяжело вздыхая, он берёт со столика наушники и подсоединяет их к портативному кассетному плейеру. Чанёль хватает следующую по дате запись, вставляет внутрь и нажимает на кнопку воспроизведения. Позволяя белому шуму снова себя убаюкивать. Он настраивает громкость и прикрывает глаза. — Привет, Чанёль… Это я, Бэкхён… — Пак вздыхает и терпеливо ожидает, когда снова зазвучит голос его возлюбленного. — Я переслушал прошлую запись. Она такая беспорядочная, верно? Во мне слишком много противоречий. Прошёл уже месяц с тех пор, как я видел тебя в последний раз. По правде говоря, я думал, ты будешь пытаться вернуть меня. Но ты не стал. Впервые, когда ты решил послушаться моих желаний, именно тогда, когда я захотел убежать от тебя. Наверное, оно и к лучшему. Эй, Чанёль… Чанёль открывает глаза и бросает взгляд на коробку, кончиками пальцев собирая с неё пыль. — В последнее время я так сильно скучаю по тебе, по тому, как мы жили вместе. Я знаю, что это просто такой период, я не говорю, что нам нужно снова сойтись, потому что у нас были нездоровые отношения. Но я так скучаю по всему. По тому, как просыпался по утрам и видел, как ты, сонный, пускал слюни на подушку, скучаю по тому, как готовил нам на кухне завтрак, а ты всегда вертелся позади меня, как хватался за мои бёдра, прижимаясь своим утренним стояком. Прости… Наверное, это перебор… Но именно об этом я постоянно думаю в последнее время. Думаю о вещах, которые принимал как должное, и я знаю, что ты их тоже не ценил, так как было нужно. Давай пообещаем друг другу, что, снова влюбившись в кого-то, не будем принимать как должное самые маленькие вещи. В следующий раз хочу ценить их больше. Лучше ими насладиться. Нужно воспринимать маленькие вещи не как каждодневную рутину. Я понял, что никогда полностью не ценил твои поцелуи до тех пор, пока не поцеловал кого-то другого, — руки Чанёля с силой сжимаются в кулаки, от чего костяшки на пальцах белеют. Его дыхание становится тяжёлым, но Пак старается не заводиться, отмахиваясь от мысли, что Бэкхён может быть с кем-то другим. — Не волнуйся, дурачок. Я сразу же понял, что ничего не получится. Я извинился перед ним и сказал, что не хочу торопиться. Я так ему и не перезвонил. Было всего лишь одно свидание… Хотя это и не важно… Мы ведь расстались, не знаю, зачем я оправдываюсь, словно тебя это касается. Наверно, это потому, что у меня такое чувство, словно я изменил. Прости, Чанёль. Я не готов так просто забыть тебя. Но когда-нибудь я справлюсь с этим. Мы оба будем в порядке. Возможно, я буду думать о тебе ещё пять лет, прежде чем смогу поднять глаза к небу и не увидеть там тебя с улыбкой ярче солнца. Чанёль притягивает коробку, раскрывая её и заглядывая внутрь. Там лежит аккуратно сложенное худи, именно так он оставил его, нестиранным, на стиральной машине. Прижимая к груди пропахшую потом ткань, он вдыхает затхлый запах, в котором ещё остались нотки его одеколона, такого грубоватого и идеального. Запах, который, казалось бы, он должен был сразу же забыть, навевает миллионы воспоминаний об улыбках, смехе, объятиях и мужчине, бегущем к нему навстречу. — Почему мы не постарались остаться друзьями? Думаю, ты тоже задаёшься этим вопросом, так? Мне кажется, это потому, что как только люди влюбляются так же сильно, как мы любили друг друга, пути обратно нет. Потому что, даже когда ты всего лишь пьёшь воду, я буду смотреть на тебя глазами мужчины, который видел тебя обнажённым. Именно поэтому мы не можем стать снова просто друзьями. Потому что всё стало сложнее из-за секса. Но всё в порядке. Потому что, когда что-то становится сложнее, это результат естественной эволюции. Я хотел этого, и ты этого хотел. И однажды мы посмотрели друг на друга и поняли, что будет дальше, какой будет наша жизнь. Я верю в то, что люди встречаются и влюбляются по воле судьбы. Я верю, что люди становятся теми, кем они должны быть, под влиянием других людей. Ты оставил огромный отпечаток на том человеке, которым стану я, и все те трудности, которые я встретил за время наших отношений, сделают меня сильнее. Может быть, в следующий раз я не побоюсь сказать своему возлюбленному, что мы рушим наши отношения, прежде чем станет слишком поздно. Чанёль достает из кармана худи чек и фантик от вишнёвой конфеты и улыбается, разворачивая квиток и пробегаясь глазами по немного выцветшим чернилам. — Бэкхён, ты купил в магазине фильтры для кофе и клубничное мороженое, — шепчет себе под нос Чанёль, мечтательно улыбаясь. — А вдруг это самая большая ошибка в моей жизни? То, что оставил тебя? Я по-прежнему не знаю. Может быть, было бы лучше быть несчастным с тобой, чем счастливым с тем, кто мне важен не так, как ты… Чанёль возвращает чек и фантик в карман и складывает худи. — Нет, Бэкхён… Ты заслуживаешь счастья.***
Мама Чанёля на прощание целует Бэкхёна в лоб. — Я люблю тебя, зятёк! Хорошо кушай и позаботься о моём Чанёле! — просит она. Бэкхён кивает и бежит к Чанёлю, стоящему под зонтом. — Зятёк? — спрашивает Чанёль. — Она сделала мне предложение вместо тебя, а я ответил, что подумаю о браке, как только ты перестанешь быть такой занозой в заднице. Чанёль приобнимает Бэкхёна за плечи и кладёт его руку себе на щеку, прерывая мягкий шёпот поцелуями в костяшки пальцев парня. — И как бы выглядела наша свадьба? — спрашивает Чанёль. — Ну, я был бы невестой, потому что я достаточно для этого хорошенький. А ты был бы женихом, потому что не такой хорошенький, как я. И мы прошли бы по проходу, но только самолёта, а не церкви, потому что мы, в отличие от всех обычных парочек, пропустили бы официальную церемонию и сразу же поехали бы на медовый месяц на Гавайи. — В отличие от всех обычных парочек? Ну да, мы-то точно не какая-то там обычная гетеросексуальная парочка, — усмехается Чанёль, а Бэкхён пихает его локтем в бок. — Я серьёзно. — Через пять лет отношений ты вот так просто сбрасываешь это на меня? Если ты хотел кольцо, нужно было мне так и сказать. Я бы привязал тебя к себе сто лет назад. Бэкхён опирается на руку, обнимающую его за плечи, и довольно прикрывает глаза. — Я уже привязан. Я нахожусь именно там, где хочу быть, рядом с тобой. — Чертовски верно, — говорит Чанёль и притягивает парня к себе для того, чтобы поцеловать в лоб. — Как думаешь, наши отношения идеальны? Чанёль смотрит за тем, чтобы зонт полностью укрывал Бэкхёна, ведь они идут под только усиливающимся ливнем. — У каждых отношений есть свои взлёты и падения. Определённо точно, мы через столько всего прошли вместе, но, думаю, сейчас мы там, где должны быть. И мне хорошо там, где я сейчас, рядом с тобой. Бэкхён сильнее сжимает руку Чанёля, но больше не произносит ни слова на эту тему.***
Чанёль держит в руке последнюю запись. Всё содержимое коробки Бэкхёна аккуратно разложено на одеяле, кроме одной вещи, ещё нетронутой сегодня рукой Пака. Все эти крошечные напоминания о мужчине, которого он любил, облегчают неподъёмный груз, висящий на сердце Чанёля. — Почему даже через столько времени мне становится легче только от того, что прикасаюсь к твоим вещам, Бён Бэкхён? Если уж это не любовь, то тогда не знаю, за что вообще в этом мире стоит бороться. Пятая и последняя кассета датируется полутора годами назад. Телефон Чанёля звонит, поэтому парень снимает наушники и отвечает. — Чондэ, что такое? Мгновенный смех Чондэ заставляет Пака закатить глаза и покачать головой. — Что произошло? Судя по голосу, у тебя хорошее настроение! Ты что, с кем-то трахнулся? — Нет, придурок. Я один дома. — А, понятно тогда, чем ты там занимаешься, шаловливый мальчишка. Ты что, держишь телефон той самой грязной ручонкой? — Чондэ, я не мастурбирую. Я убираюсь. Вообще-то я тут перебираю старые вещи Бэкхёна. Думаю, пришло время. Судя по неловкому вынужденному смешку, эти слова застигают Чондэ врасплох, а Чанёль осознает, что, должно быть, для тех, кто видел, каким Пак был в последнее время, слышать подобное довольно непривычно. Годами он прятался дома, с трудом его покидая. Он был всё это время отшельником, но теперь, услышав голос Бэкхёна, ему кажется, что, может быть, самое время что-то менять. Пытка в виде шести часов его голоса, доносящегося до его ушей, помогла ему вернуться в реальность. Каждая кассета перевернула его взгляд на их отношения с ног на голову, помогла увидеть всё в ином свете. И в словах Бэкхёна есть доля правды. Чанёль не был для него хорошим парнем. Он не боролся за их отношения так, как должен был, ведь был уверен, что Бэкхён всё равно вернётся. — Ладно, тогда не буду отвлекать тебя… от уборки места поклонения Бэкхёну… — посмеивается Чондэ. — Я действительно убираюсь, ты, извращенец. — Ага, конечно. Только помни, что операция при синдроме запястного канала очень дорогая. — Ким Чондэ! — он бросает трубку, прикасаясь к щекам и понимая, что на его лице застыла улыбка и румянец от смущения. Возвращение Бэкхёна в его жизнь вернуло вместе с собой свет, смех, дружбу… Но остаётся ещё кое-что, что мешает поставить точку. Неизвестность… Чанёль нажимает на кнопку воспроизведения. — Привет, Чанёль… Это я, Бэкхён… Я говорил, что не хотел менять тебя, Чанёль. Говорил, что боялся, сказать тебе всё в лицо, потому что боялся изменить тебя. Но, думаю, ты и так изменился в день, когда мы встретились. Помнишь, как мы встретились? Ты изменился, в тот же момент, как мы встретились, ты постоянно менялся ради меня, и я тоже менялся, выходил из-под контроля. Но каким-то чудом ты оставался прежним, медленно меняющимся вместе со мной. Я был не прав, когда винил во всём тебя. Я был не прав, когда обвинял тебя в том, что ты не меняешься. Я просто должен был стараться сильнее. Мы оба должны были. Чанёль улыбается и тянется рукой к последней вещице, оставшейся лежать на дне коробки. Их совместное фото в рамке. Бэкхён с улыбкой на губах смотрит на него, такой неизменный и такой незнакомый. Словно увидев его впервые, Чанёль понимает, что улыбка парня кажется ему такой счастливой. Он с трудом может вспомнить, когда в последний раз Бэкхён так улыбался. — Это и не твоя вина тоже, Бэкхён. Как же мне хотелось бы тебе сказать это, — выдает он, растирая между пальцев пыль. — И я понимаю, почему ты ушёл, даже не попрощавшись. Потому что я тоже не хочу прощаться. Что ты говорил…? Люди встречаются и влюбляются по воле судьбы, верно? — он кладёт рамку обратно в коробку и улыбается. — Весь мой мир вращался вокруг Пак Чанёля. Каждый мой вздох был отражением того, как сильно я беспокоился о тебе, но так не должно быть. Потому что я настолько был в тебя влюблён, что совершенно забыл о себе. В следующий раз, когда я полюблю кого-то… Если я вообще когда-то смогу полюбить кого-то, как я любил тебя… Я обещаю сделать всё правильно. Надеюсь, ты сможешь найти счастье и покой. Навсегда твой, Бэкхён. Чанёль ждёт завершения записи, а затем нажимает на кнопку, чтобы достать кассету. Он смотрит на люстру, висящую под потолком, искусственный свет слишком яркий и ослепляющий. — Навсегда мой, Бэкхён, — шепчет он, стягивая с себя наушники. Чанёль вытаскивает кассету из плеера и кладёт её в кассетницу. Он держит её в руке так долго, что пластику передаётся тепло его ладони, а затем на прощание целует гладкую поверхность и аккуратно кладёт её к остальным кассетам в коробку, закрывая её поверх крышкой в последний раз.***
Той ночью, когда песня сменяется одна за другой, бит танцевальной музыки с дрожью отбивается от стен и буквально сотрясает землю. Пожалуй, Пак Чанёль выпил пива больше, чем нужно, но чувствует он себя просто прекрасно. Его друзья вышли покурить, а он сам не хотел, чтобы его доставали, стреляя последние сигареты, поэтому он незаметно выскальзывает из клуба, чтобы побыть немного в одиночестве снаружи. Отвернувшись спиной к улице, Чанёль подносит ко рту коричневую бумагу фильтра и щёлкает пальцами по красной кнопке зажигалки, из которой вырывается парочка искр. — Ну же… — бормочет он с сигаретой во рту. Упрямая зажигалка пару мгновений отказывается выплёскивать из себя пламя, но затем сдаётся командам большого пальца мужчины. — Знаешь, это вредно… Чанёль поворачивает голову в сторону входа в клуб, где стоит невысокий парень, который расстёгивает пуговицы на закатанных по локти рукавах своей чёрной рубашки, опускает их до запястий и обратно застёгивает пуговицы. Незнакомец даёт пять вышибале и направляется в ту сторону, где стоит Чанёль. Пак медленно делает затяжку и с ухмылкой на губах опускает ресницы, смотря сначала на ноги парня, а затем окидывая взглядом его худощавую, но изящную фигуру. Широкие плечи и узкие, округлые бёдра, выглядящие такими грациозными, но не хрупкими. Он ходячее противоречие, яркая улыбка, завёрнутая вся в чёрное. — Я знаю, что это вредно. — Знаешь, но всё равно продолжаешь курить? — отвечает мужчина, разворачивая пальто, висящее на его предплечье, скользя по нему пальцами. — Я делаю много чего вредного. У меня нет причин, чтобы этого не делать, — произносит Чанёль, смахивая с кончика сигареты пепел. — У тебя есть причины. Чанёль подходит к мужчине и опускает на него взгляд, не понимая, как у одного человека могут быть такие противоречивые черты — он одновременно и мужественный, и женственный. Его узкие глаза обрамляют длинные тёмные ресницы, в нахальной ухмылке изогнуты губы, над которыми можно заметить бледную родинку. Никогда прежде Чанёлю не хотелось поцеловать незнакомца, как сейчас. — И что же это за причины? Он уверенно улыбается Чанёлю, прекрасно зная ответ на вопрос. — Мои причины ничего для тебя не значат, я незнакомец. — Мне бы хотелось это изменить, — Чанёль делает ещё одну затяжку красного Мальборо, выдыхая дым в другую сторону, чтобы не мешать мужчине. — Полегче, чувак, я всего лишь бармен. Можешь оставить свои заигрывания для пьяных девчонок, которые отрываются внутри. Чанёль кивает, взъерошивая прилипшие из-за пота к его лицу волосы. — Лучше скажи, как заполучить твой поцелуй? Румянец на щеках Бэкхёна такой неожиданный, но такой притягательный. — Ну, ты можешь начать с того, что перестанешь пахнуть как пепельница. Чанёль впивается взглядом в его серьёзное выражение лица и ухмыляется. Он отбрасывает сигарету, придавливая её к земле носком ботинка, а затем достаёт из кармана пачку и швыряет её в урну. — Пак Чанёль, твой будущий парень, — протягивает мужчина руку, неожиданно чувствуя волнение из-за такой вспышки самоуверенности. Невысокий парень хватает запястье Чанёля, встает на носочки и оставляет быстрый поцелуй на его губах. — Бён Бэкхён, тот, кто в будущем разобьёт тебе сердце.